«Ты любишь торты?»
Его ответ пришел спустя минуту: «Это эвфемизм?»
Глядя на экран, я рассмеялся. Меня совершенно не парили мысли стоящих рядом людей. «ЛОЛ. Нет. В прямом смысле торты. Шоколадный, карамельный, ванильный?»
«Фруктовый».
Я сощурился. «Что? Кому нравятся фрукты в торте? Ну, кроме стариков. На Рождество. Похоже на преступление против человечества».
Почти сразу же телефон залился трелью. Конечно же, звонил он. Ни тебе «привет», ни чего–то похожего:
– Преступление против человечества?
– Да. В торте не должно быть фруктов. Они оскорбительны для торта.
Он хохотнул.
– Где ты?
– В отделе тортов в суперсаме.
– Суперсаме?
– Ну, в продуктовом магазине. Серьезно, американцам следует поучиться у австралийцев. У нас не торгуют фруктовыми тортами, разве что только в декабре.
– Да неужели?
– Была петиция. Все нормальные торты, вроде шоколадного и сливочного, решили, что фруктовый не считается тортом.
В его голосе слышалась улыбка.
– Нет?
– Не–а. Было решено, что фруктовый торт больше относится к фруктам, чем к тортам. Следовательно, его лишили всех прав.
– В самом деле?
– Да. Но и во фруктовый отдел он тоже не вписывался. Да и алкогольному отделу не уперся.
– Беседа к чему–то движется?
– Да. Она возвращается к шоколадному торту.
Эндрю расхохотался.
– Тогда пусть будет шоколадный.
– Ты вообще торты любишь?
– Не особо.
Я остановился.
– А сказал, что любишь.
– Ну, я подумал, что обязан выбрать. Типа вопрос был пустячным или… Даже и не знаю.
– Господи боже. И ты выбрал фруктовый?
Он снова засмеялся.
– Если бы пришлось выбирать десерт, я бы выбрал не торт. Я бы выбрал мороженое. Точнее джелато5.
Я развернулся к отделу с молочкой.
– Джелато подойдет. Твой любимый вкус?
– Правильный ответ есть?
Я хмыкнул.
– Да. Но я тебе его не назову.
– Я бы выбрал лимонный.
Я снова остановился.
– Серьезно? Что между тобой и фруктами?
Было ясно: он все еще улыбался.
– Если ты никогда не ел лимонного джелато, то многое упустил.
– Мне стоит попробовать?
– Непременно.
– Ладно. Но если это мерзость, тогда ты будешь должен мне шоколадный торт.
Он рассмеялся.
– По рукам.
– И хороший. Мне нравится с шоколадной глазурью и ганашом6. И не какой–то там покупной.
– Но мне–то ты предлагал покупной.
– Правда. То было раньше. Раз ты не готовишь дома, значит, и в магазин не пойдешь.
– Я хожу в магазин, – заступился он за себя. – Просто за… продуктами, не требующими приготовления.
Я хмыкнул.
– Сегодня готовишь ты.
Он простонал.
– Реально?
– Ага. Во сколько ты заканчиваешь работать?
– Буду у тебя около семи. Нормально?
Я посмотрел на часы. Было почти пять.
– Нормально.
– Я надеялся, насчет готовки ты шутил. Думал…
– Что ты думал?
Он прокашлялся.
– Неважно. Мне нужно идти. Увидимся вечером.
Трубка замолчала. Наверно, вошел кто–нибудь из коллег. Я завершил покупки, включая лимонный джелато, и отправился домой.
В пять минут восьмого раздался стук в дверь. Фоном играл выбранным им для меня джазовый альбом. Я распахнул дверь и увидел Эндрю. Выглядел он великолепно. И улыбался. Сколько там прошло с последней встречи? Два дня? Каким–то образом он стал еще привлекательнее, чем я помнил. Хотелось схватить его за трикотажный жилет, затащить внутрь и зацеловать, но вместо этого, поскольку манеры имели место, я отошел в сторонку.
– Пожалуйста, входи.
Он прошел внутрь и немного нервно спрятал руки в карманах.
– Ты проигрываешь выбранный мной альбом.
– Да. – Я закрыл дверь и подошел к нему вплотную, наши губы почти соприкасались. Пахло от него свежестью и блаженством, и я вдохнул его аромат. – Здравствуй, – прошептал я.
Он поцеловал меня, и мне пришлось сдерживать желание прижать его к двери и целовать до тех пор, пока он не сможет стоять. А хотелось. Господи, как же хотелось. Я оторвался от его опухших губ, отчего он часто задышал, и умудрился выдавить из себя лишь одно слово:
– Ужин.
Эндрю нахмурился и даже надулся. Смотрел он прямо на мои губы, при этом облизывая свои.
– Мы можем сделать заказ. Я оплачу.
Я рассмеялся и отступил на шаг. Он слишком опьянял.
– Соблазнительно. Просто охренеть как соблазнительно, но нет. Я пообещал научить тебя готовить.
Он глянул в сторону кухни.
– Ты не прикалывался?
Я покачал головой.
– Нет. А с чего ты решил, что я пошутил?
Он разрумянился от щек до воротника. Именно тогда я и заметил, что перед приходом сюда он принимал душ. Вспомнился наш разговор об ужине и переход к беседе о римминге…
– Ты посчитал ужин эвфемизмом для чего–то другого? – спросил я.
Он стрельнул в меня глазами и пропищал:
– Возможно.
– Типа ужином станет что–то другое? Например, задница.
Он загоготал.
– Не говори так!
Я схватил его за руку и повел в кухню, точнее поставил перед разделочной доской, на которой лежали ингредиенты для ужина. Он посмотрел на них, словно они были китайским уравнением по тригонометрии, и, стараясь не взорваться от смеха, я встал позади него. Руки опустил ему на бедра, а губами приник к уху.
– Сначала мы едим ужин, а потом я съем тебя. Договорились?
– Не говори мне такие вещи, – прохрипел он, развернув голову и касаясь щекой моего носа. – Или мы вообще не будем готовить.
Боже, дай мне сил. Он убивал меня. Я игриво прикусил его за шею.
– Позже. Обещаю. А сейчас бери нож, Эндрю, – настоял я. – Нам нужно мелко нарезать лук.
С луком он «подзавис».
– Ты когда–нибудь резал лук?
– С чего бы мне этим заниматься?
Прижавшись к его плечу, я расхохотался.
– Ладно, придерживай луковицу на доске и отрежь верхнюю и нижнюю части, – проинструктировал я, положив ладони на его руки. Пока он держал нож, я направлял его, и вместе мы очистили и нарезали лук. Правда, он раз двадцать пожаловался на запах и жжение в глазах. Потом проделали то же самое с чесноком и помидорами, а я постоянно целовал его в шею или утыкался носом в волосы.
Еда никогда не была такой эротичной, и мой прижатый к его заду член не особо улучшал ситуацию. Но я вынудил его выполнить все самостоятельно, сам лишь помогал и инструктировал, в основном, чтоб иметь оправдание касаться его. Вернее стоять рядом, прижимаясь членом к его заднице, а губами к шее.
Загрузив все в кастрюлю, добавили говяжий фарш, банку соуса и к огромному разочарованию Эндрю секретный ингредиент тети Марви – несколько ложек измельченного ананаса – и я накрыл все это дело крышкой и убавил огонь.
– Теперь что? – спросил он.
– Какое–то время будет готовиться.
Он вытер руки о полотенце и положил его на стойку.
– Как долго? Что насчет макарон? Знаешь, мне понравилось. Готовить, то есть. Было здорово.
Я прикусил нижнюю губу и ощутил силу притяжения каждого гребаного сантиметра между нами. Он понятия не имел, насколько сексуален и насколько сильно сводил меня с ума.
– Минут сорок пять, может, час. Куча времени.
– Куча времени для чего? Макароны варятся быстрее, разве нет?
За два огромных шага я преодолел разделявшее нас расстояние и встал перед ним настолько близко, что, заговорив, касался его губ.
– Ты уже забыл?
Понимание заискрилось в его глазах, и он резко выдохнул.
– Ты же говорил после ужина…
– Говорил, но последние полчаса я только и делал, что представлял, как пробую на вкус твою задницу.
Он покачнулся, словно от моих слов у него подогнулись колени, и охнул.
– Так ты хочешь, чтоб я вылизал тебя? – поинтересовался я, касаясь губами его губ.
Он кивнул.
– Я принял душ, – выдохнул он. – И все удалил… там.
Я улыбнулся и быстро его чмокнул.
– Мне казалось, ты никогда этого не делал.
– Я погуглил, – выпалил он.
Я хмыкнул.
– Правда?
Он кивнул.
– Очень подробно. – Его передернуло. – А еще немного мерзко и откровенно. Пришлось купить спринцовку, – сказал он. Потом зажмурился и пискнул. – О, боже. Не верится в то, что я произнес.
Я обхватил ладонями его лицо и поцеловал.
– Ты идеален. – Я взял его за руку и повел в спальню. Когда я обернулся, выражение его лица остановило меня. Казалось, он нервничал и волновался, щеки его полыхали розовым оттенком, губы приоткрыты и увлажнены, а глаза потемнели от похоти. – Какой же ты сексуальный, – пробормотал я, обвил его руками за шею и притянул для поцелуя. Он ответил на поцелуй крепко и требовательно, хватаясь за мою рубашку в попытках раздеть меня и при этом не прерываться. Сомнений не было: он был возбужден.
– Сядь на постель, – велел я.
Грудь его тяжело вздымалась, выглядел он немного растерянно, но мою просьбу выполнил. Я опустился перед ним на колени и развязал шнурки, снял с него ботинки и носки. Провел руками вверх по его ногам, стискивая бедра и сквозь брюки сжимая эрекцию. Я расстегнул пуговку, и он приподнял бедра, чтоб мне было удобнее стянуть с него брюки. Я швырнул их на пол и поднялся, предоставляя ему возможность полюбоваться выпуклостью в моих штанах. Я даже медленно провел по ней ладонью, больше для него, чем для себя. Когда он посмотрел мне в глаза, на лице читались два слова: секс и желание.
– Поднимись, – прошептал я. Он поднялся, а я стащил с него рубашку вместе с жилетом, засмотревшись на его тело. – Черт, какой же ты аппетитный.
Он резко расстегнул мои джинсы.
– Может, нам стоит пропустить римминг и перейти сразу к сексу? – прохрипел он.
Я взял его лицо в ладони и жадно поцеловал, исследуя его рот своим языком, отчего он захныкал. Он, блин, захныкал.
– На кровать, лицом вниз, – сказал я.
Он суетливо задвигался, сначала опускаясь коленями на постель, потом, широко расставив ноги, улегся с торчащей вверх задницей. Черт. Он решил показаться во всей красе. Намеренно или нет, он сводил меня с ума. Как же неистово хотелось трахнуть его. Хотелось встать на колени позади него, погрузиться в него и остаться там навечно. Но мне следовало придерживаться его желания подождать. Я был рад угодить другими действиями, а проникающий секс в тот момент находился вне зоны досягаемости. До тех пор, пока мы не сможем обсуждать его без двух решающих факторов – вожделения и либидо.
Я опустился на колени позади него, и мой каменно–твердый член запульсировал от желания. Кажется, он решил, что мы вот–вот должны начать развлекаться. Дружище, как бы мне хотелось…
Вместо этого я поцеловал его бедра. Он начал извиваться и раскинул руки на кровати.
– Спэнсер, – прошептал он.
Его задница была идеальной: бледной, крепкой, округлой и восхитительной. На ягодицах поблескивал легкий пушок, и я облизнул одну из них, а вторую нежно прикусил. В ответ он вздернул бедра.
– О, Господи, – пробормотал он.
Я раздвинул ягодицы и осторожно облизал чувствительную кожу вокруг его входа, вынуждая его сдерживать стон.
– Давай ты просто… – начал он. – Спэнсер, пожалуйста, просто трахни меня.
Я и трахнул. Своим языком. Реакция последовала незамедлительно: он извивался, наполовину стонал, наполовину смеялся и стискивал покрывало.
– О, боже.
Я оторвался от него.
– Тебе нравится?
Он снова застонал.
– Да. Не останавливайся.
Я улыбнулся и провел языком по его входу. Мне не нужны были от него подтверждения; реакция тела поведала мне все, что нужно знать. Я вновь протолкнул в него язык, и он застонал, а бедра взлетели мне на встречу. Черт, ему все было мало. Он так завелся, просто дьявольски возбудился. Я с нетерпением ждал, когда же мой член окажется внутри него. Он так чутко реагировал, а как голосил. Можно было лишь догадываться об издаваемых им звуках, пока его вдавливали в матрас. Или еще лучше: если бы он делал это со мной.
Он изгибался от прикосновений моих рук, от моего языка и издавал самые прелестные звуки. Просунул руку под бедро, обхватывая свой член, и одна только мысль о его мастурбации почти добила меня. Я отстранился и хлопнул его по бедру.
– Развернись ко мне, – велел я.
От моего бездействия он заворчал, но перевернулся и раздвинул ноги, чтоб я мог устроиться между ними. Член его был твердым и сочился смазкой, и, не тратя попусту время, он обхватил себя.
Я стянул трусы и выпустил на свободу свой страждущий член, облегченно мурлыча от прикосновения. Я навис над ним, бедрами касался его бедер и, обняв одной рукой за плечи, взял оба наших члена в другую руку.
У Эндрю перехватило дыхание, глаза оставались широко распахнутыми, пока он трахал мой кулак. Он обхватил мое лицо, но, не давая ему себя поцеловать, я отстранился, а рука задвигалась медленнее.
– Мой рот был на твоей заднице, – сказал я, как бы напоминая ему, что он, возможно, не захочет теперь целовать меня.
Ноздри его раздулись, и, притянув меня к себе, он страстно меня поцеловал. Офигеть как страстно. Я почти позабыл двигать рукой. Но вдруг он резко вскинул берда и, кончая, простонал мне в рот.
Ощущение от того, как он изливался и набухал в моей руке, по соседству с моим собственным членом, подтолкнуло меня к грани, и оргазм унес меня в круговорот. Когда комната перестала вращаться, и я наконец–то разомкнул глаза, Эндрю таращился на меня.
– Боже, Спэнсер…
Я рухнул на него и расхохотался в шею.
– Обращайся.
От усмешки его грудь содрогнулась.
– Почему ты до сих пор полностью одет, а я голый?
– Я намеревался раздеться, – произнес я, откидываясь назад, чтоб видеть его лицо. Подпер голову рукой и вздохнул. – Но ты невероятно великолепный.
Он зашелся в хохоте и покраснел вплоть до шеи.
– Могу заявить совершенно точно: меня впечатлило.
– Не то чтоб мне нужно спрашивать, ответ и так уже известен. И все–таки: как первый римминг?
Он расхохотался еще громче и от смущения закрыл ладонью глаза. Я отпихнул его руку, чтоб он посмотрел на меня.
– Не стесняйся, Эндрю. Ты даже не представляешь, как сильно завел меня.
Он выпятил губу и охнул. Он на полном серьезе не осознавал, насколько сексуален.
– Не шучу. Я мог бы буквально поедать тебя ложками.
– Наверно, это больно.
Я фыркнул.
– Нам стоит привести себя в порядок.
– Давай ты проверишь ужин, а я просто полежу здесь, – сказал он. – Я сейчас под кайфом и даже не знаю, смогут ли мои ноги функционировать.
Я засмеялся, а потом до меня дошли его слова.
– Блин. Ужин. – Я резво соскочил с постели и в гостиной споткнулся о собственные брюки, которые пытался поправить. Я помешал соус болоньезе, наполнил самую большую кастрюлю водой и поставил на плиту закипать. Потом отправился в ванную, привел себя в порядок, теплой водой смочил губку и вернулся в комнату. Эндрю все еще лежал, руки и ноги широко раскинуты, а простынь наброшена до талии. Несмотря на то, что голым в моей постели он смотрелся невероятно, больше всего мне нравилась ухмылка на его лице.
– Ты намереваешься выбираться из кровати?
Улыбка стала шире.
– Нет.
Я швырнул в него губкой, и она приземлилась ему на живот.
– Ай! – вскрикнул он, замахав руками. Потом остановился. – О, тепленькая.
Я засмеялся, разбежался и запрыгнул на него, возвышаясь над ним и наклоняясь поцеловать.
– М–м–м, мята, – сказал он.
– Ополаскиватель. Ну, знаешь… учитывая, что я ел последним.
Понимание заняло секунду.
– О, боже.
– Ты реально стесняешься?
– Разумеется! Ты же говоришь о поедании моей…
– Задницы? – подсказал я, оседлав его бедра. – И она была вкусной.
Он бросил губку мне в лицо, а потом закрыл свое лицо руками.
– Ужас, Спэнсер.
Я рассмеялся и обтер губкой его живот и грудь.
– Не смущайся. Здесь только мы.
Он убрал руки и долго смотрел на меня, словно мои слова щелкнули выключатель в его голове.