— Ты отведёшь его в кулинарию? Что он о нас подумает?
— Что мы заботящиеся о своём здоровье, престижные геи с глубокими карманами и хорошим пониманием моды, которым нравится есть хорошую еду или как минимум что-то — Боже, что угодно! — что не жарили в тридцатисантиметровом слое свиного жира? В смысле, чего большего он может хотеть?
— В твоих словах есть смысл. Я скоро.
Глава 11
Д — это Динозавр
Бостон — большой город — слишком большой для этого провинциального ребёнка из Тупело, Миссисипи, родины Элвиса, практически единственной приводящей в восторг вещи, которая когда-либо там случалась. Ну, Элвис и открытие Старбакса на главной западной улице.
Бостон вызывал клаустрофобию. Слишком много улиц, машин, перекрёстков, приходящих и уходящих людей, слишком много возвышающихся зданий, крутых дорожных склонов. Было утомительно просто смотреть на это. Дайте мне глушь, где можно потешить самолюбие, никого не задев плечом.
Я благоразумно оставил вождение Джексону и упивался достопримечательностями с Тони, который сидел на заднем сидении, разодетый в зимнее пальто, перчатки и шапку, как маленький снеговик, еще и безопасно пристёгнутый. Он вытянул шею, чтобы смотреть в окно, будто был туристом в своём собственном городе.
Тони оказался очень замкнутым, поэтому был рад сидеть отдельно ото всех и думать свои собственные мысли. Он напоминал мне человека, который не стал бы звонить пожарным, потому что не хотел никого беспокоить, даже если горел его дом. Если повезёт, мы сможем это изменить, думал я, оглядываясь на него, надеясь поймать его взгляд.
Он не обращал на меня никакого внимания.
Тёмные тяжёлые тучи угрожали завалить нас снегом, перспективу чего я находил одновременно волнующей — я никогда не попадал в настоящую метель — и довольно страшной. На земле было уже тридцать сантиметров снега, и я был удивлён, что местные жители ездили так, будто это ничего не значило.
Пока мы с Джексоном бродили по внушительных размеров торговому центру — можно было бы устроить внутри него Олимпиаду, и осталось бы место для реконструкции Вудстока* — на нас не смотрели так, как было дома, когда мы водили Ноя в торговый центр Барнс Кроссинг, чтобы разнюхать ГеймСтоп*, а затем поесть пиццы в кафетерии. Этих северян, казалось, не заботили два предполагаемых папочки, гуляющих с маленьким мальчиком.
*Вудсток — один из знаменитейших рок-фестивалей, прошедший с 15 по 18 августа 1969 года.
*ГеймСтоп — крупнейшая розничная сеть по продаже игровых консолей, видеоигр, игровых аксессуаров и аксессуаров для PC.
Когда мы проходили мимо книжного магазина, Тони задержался и уставился на витрину, в которой стояла огромная фигура Ти-Рекса, вырезанная из картона и рекламирующая научную книгу о динозаврах. Он смотрел на этого динозавра с раскрытым ртом, на его лице появилась глупая улыбка. Он подошёл к стеклу, приложил к нему руку, увлеченный монстром, разместившимся в витрине.
Тебе нравятся динозавры? — спросил я.
Он пожал плечами, что я начал принимать за то, что он меня не понимал, так что я попробовал снова. Я указал на вырезку Ти-Рекса.
Он тебе нравится?
Он улыбнулся от уха до уха.
Это д—и—н—о—з—а—в—р. Это жест, означающий д—и—н—о—з—а—в—р—а.
Я показал жест.
Он повторил его мне, улыбаясь.
Видишь? Я говорил, что ты умный ребёнок, разве нет? Хочешь пойти посмотреть?
Он с готовностью кивнул.
— Ты и твои книги, — с отчаянием произнёс Джексон.
Мы зашли в магазин, прямиком в детский отдел, где была большая витрина с книгами о динозаврах. Тони сел за детский столик с раскрытой перед ним книгой “Динозавры для детей”, его глаза за очками были похожи на блюдца. Он пролистал книгу, остановившись на странице со стегозавром. Малыш провёл указательным пальцем по туловищу стегозавра, очерчивая его и улыбаясь.
Люблю, — прожестикулировал он мне. Он указал на динозавра, будто чтобы убедиться, что я понял.
Он очень красивый, — согласился я.
Люблю. Люблю. Люблю. Я… люблю!
Я улыбнулся.
Мистер?
Да?
Где… сейчас?
Динозавры исчезли, малыш Т.
Почему?
Это длинная история…
Оу.
Он опустил взгляд на стегозавра и начал снова водить по нему пальцем, с тоскующим, грустным выражением лица. В конце концов, он перевернул страницу и нашёл эотирана. Он усмехнулся над тем, как глупо, но очаровательно тот выглядел. Тони был так захвачен просмотром картинок, что, кажется, не замечал ничего другого. Он перебирал страницы, время от времени останавливаясь, расправляя свои маленькие ручки на странице, улыбаясь, усмехаясь, очерчивая контуры разных изображённых динозавров. Почти тридцать минут он сидел на месте, полностью в своём собственном маленьком мире. Время от времени он поднимал взгляд на меня, улыбаясь, указывая на динозавра, который ему понравился.
Тебе нравится эта книга? — спросил я.
Она дорогая, — сразу же ответил он, и я был удивлён, что он знает это слово и, видимо, знает очень хорошо.
Не бери в голову, — сказал я. — Мы купим её тебе.
Правда?
Он казался поражённым.
Правда, — прожестикулировал я.
Правда? — снова спросил он, будто не мог мне поверить.
Мы хотим, чтобы она у тебя была.
У меня?
Да, у тебя.
Он закусил губу и посмотрел на меня очень открыто.
Почему?
Мы хотим, чтобы ты был счастлив.
Я?
Да, ты. Малыш Т.
Он, казалось, не знал, как это понять, будто ощущение, что кто-то другой хочет ему счастья, было совершенно Тони чуждо.
Почему? — спросил он, пытаясь разгадать.
Я хотел сказать, что все дети заслуживают быть счастливыми, или что-то такое, но знал, что он не поймёт.
Мы любим тебя, — сказал я, выбрав прямой метод. — Мы хотим, чтобы ты был счастлив. Я и Д—ж—е—к… мы оба хотим, чтобы ты был счастлив. Мы хотим быть твоей семьёй. Твоя семья — это люди, которые любят тебя и хотят заботиться о тебе, хотят тебе счастья. Ты понимаешь?
У меня нет семьи.
Поэтому мы хотели познакомиться с тобой. Может быть, мы могли бы быть твоей семьёй…
Вы?
Да.
Вы хотите быть моей семьёй?
Да.
Почему?
У нас был маленький мальчик, похожий на тебя. Мы скучаем по нему. Мы хотим снова иметь семью, поэтому искали кого-то вроде тебя.
Правда?
Правда.
Никто меня не хочет.
Мы хотим.
Но никто меня не хочет. Я… не хороший.
Ты хороший, сладкий.
Я… не хороший. К. сказал, что я тупой.
Ты не тупой.
Но К. сказал, что я тупой.
Это не правда.
Он пролистал больше страниц, теперь останавливаясь и снова глядя на динозавров. Тони казался обеспокоенным.
Джексон, который ушёл бродить по магазину, вернулся с последним романом Стивена Кинга.
— Серьёзно? — спросил я, глядя на обложку.
— Ты в стране Стивена Кинга, мальчик. Следи за языком, иначе в твоем лице может застрять бензопила.
— Вы, янки, такие злые.
— И не забывай об этом. Тони, кажется, нравится эта книга.
— Он любит динозавров.
— Это хорошо — у него будет двое из них в качестве пап.
— Говори за себя, ушлёпкозавр.
— Не уверен, что это вид динозавра. И давай начистоту. Мы в таком возрасте, когда везение означает способность найти нашу машину на парковке.
— Мы не настолько старые!
— Нам пора идти. Снег пошёл.
— Серьёзно?
— Здесь да. Мне придётся заняться шоппингом позже — не хочу, чтобы мы застряли в дороге. О, и, Вилли?
— Да?
— Думаю, это первый раз, когда мы зашли в книжный магазин, и ты не пошёл сразу же смотреть, есть ли у них на полках твои книги. Я тобой горжусь.
— Я шёл к этому.
— Что ж, поторопись. Я не хочу рассказывать этой Хизер Дюпорт, что мы застряли на обочине в снегопад. Она подумает, что мы безответственные. Снег должен был начаться позже, но в Бостоне никогда не знаешь наверняка.
Я улыбнулся Тони.
Нам нужно идти. Давай заплатим за твою книгу.
Он с гордостью отнёс её к кассе и взглянул на кассира из-за края прилавка, пока тот проводил книгу через сканер.
— Дети любят динозавров, — наблюдательно отметил кассир, посылая мне улыбку. Ему было двадцать с чем-то, и он был всячески мил.
— Я сам был больше любителем “Черепашек ниндзя”, — ответил я.
— Он ваш? — спросил мужчина, взглянув на нас с Джексоном, а затем на Тони.
— Надеюсь на это, — ответил я. — Или это, или нас арестуют за похищение.
— Оу.
Пока мы шли к выходу, я заприметил фотобудку.
— Идём, — сказал я Джексону.
— Вилли, нам пора идти!
— Уйдём, но сначала сделаем фотографии нашего первого дня. Как мы делали с Ноем в торговом центре.
— Хорошо, но давай быстро.
Мы поспешили к фотобудке. Тони никогда не был в такой, не знал, что это. Мы столпились внутри. Я сел на стул с Тони на коленях, а Джек втиснулся за мной. Мы состроили глупые рожицы, пока аппарат щёлкал четыре раза. Снаружи мы забрали две полоски фотографий и рассмотрели их.
Тони очень серьёзно смотрел на полоску, которую я ему протянул.
Он казался удивлённым.
Он поднял взгляд на меня с огромной улыбкой на губах.
Оставь её себе, — сказал я, жестом показывая ему положить полоску в карман.
Глава 12
Дует холодный ветер
Снег падал с головокружительным изобилием, пока мы ехали обратно к резиденции Ледбеттеров в субботнем дневном движении Бостона.
— Вот, что мне нравится, — счастливо произнёс Джексон, глядя в лобовое стекло и улыбаясь.
Это было великолепно.
Время от времени в Миссисипи шёл снег, но совершенно иначе, и мы определённо не были достаточно глупыми, чтобы выходить или ездить при этом на машинах.
Джексон был беспечным.
— Может, тебе следует ехать помедленнее, — предложил я.
— Расслабься, Кантрелл. Я знаю, что делаю.
— Еще не хватало попасть в аварию, пока он в машине.
— Мы не попадём в аварию. И кстати, я видел, что ты флиртуешь с тем кассиром.
— Я не флиртовал!
— Он ваш? «Надеюсь на это! Или это, или нас арестуют за похищение!» Ты так заигрывал с ним!
— Не правда!
— Я не вчера родился.
— А ведёшь себя ты так, будто вчера.
— Он точно тебя разглядывал, и ты улыбался и пичкал его этой скромностью в стиле “я просто деревенский мальчик”. Я удивлён, что ты не дал ему свой номер телефона.
— Я бы никогда этого не сделал!
— Сделал бы.
— Не тогда, когда ты стоял там же. Я бы подождал и вернулся, когда тебя не было бы рядом.
— Видишь? Ты точно его разглядывал!
— Он был вроде как милым.
— И слишком плохо, что у нас были свадебные клятвы, хах?
— Ну, ты говорил “в горе и в радости”.
— Почему ты это делаешь?
— Что делаю?
— Почему тебе обязательно со всеми флиртовать? Мужчина или женщина, есть ли у этого половые органы, ты будешь с этим флиртовать. Это какая-то южная штука, которую я так и не смог понять. Ты не можешь держать свой член в штанах?
— Ладно, — ответил я, начиная немного беспокоиться, не уверенный, шутим мы или… что.
— Ты всегда так делаешь!
— Где мы сейчас, Ледбеттер?
— Ты! — воскликнул он.
— Что я?
— Ты! — снова произнёс он, бросив на меня взгляд.
Затем он разразился улыбкой.
— Почему ты улыбаешься?
— Это второй раз, когда я тебя облапошил. Теперь это слишком легко. Мне придётся попробовать что-нибудь другое.
— Значит, ты дурачишь меня?
— Ты попался.
— Подумать только, тебе почти сорок.
— Мне не почти сорок! Упаси Бог! Мне никогда не будет сорок. Ты меня слышишь? Никогда.
— Продолжай мечтать.
— Я не мечтаю, — пообещал он. — Я подам в суд.
— Если ты захочешь сделать сразу несколько дел, когда тебе будет сорок, тебе придётся чихнуть и обмочиться одновременно, и самое важное, о чём тебе придётся переживать — это помнить надеть трусы, когда выходишь за дверь. Сложно?
— Вовсе не сложно, когда у тебя в мужьях мужчина помоложе, но мне это не помогает. Когда мне исполнится сорок, тебе будет почти сорок пять. Ты будешь получать в аптеке скидки для пенсионеров, когда пойдёшь туда покупать себе подгузники для взрослых — и если ты думаешь, что я буду покупать тебе эти чёртовы штуки, ты просто себя обманываешь.
— Спасибо.
— Это мило.
— Оскорблять меня мило?
— И это тоже. Но… Я имею в виду. Это. Ты и я. Дурачимся. Веселимся, как раньше. Это мило, Вилли. Знаешь, прошло много времени.
— Не превращайся в размазню, Ледбеттер. Ты знаешь, что я это ненавижу.
— Ну, мне очень жаль твои драгоценные чувства, но серьёзно. Это мило. Я некоторое время не думал, что мы не вернемся к этому.
— Не напоминай.
— Ты делаешь то, что делаешь всегда, то есть отталкиваешь людей, которые тебя любят.
— А ты как сифилис, просто так не исчезнешь.
Он рассмеялся.
Я думал, что это и правда было мило, хотя не признался бы ему в этом. Смерть Ноя была ужасной вещью, и над нами воцарилась тишина и холодность. Или, возможно, они воцарились надо мной. Некоторое время было тяжело поверить, что может продолжаться хоть какая-то жизнь, не говоря уже о счастливой.
— Он тот самый, — сказал я, поворачиваясь посмотреть на Джексона, восхищаясь его гладко выбритым лицом. — Я серьёзно, Джек. Он тот самый.
Я бросил взгляд на заднее сидение и увидел, что Тони смотрит на снег и улыбается.
— Я надеюсь на это, — осторожно произнёс Джексон.
— Я знаю это, — ответил я. — Когда я смотрю ему в глаза, то вижу, что там кто-то пытается дотянуться до меня, пытается найти меня, пытается связаться. Наверное, в его жизни никогда не было никого такого. Но он старается. Он напуган, но старается.
— Думаю, ты позволяешь своему писательскому воображению взять тебя в плен.
— Может быть, — признался я. — Но когда мы усыновим его, его имя будет Тони Кантрелл-Ледбеттер.
— Ни за что, Хосе! — огрызнулся Джексон. — Его будут звать Тони Ледбеттер-Кантрелл.
— Продолжай мечтать.
— Что ж, я полагаю, что пока он счастлив, его имя не имеет значения.
— Ты знаешь, когда проигрываешь. Мне это нравится.
— Я не понимаю, почему у него вообще должна быть твоя фамилия. Он должен быть Тони Ледбеттер. Звучит хорошо.
— Да, попахивает Однопроцентниками.
— Его прадед был сенатором. Хотелось бы мне посмотреть, как ты это обыграешь.
— Политик? Не моё представление престижа. Они все кучка шлюх.
— Дедуля не был шлюхой!
— А вот и был. Присасывался к сиськам Рокфеллера, как они все!
— Он даже не знал Рокфеллеров.
— Ох, они все одинаковые.
— Посмотри на себя, Кантрелл. Ты маленький фанатик. Митт Ромни был прав, политика — предмет зависти.
— Мы могли бы, пожалуйста, не говорить о таких мертвецки бледных кошмарах, как Митт Ромни?
— Он был здесь губернатором.
— И у меня яйца подпрыгивают в мошонке каждый раз, когда мы пересекаем границу штата.
— Он был на самом деле приятным парнем.
— Кто ещё заметит, что все местные деревья растут справа?
Пока мы говорили, снег пошёл ещё сильнее, снежинки были огромными и большими, ударяясь о лобовое стекло. Джексону приходилось включать дворники, чтобы очистить их.
— Почему мы замедляемся? — спросил я.
— Город большой. Мы так делаем.
— Нам нужно попасть домой.
— И мы попадём… возможно.
— Что это значит?
— Думаю, там впереди заглохла машина. Обычно именно это и происходит, когда движение так замедляется. Может быть, машина съехала с дороги.
— Мы можем развернуться?
— Ты видишь все эти машины за нами?
Я выглянул в заднее стекло, нахмурившись. Нас зажал длинный ряд машин на односторонней дороге. Теперь движение затормозилось.
— Насколько это далеко? — спросил я.
— У нас впереди добрых двадцать минут.