— М… «жёлтый» пусть останется… а стоп-слово — «лимит». Быстрее приходит в голову.
— Хорошо. Тогда, пожалуй, мы закончили, — сказал Хозяин, забрав у меня анкету. — Жду тебя завтра после смены.
Я приостановился у выхода.
— Почему вы согласились? Я ведь неопытный. Разве это не противоречит вашим привычкам?
— Ты интересный, — честно ответил Артемий Олегович. — И в таких случаях я всё-таки поступаюсь ими.
— Спасибо. До завтра, — улыбнувшись, я юркнул за дверь и медленно выдохнул.
Больше у меня не было пути назад.
Среда прошла в полубреду. Кидало от одного полюса к другому почти каждую минуту — то хотелось, чтобы день поскорее завершился, то мечталось, чтобы время тянулось медленнее. Совушка, Тимур и Путёнов отсутствовали, так что разрядить или зарядить обстановку своим внезапным появлением было некому — остальные, с нижних уровней, как правило, коротко здоровались и пробегали мимо. С ними у меня было душевно и ровно, несмотря на тот злосчастный корпоратив.
К концу дня начали душить сомнения. В основном потому, что слова Тимура аукались в голове, заставляя всё больше и больше ненавидеть себя за слабость. С другой стороны — кто он вообще такой, чтобы управлять моими чувствами, как заблагорассудится? Пусть идёт лесом, вместе со своими заморочками.
В шесть часов я стоял у порога кабинета Хозяина, терзаемый волнением, смущением и другими разнообразными «ениями». До тех пор, пока спокойный голос не предложил мне успокоиться и войти.
— Иди в душ. Я оставил там всё необходимое, — сказал Артемий Олегович. — На столе бланк о претензиях. Как будешь готов, подпиши и приходи в Мою комнату. Как только переступишь порог, начнётся сессия. Учитывай это и не нарушай правил.
Чувствуя себя куском мяса, как-то неправильно приделанным к костям, я принял душ, надел халат для клиента и уставился в зеркало. Что я делаю?
То, что даст мне избавление. Хотя бы на время — полный покой. И возможность вырваться из лап всех Доминантов «Алого пути».
Всё будет хорошо.
— Всё будет хорошо, — повторил я своему отражению.
Тихонько преодолев тёмный коридор, соединяющий кабинет, туалет, ванную комнату и игровую, я какое-то время постоял возле двери, восстанавливая дыхание. И, стряхнув с глаз влажные пряди, распахнул её одним плавным движением.
— Закрой дверь, — совсем другим, непривычно-холодным тоном приказал Мастер. Я закрыл её, не забывая про запрет опускать голову и производить шум.
В игровой Мастера преобладал точечный фиолетовый свет. Лучи мягко ниспадали на его фигуру, расположившуюся на кожаном диване. За спиной громоздился шкаф с девайсами, по центру комнаты была металлическая конструкция для подвешиваний. У дальней стены — андреевский крест.
Несколько томных мгновений мы провели в тишине. Дыхание Мастера было глубоким и затяжным, моё — поверхностным и нервным, но я не двигался и не дрожал, каким-то чудом умудрившись возобладать над своим телом.
— Сними халат.
Я стянул с себя одежду, сбросил к ногам и остался полностью обнажённым.
Хищно поднявшись, Мастер подозвал меня раскрытой ладонью.
— Подойди.
Стараясь идти ровно и спокойно, я ступил на мягкий тёплый ковёр.
Окинув изучающим взглядом моё тело, Мастер пошёл по кругу. Медленные монотонные шаги, шуршащие, тяжёлые, почему-то успокаивали. Прикосновение к пояснице сбило дыхание, и по спине побежал колючий холодок.
Самым важным в этот момент было то, что я чувствовал его власть. В ней хотелось раствориться. Ей хотелось поддаться. Мне хотелось ублажить и порадовать его, и это, только это имело значение.
— Дыши медленно и глубоко. Я хочу увидеть.
О чём шла речь, мне было неизвестно.
Затем произошло странное. Сильные руки уверенно легли на плечи и потянули назад, вынуждая выпрямиться, изогнуться до ломоты. Пальцы впились в какие-то точки, очень ловко выжав из мышц острую боль. Я даже не знал о существовании подобной — внутренней, разрушительной. От удивления и испуга я не закричал, а только издал полустон, который сам же услышал будто сквозь бархатное полотно.
Пальцы Мастера тем временем выскользнули из соединений мышц, опустились вниз, поддели что-то под лопатками и вновь впились в моё тело. На этот раз я уже не сдерживался.
— Тебе нужен кляп, чтобы вести себя тихо? — прижавшись к моему уху, прошептал Мастер.
Я прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Боль текла по спине, вниз, разъедая мышцы. Сердце билось, словно обезумевшее.
Мы простояли так ещё несколько минут, пока я не восстановил дыхание. Затем давление на болевые точки ослабло, и Мастер позволил мне расслабиться.
Боль убаюкивала. Я сразу понял, что влюбляюсь в это ощущение — не похожее ни на что. Я буду от него зависим. И буду его желать.
Дождавшись, когда боль отступит, Мастер подбил одну мою ногу обнажённой ступнёй, вынудив встать свободнее.
— Вот так. Не шевелись.
На секунду оставив меня, он вернулся с верёвкой. Чёрным, пронзительно-аспидным джутом. Он был депилированный и разрезанный на части, будто заготовка, но выглядел совсем новым, жёстким. Специально для меня?..
Мастер остановился напротив. Описав ладонью мою фигуру и поправив положение рук, будто какой-то художник — тело натурщика, заставил встать на колени. И началось то, чего я ждал с почти мучительным предвкушением.
На самом деле, не предполагал, что это будет так — медитативно и медленно. Даже мне, человеку с низкой чувствительностью, удалось почувствовать почти каждый миллиметр верёвки, каждый вдумчивый узел, каждую эстетически-кристальную петлю. Тело поглотили точные, чёткие, профессиональные рывки, вынуждающие меня покачиваться в такт вязке. Почти транс.
Но здесь не нужна была ни музыка, ни концентрация. Моё тело изломали во что-то идеальное, и я кожей чувствовал, какое удовольствие приношу своим покорным принятием новой формы. Этого было более чем достаточно.
Мастер не оставил мне возможности двигаться свободно. Лодыжки притянул к бёдрам, усадив так, что мышцы заныли от напряжения. Голову задрал вверх, руки закрепил на конструкции и навязал по всей их длине, от запястий до плеч причудливую сеть.
Лишь когда между моими закреплёнными запястьями на несколько секунд оказался танто, я понял, что изображаю самурая. Заносящего над собой оружие, чтобы совершить сэппуку. Видение пленило, и я расслабился, погрузившись в пустоту вынужденного покоя. Это было прекрасно.
Прошло так много времени, что я успел полностью успокоиться. Так что тянущее касание кожаного чёрного кнута немного отрезвило, но лишь немного.
На неуловимую секунду во мне проснулось любопытство, и я вспомнил, как называется такой девайс, плетёный, с длинным хвостом — кнут палача. Сложный в управлении. В сообществе такой вообще используется крайне редко…
— Я нанесу тебе двадцать ударов.
— Да, Мастер.
Первый удар был почти несущественный. Просто игривый удар-захват. Я даже задышал спокойнее, подумав, что выдержу всё без лишнего шума. Но уже с четвёртого жгучая боль вспыхнула и заставила дёрнуться вперёд.
— Сиди ровно, — угрожающе сказал Мастер. Я выпрямился, вовремя вспомнив о положении тела.
Удары были точными. К седьмому я знал, где начинается и заканчивается моя особо болевая зона — до миллиметра. А ещё я, наконец, понял, зачем нужно прислушиваться к себе.
После десятого последовала остановка. Мне дали отдышаться и растянуть мышцы, уже «разогретые», налившиеся кровью под кожей.
— Тебе хорошо?
— Да… Мастер.
С болью в тот миг мы познакомились заново.
Она окружила меня и оказалась ещё красивее, чем я видел когда-либо. Пленила обещанием бесконечности и вытащила из слабого, хрупкого тела, изгибающегося дугой в рефлекторной попытке избежать страданий. Беззащитность. В ней я находил себя. В ней я себя знал — такого, какой я был на самом деле.
Я не был рабом боли. Я был её самым близким другом. Только друг может подарить спокойствие и свободу. И никто другой.
Это магия тела. Моя единственная верная защита, мой кокон.
Двадцатый удар я провожал хриплым стоном. Кричать уже не хотелось, и слёзы я ощутил только к концу. Где-то в плотной эйфории был Мастер, и я пытался уловить его желания, хотя уже не видел и не слышал. Уже не умел.
Чтобы вернуться, потребовалось время.
— Молодец, — наконец, сказал Мастер, оказавшись рядом. — Но ты шумел.
— Накажите меня, Мастер, — я сглотнул, вновь выпрямляясь в струну.
Всё моё тело было влажным, поэтому его ладонь скользила с трудом, растягивая кожу. Лишь у низа спины она пошла легче.
Дальше для меня существовали только фрагменты. Я поплыл, едва ухватывая суть: маленький тонкий металлический прут, огонь, жжение на лопатке, кажущееся одновременно невыносимым и желанным.
Поедающий голодный взгляд Мастера.
А потом — расслабление всего. Я полностью пропустил момент между перемещением своего тела из игровой в личную спальню, возникновение на моем теле повязок и одеяла. Пришёл в себя, только когда Артемий Олегович позвал по имени и присел напротив.
— Ты удивительный, — с восхищением сказал он. — Как самочувствие?
— Космос, — выдавил я. Это была чистейшая правда.
— Что и где болит?
— Пока не разобрался, — я нервно захихикал и так же резко заткнулся. — Слева…
— Я тебя клеймил, — Хозяин прикусил губу, вглядываясь мне в глаза. — Редко удавалось.
Я хотел было потрогать самое больное место, но Хозяин меня остановил, прихватив за покрасневшее запястье.
— Не лезь пока. Я обработал их, не стоит пока что трогать. Слушай… у тебя вообще есть какой-то лимит? Ты проверял?
— Может, только в сексе…
Артемий Олегович взлохматил волосы и вздохнул.
— Тебе следует быть очень осторожным, если продолжишь. Сможешь выйти завтра на работу или мне подготовить замену?
Я пошевелился. Спина тут же отозвалась гаммой ощущений, едва не уронив меня обратно в болевую наркоманию.
— Смогу, — прошептал я.
И внезапно даже для себя… взял и отключился.
========== 6 - Просьба или приказ ==========
Среди ванильных считается, что БДСМ — это синоним насилия.
Так случилось и с Катериной, когда я устал отбиваться от её вопросов насчёт работы и рассказал правду. Пока я вёл оборону, она успела напридумывать чёрт знает что, начиная с того, что я элитная шлюха, заканчивая тем, что секретный агент. И когда я рассказал, что администрирую БДСМ клуб, реакция была ожидаемо острой.
Она долго не могла меня понять. Очень долго.
Говорила, что я ввязался в небезопасное общество. Что злые «некто» обязательно втянут в неприятности или вообще в преступный мир. Что я обязательно пострадаю и никогда не смогу уйти, если не сделаю этого прямо сейчас. В этой аббревиатуре она видела нечто жуткое, необъяснимое, таинственную бездну, из которой не выбраться и которую «нормальным» людям не постичь.
Переубеждать её было бессмысленно. Для этого требовалось расписывать всё до мельчайших деталей — постулаты, правила, значение и необходимость жёстких рамок, в которых сообщество обитает. Не хотелось. Я не считал, что должен стараться для человека, который не готов меня выслушать.
Спустя пару месяцев, ведомая интересом и подстёгиваемая моим равнодушием, она разобралась сама. Разобралась — и начала задавать вопросы. Что и как, почему, зачем. Куда и где. Многое показалось ей интересным и вытащило сокровенные фантазии из глубин подсознания. Так моё увлечение заново познакомило Катюху с самой собой.
Наблюдая эту ситуацию, я понял, что понимание — это великое оружие. Когда понимаешь — ты непобедим. Никто не сможет тебя переубедить, если вопрос изучен досконально и выводы давно сделаны.
Я взял этот постулат за свой личный, жизненный, и честно старался применять его всегда. Всегда, как бы сильно мне ни хотелось поддаться эмоциям и послать всё к чёрту.
Например, как в ситуации с Тимуром.
Что было известно наверняка — его агрессия ко мне имела корни и изнанку. Я не делал ничего, чтобы заслужить её. Всегда был предельно отстранён, дружелюбен, мягок. Мы даже не разговаривали толком до чёртовой зажигалки.
Что-то здесь было не так. И я хотел одного — обрести понимание.
В четверг я действительно пришёл на работу. Точнее приполз и лежал на столе пластом, будто змея на тёплом камне. Даже необходимость заняться складом не могла сдвинуть с места моё измученное болью и недосыпом тело — я лежал так усердно, будто сверху была бетонная плита, а на ней стоял весь клуб вместе с его обитателями. Организм замедлил все возможные процессы и предпочёл существовать между болезненной явью и блаженным ничем.
«Алый путь» тем временем продолжал жить своей жизнью. Из манч-зала доносилась музыка, из курилки — голоса. Ему, вместилищу одиноких душ, всё было нипочём. Как всегда.
— Вова… — проанализировав моё состояние, Валера решил не вынуждать двигаться и обошёл стойку. — Ты живой?
— А? — приподнявшись, я неловко поправил очки. — Ага…
— Вот, — он положил на глянцевый стол листок с тремя именами. — Клиенты на следующую неделю. У Ирины надо проверить справки, если период закончился, она сдаст анализы.
Пришлось шевелиться.
Боль выматывала. Очень скоро организм перестал воспринимать её как нечто пикантное и обратил против меня. Следом опомнилась психика — был стресс, была беда, алярм-алярм. Неудивительно, учитывая, что Артемий Олегович разошёлся не на шутку, особенно когда давил на болевые точки. Утром на лопатках, помимо ровных гладких пятен и рассечений от кнута, я обнаружил пронзительно-фиолетовые синяки.
Всё-таки у него был удивительный контроль ударов. Даже следы составляли узор, чем-то напоминающий тесты Роршаха — симметричную красно-фиолетовую бабочку. Правда, не цельную, в обход позвоночника и суставов.
— Знатно отделали, да? — с каким-то сожалением спросил Совушка. — На тебе лица нет. Может, стоило взять отгул?
— Обойдётся.
Мы повернулись.
Тимур стоял, расслабленно положив руку на стойку. В пальто, буквально с улицы, холодный, мрачный.
— Обойдусь, — согласился я, устало улыбнувшись. Препираться с ним не было никакого желания, да и сил.
Заполняя таблицу, я невольно прислушивался к разговору.
— Кажется, это тебя надо благодарить, — ёрничал Совушка, мгновенно переключившись с серьёзности на злое веселье. — Если бы не твоя зажигалка, был бы наш администратор целёхонький.
— Чушь.
— Нет, а вдруг увлечётся человек? Пропадёт совсем, и не будет ему больше дела до нас? — внезапно Валера положил руку мне на плечо, и я взвыл, едва сдержав крик. От неожиданной боли мышцы сжались, доставляя ещё больше страданий.
— Извини… извини, прости, — потеряв лицо, забормотал Валера. — Я не…
— Всё нормально… — я вернул ему лист. — Идите. У вас обоих скоро клиенты…
Совушка ушёл, бормоча под нос что-то извинительное. Тимур остался. Полагаю, он опять собирался мне что-то доказывать.
Какое-то время мы провели в тишине. Я отдыхал, устроившись в единственно безболезненном положении, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Ожог горел так, что хотелось скулить, но я не мог расклеиться перед ним и с нетерпением ждал, когда останусь один.
— У тебя кровь, — тихо сказал Ларионов.
Неуклюже дёрнувшись, я скинул со стола копии медицинских справок. Тимур вдруг каким-то фигом оказался рядом и аккуратно подхватил за руку.
— Вова, твою мать…
— Всё… нормально.
— Замолчи.
Я притих. Свободной рукой Тимур осторожно оттянул ворот моего пуловера.
— Повязка отклеилась. Пойдём, — говорил он всё так же глухо, и я почему-то послушался.
Ларионов привёл меня в свои «апартаменты». Все они по структуре были аналогичны комнатам Артемия Олеговича, только попроще и, конечно, поменьше — коридор с диваном и вешалкой, игровая и душевая.
— Сможешь снять сам?
Я сглотнул и присел на край диванчика, изображая вселенскую печаль. Тимур вздохнул и в пару ловких движений стащил с моего тела злосчастный тёмно-зелёный пуловер с небольшим алым пятном. Жаль, я не додумался надеть что-нибудь чёрное.