Разнести повсюду весть (ЛП) - Вилгус Ник 5 стр.


Он побежал в свою комнату, захлопнул дверь, и этот звук прозвучал как выстрел в тишине коридора. Я повернул ручку двери и встретился с неким сопротивлением, но не сильным. Тони пытался предотвратить моё преследование. Я применил силу, чтобы открыть дверь так мягко, как только мог, не желая случайно сделать ему больно.

Он сбежал к окну и, положив руки на балку, зарыдал.

Я подошёл, чтобы встать рядом с ним, уже тяжело дыша, не такой молодой, как был раньше, когда у Ноя были его маленькие срывы и он заставлял меня поволноваться.

Что такое? — прожестикулировал я.

Он не смотрел на меня.

Я помахал рукой перед его лицом, чтобы привлечь его внимание, затем очень медленно положил руку на его подбородок, чтобы заставить его повернуться и посмотреть на меня.

Что? — спросил я.

Мне жаль.

Почему?

Мне жаль!

Что такое?

Он отвёл взгляд, кусая губы, вытирая глаза, находясь в полнейшем психологическом беспорядке.

Я опустился на корточки. Запах газов был довольно сильным. И это были не газы, как я понял. От него пахло, как от младенца, наполнившего подгузник. У него произошла маленькая авария.

Я приподнял брови.

У тебя проблема?

Он опустил глаза.

Я ждал, пока он повернётся, не желая его напугать, не желая его позорить, но он не поднимал на меня глаз.

Я подошёл к кровати, где оставил разложенной его одежду. Я выбрал пижамные штаны и нижнее бельё, затем вернулся к Тони. Я показал ему одежду, жестом попросив идти за мной.

Он смотрел на меня глазами, полными стыда.

Всё нормально, — сказал я. — Давай пойдём приведём тебя в порядок.

Мне жаль, мистер.

Не переживай. Всё нормально.

Я… остановиться… Я не могу.

Всё нормально.

Страшно.

Не бойся.

Страшно, мистер.

Не бойся, милый.

Но он был напуган. Так напуган, что дрожал. Я мог только представить, как другие мальчишки в доме издевались над ним.

Я присел на корточки.

Всё нормально, малыш Т. Я никому не скажу.

Плохо.

Что плохо?

Я… плохо… не хороший.

Не говори так.

Я… не хороший. Я… Плохой.

Ты не плохой.

Правда.

Нет, не правда.

Правда!

Нет. Это не правда. Ты хороший мальчик. Я это знаю.

Он покачал головой, отведя от меня взгляд.

Я подцепил пальцем его подбородок, чтобы повернуть его лицо обратно к себе, но он вздрогнул.

Нет! Ты… нет!

Прости.

Нет!

Прости, Т.

Ты! Нет! Мне. Страшно. Нет! Мне… Я говорю… Нет!

Прости, милый. Не бойся. Я тебе помогу.

Он повернулся к окну, стоял на месте, в крайней степени страдания выкручивая свои руки, будто его поймали в хватку эмоции, которые он не мог ни понять, ни контролировать.

То, как он стоял, было очень странно. Он не боролся, не убегал, не пытался сбежать. Не дрался и не убегал. Его просто что-то поймало, и он ждал, пока это что-то обрушится ему на голову. Он был крошечным человечком, на которого нацелились силы ада, или так говорило его лицо. Он будто верил, что нет абсолютно ничего, что он мог бы сделать, чтобы спастись, что любая борьба будет бессмысленной.

Вид его страдания нахлынул на меня, и я сморгнул внезапные слёзы.

В комнату ворвался Джексон.

— Вилли, какого чёрта?

Я поднял вверх руку, жестом прося его быть тихим.

— У него произошла авария? — прошептал Джексон.

Я кивнул.

— Почему он плачет?

— Я не знаю. Замолчи. А ещё лучше просто уйди и оставь нас одних. Я позабочусь об этом.

— Ты уверен?

— Думаю, он немного тебя боится, так что просто уйди. Всё будет хорошо.

— Тебе нужна моя помощь, чтобы привести его в порядок?

— Я справлюсь.

— Не забывай, что у него ВИЧ, Вилли.

— Оу, — произнёс я.

— Я должен делать что-то особое? — спросил я.

— Не совсем, — ответил он. — До тех пор, пока у него нет крови в стуле или чего-то такого. Просто будь осторожен. Я принесу пакет для его одежды.

— Её нужно стирать отдельно?

— Не совсем. Практически невозможно подхватить вирус от мочи или фекалий, но не помешает быть осторожнее. Вот и всё.

Джексон поспешил уйти.

Я помахал рукой Тони, пытаясь привлечь его внимание. Я показал ему одежду, кивнул в сторону ванной, взгляд моих глаз говорил: “Идём. Давай приведём тебя в порядок”.

Страшно.

Не бойся.

Страшно, мистер.

Не называй меня мистер. Я твой друг.

Правда?

Да. У тебя произошла авария, так что пойдём приведём тебя в порядок. Хорошо? Потом можем посмотреть телевизор или ещё что-нибудь. Для тебя этот день был долгим. Ты, должно быть, устал. Мы можем полежать и посмотреть телевизор. Тебе бы этого хотелось?

Страшно.

Не бойся, малыш Т. Я здесь, и я тебе помогу. Обещаю.

Правда?

Да.

Ты… не больно?

Сделать тебе больно? Нет. Никогда.

Ты… хороший? Хороший… мне?

Да. Я хочу тебе помочь. Я не позволю никому причинить тебе боль. Ты теперь мой друг, а друзья не позволяют причинять боль своим друзьям.

Ты… не такой… не…

Я не был уверен, что он подразумевал под этим.

Идём, малыш Т., — сказал я, вставая и протягивая руку.

Он посмотрел на мою руку, сжал губы.

Я снова жестом попросил его идти за мной.

Он не шёл.

Страшно, мистер. Страшно!

По его щекам потекли слёзы. Казалось, он только и мог сделать, что показать жестом “страшно”. Он выглядел совершенно перепуганным.

Я опустился на колени перед ним, посмотрел ему в глаза, вытирая свои собственные. Я ничего не сказал, просто смотрел на него, чтобы дать понять, что мы в этом деле вместе, что бы это ни было. Я не собирался его бросать.

Ты… плакать… почему? — прожестикулировал он.

Мне грустно, — ответил я.

Почему?

Я хочу, чтобы ты был счастлив, а ты не счастлив. Я хочу быть твоим другом. Я хочу тебе помочь, но ты напуган. Я тоже боюсь, малыш Т.

Почему?

Я не знаю.

Он смотрел на меня целую минуту, может, больше. Затем, очень медленно, очень осторожно, почти изящно, он протянул палец, чтобы стереть слезу с моей щеки, будто чтобы почувствовать её, посмотреть, что это такое. Он смотрел на меня, неодобрительно сжав губы.

Я медленно поднял руку, чтобы вытянуть палец и стереть несколько слезинок с его правой щеки. Затем я осторожно взял его руку в свою и пальцем нарисовал круг на его ладони, не глядя на него, пока делал это. Я нарисовал ещё один круг, очень легко, затем другой. Спустя некоторое время я поднял на него взгляд. Он с напряжением смотрел на меня. Я продолжал рисовать круги на его ладони и смотрел на него в ответ.

Не знаю, почему, но это, казалось, его успокаивало.

Я поднял указательный палец в жесте “обрати внимание”. Медленно я потянулся к его лбу и нарисовал круг там, затем убрал руку. Я приподнял брови.

Хорошо?

Он кивнул.

Я нарисовал ещё один круг на его лбу, глядя ему в глаза и улыбаясь.

Он вдруг взялся за мою руку, заставил меня перевернуть руку ладонью вверх и начал рисовать свои круги. Он делал это около двух минут, может, больше. Он не смотрел на меня, занятый этим вычерчиванием кругов, будто для него это был способ найти смысл в мире. Затем он начал исследовать мою руку, водя пальцем по моим пальцам, по линиям моей ладони, по ребру моего большого пальца, видимо, не замечая запаха какашек.

В конце концов, он поднял на меня глаза.

Он был уже полностью спокоен, очень серьёзен. Он нарисовал круг на моём лбу, затем на щеке. Затем провёл пальцем по моим губам, прежде чем погладить мою бороду.

Тебе лучше? — спросил я.

Он пожал плечами.

Я встал, протянул руку и кивнул на ванную.

Он взял меня за руку.

Я повёл его в ванную, включил воду в душе, чтобы Тони мог обмыться. Я немного нервничал, кладя его грязные вещи в полиэтиленовый пакет, который оставил Джексон. Конечно, одно дело было говорить о заботе о ребёнке с ВИЧ, но совершенно другое — на самом деле это делать. Большинство повседневных действий были совершенно безвредными, я знал.

И всё же.

Я заставил его стоять под тёплым душем больше, чем он должен был, но я хотел убедиться, что он вымыт как надо. Я видел, что рубец на его правом бедре особенно натянут, что он натягивает окружающую кожу. Ему было назначена ещё серия пересадок кожи, которые он будет получать периодически, пока растёт, чтобы остальная его кожа могла расти нормальным образом. Рубец был толстым и твёрдым, и телу Тони придётся обрастать его. Повреждений было так много, что я нахмурился.

Его гениталии были совершенно другой проблемой. Потребовалось бы продолжать пластические операции, чтобы придать ему такой нормальный внешний вид, который только был возможен при данных обстоятельствах. Но что-то говорило мне, что они никогда не будут нормальными, что никакое количество пластических операций не сможет исправить то, что по сути было полностью уничтожено.

Я видел фотографии рубца в его досье, но сейчас, глядя на это собственными глазами, я чувствовал, как что-то в моём сердце заклинило. У этого ребёнка будет длинная, длинная дорога, и она вовсе не будет легкой и безболезненной.

Тони увидел, что я смотрю на рубец, и отвернулся от меня, будто стыдясь. Его спина выглядела хуже, чем перед, рубец тянулся от плеч и вниз к коленям, всё это было тёмного, красного цвета, не гладким и мягким, какой должна быть детская кожа, а жёстким и грубым.

Я развернул его, чтобы он посмотрел на меня.

Больно? — спросил я.

Он очень медленно, очень серьёзно покачал головой.

Всё не так плохо, — сказал я, стараясь приободрить его.

Я протянул банное полотенце, помог ему вытереться.

После этого, одетый в пижаму, он лёг на кровать.

Устал, — прожестикулировал он.

Ложись спать.

Я укрыл его стёганым одеялом, подоткнул края и лёг рядом.

Мистер?

Да?

Я…

Он нахмурился, скручивая и раскручивая руки, будто не мог вспомнить жест для того, что хотел сказать.

Я…

Что, милый?

Я не знаю. Помнить… Не могу.

Всё нормально.

Мистер?

Да?

Он смотрел на меня долгое время, но ничего не говорил. Затем потянулся, чтобы взять меня за руку, закрыл глаза и откинулся назад на подушку.

Глава 9

Просто немного дольше

— Давай, Вилли, идём в кровать, — сказал Джексон.

— Я хочу посмотреть на него ещё немного.

— Он никуда не уйдёт.

— Он может уйти с нами.

— Нам придётся получить МДЗД, — отметил он.

МДЗД означало “Межштатный договор о защите детей”. Нам понадобится разрешение от обоих штатов, Массачусетс и Миссисипи, для межштатного усыновления.

— Достанем, — ответил я.

— Ты кажешься уверенным.

— Он тот самый, Джек. Он тот самый, кого мы ждали.

— Ты этого не знаешь.

— Знаю.

Я улыбаясь взглянул на Джексона. Он ответил лёгкой, терпеливой улыбкой.

— Если он тебе не нравится, — сказал я, — мы не станем этого делать. Должны быть согласны мы оба. Это наш ребёнок, а не только мой. Я знаю.

— Он мне нравится, — сказал Джексон. — Но что насчёт Амелии? Я думал, мы склонялись к ней.

— Она не нуждается в нас так, как он.

— Ну, я не уверен, дело в ребенке или…

— Ты не скажешь этого…

— …или ты пытаешься воскресить свой опыт с Ноем.

— Ты это скажешь.

— Нам нужно поговорить об этом, Вилли.

Он упёрся руками в свои бёдра и выглядел чопорно.

— Может, ты прав, — ответил я. — Может, я ищу ещё одного Ноя. Ну и что, Джек? Ной был лучшим, что когда-либо случалось со мной. Что плохого в желании постараться вернуть что-то из этого?

— Я хочу, чтобы ты усыновил этого ребёнка, а не кого-то, кем ты можешь его считать…

— Я знаю, чего ты хочешь. Я знаю, что ты говоришь. И это не так. Ладно, конечно, Тони напоминает мне Ноя. Но ещё он очень, очень отличается. Часть динамики такая же. Неуверенность. Страх. Я понимаю эти вещи. Я могу помочь ему пройти через эти вещи. Этот мальчик нуждается во мне, Джек. В этом дело. Он нуждается в ком-то таком, как я, кто бывал там, кто знает, как ему помочь. Амелия была маленькой лапочкой, и это была любовь с первого взгляда, но она не нуждалась во мне. На неё смотрели ещё пять других пар. Кто-нибудь очень быстро её схватит. И она будет замечательной дочкой, и у неё будет замечательная жизнь. Но я хочу кого-то, кого не хочет больше никто.

— Но почему?

— Просто я такой. И не критикуй – тебе ли жаловаться, а?

— Очень смешно. Не думаю, что тебе следует переживать о том, что его хочет кто-то другой.

Он опустил взгляд на лицо Тони, сейчас расслабленное во сне.

— Давай, Вилли. Идём в кровать.

— Думаю, я просто посижу здесь ещё немного.

— Ты собираешься спать в этом кресле?

— Возможно, — признался я.

— Я принесу тебе одеяло. — Он наклонился, чтобы поцеловать меня. — Вилли?

— Да?

— Не привязывайся слишком сильно. Он нам подходит, но это не значит, что мы получим над ним опеку, не говоря уже об усыновлении. Ты это знаешь. Всё что угодно может пойти неправильно.

— И точно так же что угодно может пойти правильно.

— И это тоже.

— Этого хотел бы Ной, — сказал я.

Глава 10

Тихий

Я проснулся рано утром и обнаружил, что Тони стоял у края моего кресла, глядя на меня своими нежно-голубыми глазами, и толкал меня вытянутой рукой. Его волосы были мокрыми, и он выглядел так, будто только что оделся.

Доброе утро, — прожестикулировал я, улыбаясь при виде него.

Он смотрел на меня серьёзным взглядом, не отвечая.

Как ты сегодня утром? — спросил я, садясь и потягиваясь. Сон в кресле был адом для моей спины и шеи.

Он продолжал смотреть, ничего не говоря.

Почему ты такой тихий?

Он пожал плечами.

Ты голоден?

Он указал жестом на меня.

Идём!

Я пошёл за ним в свою собственную комнату, где мы нашли Джексона, переодевающегося в костюм для бега.

— Доброе утро, красавчик, — произнёс он, улыбаясь мне.

— Вы все уже встали?

— Мы ходили плавать. Мы не собираемся проспать всю жизнь, как некоторые, кого я знаю.

— Я был уставшим, — сказал я в свою защиту.

— Вот что делает с тобой смена часовых поясов.

— Разница всего два часа!

Он улыбнулся своей беспечной улыбкой.

— Так вы налаживаете отношения? — спросил я.

— Ты не единственный заклинатель глухих детей в нашем доме, мистер Кантрелл.

— Хорошо, — ответил я. — Я рад.

— Мы позавтракали, приняли лекарства, сходили поплавать, немного сблизились. Он сказал, что ему нравятся твои волосы.

— Мои волосы?

— Думаю, твоя борода. Он говорит, что она смешная.

— Смешная?

— Он так сказал.

— Мы его ещё даже не усыновили, а вы уже объединяетесь против меня?

— Просто забегаю немного вперед. Кстати, ты, возможно, захочешь держаться подальше от моей мамы.

— Почему?

— Она сказала, что никто не обсирался в её гостиной долгое, долгое время, и она не уверена, что чувствует по этому поводу, особенно, когда там стояла журналистка из «Бостон Геральд».

— Это была случайность!

— Она была довольно зла.

— Он не мог ничего поделать!

— Ну, прямо сейчас я бы с ней не говорил.

— Я поговорю с ней, Ледбеттер. Не переживай об этом. Он не хотел этого делать. Господи, иногда твоя мама так чертовски…

Джексон усмехнулся.

— Ты думаешь, что это смешно?

— Я счастлив видеть, что могу наговорить тебе полной ахинеи, и ты всё равно клюнешь на неё, как идиот.

— Тебе везёт, что у нас гости, иначе я бы надрал твой зад янки.

— Ах, Вилли, не забывай: сейчас ты в Бостоне, малыш. Здесь местные пнут твой зад до самого Дикси. Мы сделали это однажды и сделаем снова, и в следующий раз сожжём Юг, не останавливаясь на Атланте. А теперь иди прими душ. Я умираю от желания сходить в приличный торговый центр. Тот, который есть в Тупело, больше похож на издевательство над поднятием торгового центра, а я устал ездить в Мемфис, чтобы купить одежду. Мне нужно сходить примерно в четырнадцать магазинов, плюс, я хочу попасть в буфет.

Назад Дальше