- Дудки-лютни-балалайки!.. – Кириан мешком навалился на кровать и оторопело замигал: потрясение обездвиживало получше любой магии.
- Наш древний народ ведет уединенную и созерцательную жизнь вдали от всего, что нас раздражает – городского шума, вони, суеты и их источников – людей и собак, и поэтому о нем мало кому известно, - как ни в чем не бывало, кошха продолжила свой рассказ. – Но вчера вечером, перед тем, как покинуть Гвентстон – да, я посетила его из любопытства, хотя с детства слышала, что оно убивает кошек – и кошхов тоже… Так вот. Вчера вечером я имела неосторожность попасться на пути двух существ, единственное преимущество которых перед нами в том, что они больше, сильнее и умеют плавать. Кончилась эта встреча тем, что я едва не утонула, а одно из них меня спасло. Подробности, надеюсь, ты помнишь, поэтому рассказывать о них не стану…
Кириан кивнул.
- …а скажу только, что по правилам моего народа я теперь должна выполнить любое твое желание.
- Это… как Золотая Рыбка, что ли? – до конца не понимая и не веря в происходящее, менестрель озадаченно припомнил старую сказку.
- Примерно, - усмехнулась в усы кошха. – Хотя между нами есть одно отличие. Золотая Рыбка без разбора выполняла неограниченное количество самых разных фантазий, среди которых попадались и непродуманные, и просто дурацкие. А после этого людям приходилось жить с последствиями – когда ей надоедало возиться и она уходила, даже не махнув на прощание хвостом, что бы ни говорили на этот счет поэты.
- А ты? – забеспокоился менестрель.
- А я… то есть, все кошхи, чью жизнь доведется вдруг спасти человеку…
- А много таких было?
- Судя по тому, что ты, придворный поэт и музыкант, человек, много знающий – для своего вида – никогда не слышал о нас… - кошха многозначительно замолчала.
- Похоже, если ты обречен на везение, оно отыщет тебя даже на кулаке пьяного рыцаря, - всё еще не веря в происходящее – но уже в гораздо меньшей степени, криво усмехнулся Кириан – и спохватился: - Ну так что там с желаниями?
- С желани-ем, - подчеркнуто поправила его кошха. – Предупреждаю сразу: если захочешь схитрить и загадать неограниченное количество желаний, то лишь потеряешь имеющееся.
- И не думал даже, - не слишком убедительно соврал миннезингер.
Гостья красноречиво дернула ухом и продолжила:
- Так вот, о желании. Мы – не какие-нибудь рыбы, жизнь свою ценим, и поэтому за обещания отвечаем. То есть если тебе не понравится то, что ты получил – желание считается не исполненным…
Но не успел бард радостно встрепенуться, как кошха продолжила:
- …и всё возвращается на круги своя. Как было. Короче, тебе мой совет – думай хорошенько. Сэкономишь мое и свое время. А теперь пойдем.
- Куда?
- На кухню, бестолковый, - терпеливо вздохнула кошха.
- Ты будешь готовить мне обед… - быстрый взгляд за окно, - в смысле, ужин?
- Нет, это ты дашь мне молока и рыбы из своего ледника. Кости предварительно выбери. И кстати, я люблю рыбу обваленную в муке с перцем и солью, хорошо прожаренную и политую сметаной. А молоко подогрей. Но чтобы без пенки! И если есть картошка – пожарь тоже. Если нет – обойдусь. Сегодня. Завтра утром сходишь купишь. Но тогда грибы и лук не забудь. Ну и сметану, конечно.
Бард опешил.
- Но… но… это ты должна выполнять мои желания… желание, то бишь!
- Ты его уже придумал?
- Нет, но…
- Ты хочешь, чтобы я умерла с голоду, пока тебя озарит что-то стоящее?
- Нет!
- Тогда не понимаю, чего мы ждем.
Пальцы Кириана разжались, выпуская, наконец, подушку – снова ставшую мягкой, и невидимая сила подняла его с пола, поставила на ноги и толкнула в спину.
- Ступай.
Он сделал шаг – и остановился, уставившись себе на колено.
Менестрель помнил… совершенно точно… почти… что поранил его, а сейчас там не было даже шрама – только разодранная штанина!
- Это я подлечила тебя, - кошха скользнула равнодушным взором по недоумевающей физиономии Кириана. – Вчера. Чтобы ты быстрее шел домой. Тащиться за тобой, мало того, что пьяным, так еще и хромым – никакого терпения не хватит.
- А штаны починить? – обвиняюще уставился на нее бард.
- Это и есть твое желание? – сладко промурлыкала гостья. – Они будут как новые – не отличишь! Тебе понравится.
- Идем на кухню, - хмуро буркнул Кириан.
Кошха, подняв пушистый хвост трубой, с видом генерала, возглавляющего парад победителей, потрусила к столу.
После ужина они уселись на подоконник спальни, поджав ноги и прикрыв их хвостом[7], и с высоты пятого этажа самого высокого дома на самом высоком холме Гвентстона воззрились на зажигавший огни город: Кириан задумчивым взглядом, его гостья – безразличным.
- Ну и как идеи? Появляются? – кошха лениво покосилась на барда.
Тот уклончиво помычал и снова уставился на крыши внизу.
- Среди вашего брата, по моим наблюдениям, популярно желание богатства, - любезно подсказала кошха.
- Конначта хорошо платит – мне хватает, - равнодушно пожал плечами менестрель.
- Так не бывает, - фыркнула кошха.
- Что хорошо платят? – приподнял брови поэт.
- Что хватает, - коротко ответила гостья. – Если тебе хватает денег, значит, ты не знаешь, чего тебе не хватает.
Кириан хмыкнул:
- Не знаю, с какими людьми ты успела тут наобщаться… но мне достаточно всего. Еды я могу купить вдоволь. Вина, эля, сидра, потина… да даже лесогорского плодово-ягодного! – тоже могу купить, сколько захочу. Вернее, сколько смогу выпить – в последнее время это, увы, не одно и то же… Все музыкальные инструменты, какие только увижу, я тоже могу себе позволить, причем самые лучшие. А еще книги, одежду, обувь, хорошую бумагу, дорогие чернила… А что еще человеку надо для полного счастья?
- Дворец, - подсказала кошха.
- Мне не нужен дворец, - пожал плечами Кириан. – Мне нужна маленькая квартирка на самом верху самого высокого дома на самом высоком холме – и она у меня есть.
- Тогда лошади. Ловчие соколы. Собаки, - произнося последнее слово, кошха брезгливо поморщилась.
- Ты когда-нибудь пробовала затащить коня по узкой лестнице на пятый этаж? – хмыкнул бард. – А где он жить здесь будет, ты подумала?
- В спальне, - ядовито посоветовала кошха.
- А я?
- В собственном дворце.
- Но мне не нужен дворец!
- Был не нужен – пока не завел коня.
- Но я не собираюсь заводить никаких коней! И соколов тоже! Зачем они мне?!
- Чтобы завидовали те, у кого их нет.
Кириан скроил презрительную мину:
- Подобная мотивация не является гегемоном моего бихевиоризма. И к тому же я не люблю и не умею ездить верхом и терпеть не могу охоту. Конечно, собаку я бы мог завести… но использовать для этого желание волшебной кошки…
- Кошхи, - холодно поправила гостья.
- Да-да, конечно, - закивал бард.
Гостья одарила его уничижительным взглядом и продолжила оглашать список возможных желаний:
- Ты можешь захотеть титул. Граф, герцог, эрл…
- Король? – ехидно подсказал менестрель.
Кошха на секунду задумалась.
- В принципе, можно и королем тебя сделать – но придется или свергать твоего любимого Конначту, убив при этом всех его родственников, имеющих право наследования…
Миннезингер едва не свалился с подоконника:
- Ты чего, спятила?!
- …или плыть в поисках не открытых еще земель и основывать там для тебя королевство.
- Не-не-не-не-не-не-не! Я пошутил! – истово замотал головой менестрель. – Не надо никого убивать, и искать какие-то голые камни или сырые леса не надо тоже! Я существо доброе, теплолюбивое, выросшее в комфорте и надеющееся там же умереть!
- Это я быстро могу устроить, - оживилась кошха и, получив в ответ испуганно-возмущенный взгляд, зажмурилась и обнажила зубы в улыбке.
- Шутников таких молоком разбавленным кормить надо! - сурово проговорил Кириан, и гостья развеселилась еще больше.
Отсмеявшись совсем по-человечески, она вернулась к своей задаче:
- Еще я знаю, что некоторые люди обожают известность. Ты хочешь быть знаменитым?
Миннезингер медленно хмыкнул:
- Соблазн, конечно, велик. Надо подумать… Толпы шумных поклонников под окнами с утра и до следующего утра… На улицах тебя узнают… заговаривают… хватают за руки, проходу не дают… угощают лесогорским плодово-ягодным… спаивают… Поклонники лезут в окна, двери и дымоход… Поклонницы тоже… что, с одной стороны, не может не радовать… потому что с таким количеством юбок можно сэкономить на трубочисте целое состояние… А с другой – на печниках разоришься, если кто-то застрянет и придется разбирать трубу… Времени на то, чтобы творить – или просто посмотреть в окно, сидя на подоконнике с коленями у подбородка – без того, чтобы увидеть толпу обожателей, фальшиво распевающую твои шедевры – не сыщешь и днем с огнем… А еще ведь будут завистники, плюющие тебе в спину, критики, желающие сделать себе имя на обливании тебя помоями, потому что превознести выше, чем есть, уже невозможно… Ну и просто те, кто отнесется с равнодушием или неприязнью.
- Но таких ведь и сейчас хватает? – предположила кошха.
- Да, - усмехнулся Кириан. – Но вся разница в том, что сейчас это норма жизни, а потом будет как бочка дегтя в ложке меда.
- То есть не поместится? – не понимая, уточнила гостья.
- То есть меда из-за нее уже не увидишь.
- А разве великому не безразличны почитание и хула? – лукаво прищурилась кошха.
- Безразличны, - с достоинством тысячи великих кивнул бард. – Поэтому мой выбор – ничего не менять.
Гостья хмыкнула и склонила голову набок:
- Что бы тебе еще предложить, бард Кириан…
- Кстати, извини, что не спросил сразу… У тебя имя есть? – немного сконфуженно спохватился он.
- У всех есть имя, - голова кошхи гордо приподнялась. – Моё – Кробх Дерг, что значит Красные Когти.
Физиономия барда сочувственно вытянулась:
- Тебя так зовут?
- А что? Тебе в моем имени что-то не нравится? – опасно прищурилась кошха, и глаза ее сверкнули, как зеленые уголья.
Кириан прикусил язык и нервно заерзал к внутреннему краю подоконника.
- Э-э-э… всё?.. Нравится, в смысле! Хотя я бы ни за что не подумал, что такое существо, как ты, можно так наречь!
- Это какое – такое? – взглядом Кробх Дерг можно было прожечь крепостную стену.
Менестрель почувствовал, как от его рубахи потянуло дымком.
- Ты только не обижайся, пожалуйста, - торопливо заговорил он, боком сползая на стол и опрокидывая чернильницу, - но я – миннезингер… какой-никакой, а поэт… всей своей проспиртованной крохотной робкой душонкой поэт… и хоть я – невольник чести, так сказать… а также дипломатии и конъюнктуры… но вижу и слышу Белый Свет не как все! И заметь, я никого об этом не просил… и меня никто не спрашивал, прежде чем нахлобучить мне на голову этот злосчастный дар, как какую-нибудь старую лютню в захудалом трактире! Ну так вот… я это к тому говорю, что мне показалось… исключительно как поэту, не как невольнику!.. что такое очар… мил… ласк… пушистое, грациозное и загадочное существо и звать должны как-то… пушисто, грациозно и загадочно! А местами даже ласково – не побоюсь… почти… этого слова!
- А меня мое имя устраивает! – шерсть на загривке Кробх Дерг приподнялась, а из розовых подушечек лап выскользнули и впились в дубовую доску подоконника когти – алые, как кровь.
- Ну и славно! Ну и прекрасно! Ну и замечательно! Я за тебя неописуемо рад! – кивая и размазывая чернила новыми штанами по чистым листам бумаги, Кириан соскользнул со стола и проворно занял стратегическую позицию на полпути к двери.
- Еще бы, - дрогнули губы кошхи, обнажая клыки.
- И кстати, - пятясь к выходу, торопливо проговорил менестрель. – Я тут желание придумал. Я хочу, чтобы Свинильда вышла за меня замуж!
- …А поворотись-ка, Кириан…
Повинуясь приказу, менестрель с грацией медведя на ходулях стал вращаться перед зеркалом. Бесстрастное посеребренное стекло отразило невысокого полноватого человека сорока пяти лет от роду с волнистыми светлыми волосами до плеч, одетого в длинную малиновую куртку с волчьим воротником, расшитую как бы золотыми шнурами, и замшевые штаны в тон кремовым сапогам из мягкой кожи. Из-под расстегнутой полы выглядывал серый камзол, а из-под него – пенно-белые кружева шелковой рубахи. Довершала наряд шапочка с фазаньим пером, торчавшим почти вертикально. Из бокового кармана куртки высовывалась маленькая арфа.
- Ну, как? – нервно облизывая губы – или просто облизываясь на бутылку лесогорского плодово-ягодного на тумбочке, вопросил бард.
- Перо убери, - поморщилась Кробх Дерг.
- Оно мне роста прибавляет, - заупрямился поэт.
- Ты с ним похож на мишень для дротиков…
- Дротики бросают в переднюю часть!
- …после неудачного попадания.
Мрачно зыркнув на кошху, менестрель вытянул перо – и оно рассыпалось облаком пыли в его пальцах. Бард отдернул руку и обвиняюще глянул на гостью:
- За него, между прочим, деньги плачены!
- Тебе не хватает денег? – словно ростовщик перед богатеньким мотом, оживилась кошха.
- Мне не хватает уверенности в себе, - загробным голосом отозвался Кириан. – Теперь. Когда осталась одна арфа.
- Кстати, убери ее тоже, - спохватилась Кробх Дерг.
- Нет! – миннезингер испуганно вцепился в карман обеими руками, будто кошха собирался его отрезать – вместе с ногой. – Это подарок одного славного старичка!
- Так я же не отбираю ее! И ты ведь не собираешься делать предложение своей даме в стихах и под музыку!
- А что – хорошая идея! – очи барда загорелись нервным огнем.
- С этой хорошей идеей надо было идти ночью под балкон, а не днем в лавку – к тому же в чужую.
- У нее нет балкона!
- Тогда арфа тем более ни к чему. Она портит линию талии. В смысле, еще больше.
- Больше, чем что?
- Чем твой живот. И нечего на меня дуться – какой вопрос, такой ответ.
- Поэта каждый обидеть может… - нахохлился и забубнил под нос Кириан. - …если у него топора под рукой нет…
- У тебя еще один карман свободен, - ехидно напомнила гостья. – Положи.
- Испортит линию живота, - бард исподтишка показал кошхе язык и прошептал: «Бе-бе-бе».
- Твой живот, тебе виднее. Из-за него. Наверное, - картинно закатила глаза Кробх Дерг.
- Вот именно, - сурово резюмировал поэт и арфу оставил. – Всё? Можно идти?
- Почти, - усмехнулась кошха – и вдруг запрыгнула к нему на плечи, словно пружина распрямилась. И прежде, чем менестрель успел сообразить, что происходит, к ногам его упала полоска волчьей шкуры, а на оголенный ворот куртки лег воротник другой – живой и теплый. Кириан растерянно глянул в зеркало – но там перемен в его наряде заметно не было.
- А вот теперь можно идти, - промурлыкал воротник ему на ухо.
Хозяин лавки, увидев разряженного в пух и прах королевского барда, решил было, что грядет большой заказ на посуду для незапланированного торжества во дворце. Узнав же, что спросом пользуется только его приказчица, он сник.
- Не пришла она сегодня. И вчера не было, - буркнул он и продолжил начищать каррагонские вазы из цветного стекла – большие, круглые, гладкие и полосатые, как арбузы.
- Заболела? – встревожился менестрель. – Слегла?
Хозяин окинул посетителя странным взглядом и усмехнулся:
- Ага. Именно. Слегла.
- И как она себя чувствует?
- Прекрасно, я полагаю, - хихикнул торговец.
Кириан, не понимая жестокосердности посудопродавца, торопливо развернулся и заспешил к дому Свинильды.
Пара кварталов, короткий горбатый мост над речкой Гвентянкой, поворот налево – и жилище дамы его сердца предстало пред взволнованным взором миннезингера во всей своей серокаменной трехэтажной красе. Рядом с ним, также во всей красе, флегматично превращая в газон клумбу у входа, стоял белый жеребец в компании трех лакеев.