Взорвать бы всё это. Я сонными глазами осмотрел завалы взрывчатых веществ, с хрустом потянулся и лёг навзничь, на сено, постеленное на дно телеги. Мишка примостился рядом.
-Ты видел? – шепнул он мне в ухо, но я прижал ему губы пальцем.
Проехав бесконечные склады и составы, мы выехали на мощёную брусчаткой городскую улицу, по которой иногда ездили мотоциклы или грузовики.
Никакой суеты, всё по-деловому. Как называется? Орднунг?
Подвезли нас к добротному строению, украшенному знаменем со свастикой.
Комендатура. Охраняли комендатуру двое солдат с автоматами. В серой форме.
Петро сходил внутрь, недолго пробыл там и, выйдя, поманил нас за собой.
Нас завели в кабинет, в котором стояли столы буквой Т, со стульями, над столом висел портрет Гитлера. Из-за стола вышел стройный офицер в фуражке с высокой тульей, на месте кокарды красовалась мёртвая голова.
Удалив полицаев, немец с минуту весело разглядывал нас.
-Говоришь, ты Вильгельм Отто фон Граббе? – с усмешкой спросил он меня, с лёгким акцентом.
-Я попал под бомбёжку, меня контузило, и я плохо помню, что было до того. Забыл своё имя, язык. Когда Мигель заговорил со мной по-русски, я даже не понял, на каком языке он говорит.
-Мигель, говоришь? – немец задал вопрос, наверно, по-испански.
Мишка бойко ответил. Так они поговорили немного. Чёрт! А если он сейчас спросит меня, то, о чём расспрашивал Мишку? Я взмок.
-Что дальше было? – не меняя выражения лица, спросил меня немец.
-Потом попали в плен красным. Меня били. Показать?
-Не надо, мне сказали, куда тебя били.
-По уху тоже. Кровь бежала из уха, я даже оглох. Временно.
-Потом, что, отпустили?
-Меня заперли, а Мигеля приняли за еврея, он меня ночью освободил, и мы сбежали, - говорил я, моля всевышнего, чтобы моя легенда совпала с Мишкиной.
Немец что-то спросил у Мишки, тот подтвердил.
-Так вы герои! – сказал немец.
-Какие мы герои, - скривился я, - если бы что-то знали, всё выдали бы. Проклятая контузия! Отбила напрочь всю память!
-Ну, ну, Вилли, держись! Хорошая у вас компания, кому ни попади, один выкрутится.
-Если бы не потеря памяти. Помнил бы немецкий, никаких вопросов бы не было.
-Ну, мальчик мой, вопросов, может быть, было бы ещё больше! Только по-немецки.
Мигель говорит, что твоих родителей арестовали коммунисты.
-Да. Только я ничего не помню. Мигель, как я говорил, выкопал меня, заживо похороненного.
-Да, я помню, - поморщился немец. – Что планируете делать дальше? Отправить вас в тыл? В Германию?
-Что мы там будем делать? – удивился я.
-Пойдёте в школу, будете учиться. Вернётся память.
-Идёт война, - сказал я, - а вы нас – в тыл! Нас надо в тыл врага…- Немец не выдержал и расхохотался.
-Да, мальчик, без тебя нам войну не выиграть! Бедные русские!
Я обиженно засопел.
-Ну, ну, не отчаивайтесь, может быть, и вам удастся повоевать, хотя война долго не продлится. К сентябрю мы возьмём Москву. Но Москва Москвой, это ещё не конец войны. Наполеон тоже брал Москву.
-Наполеон? Москву? – удивился я, - Когда это было?
-Да, Вилли, серьёзно тебя. Лечиться тебе надо, а не шпионить по тылам противника.
Был такой случай с моим знакомым при штурме линии Мажино. Контузило его, как тебя, так попал в плен к французам, а потом говорил только по-французски!
-Память вернулась к нему? – быстро спросил я.
-Вернулась, но он уже был не солдат, - нехотя ответил немец.
Помолчав, он сказал:
-Сейчас вас отведут в гостиницу, поселят в номере. Оттуда пока не выходите. Вернётся комендант, фон Граббе, поговорит с вами. Вдруг родственники! – рассмеялся немец. – Я вот не представился: Вольф, Генрих. Если что, ссылайтесь на меня, - он позвонил в колокольчик и что- то приказал появившемуся солдату.
Нас, как настоящих баронов, отвезли в гостиницу, увешанную штандартами нацисткой Германии, поселили в двухместном номере на третьем этаже.
Удобства были в конце коридора. Другие удобства, в виде ванны, находились в другом конце коридора. Горничная нам объяснила, что горячей воды пока нет, возможно, будет вечером. Мы покивали, и нас оставили одних.
Я подумал, что хорошо, что санузел не расположен в номере, иначе заперли бы дверь.
Мишка сразу бросился на мягкую кровать, я же стал обыскивать номер, приложив палец к губам: возможна прослушка.
В шкафах я обнаружил два тёмных халата. Не понимая, зачем они мне нужны, тем не менее, обрадовался. Полотенца были белые, чистые. Осмотрел кровати.
Покрывала, одеяла, похожие на солдатские, только зелёные и с полосками чёрного цвета. Подматрасники... Вот подматрасники мне понравились: чёрные. К сожалению, крепкие, не порвать.
Мишка с удивлением следил за мной, правда, молча.
Занавески на окнах были хороши, в разноцветных листьях. Из них получился бы неплохой осенний маскхалат.
Я сел на свою кровать и задумался. Из чего сделать бандану? Мои волосы будут светиться в темноте, как фонарик. Посмотрел на тёмную шевелюру Мишки и даже позавидовал: мечта диверсанта. Ещё харю вымазать грязью, никто не заметит с двух метров. Мишку, что ли послать... Куда послать? Ты куда собрался? – спрашивал я сам себя, но ответа не получил. Сам же снова открыл шкаф и надел халат.
Халат укрыл меня до пят. И был с капюшоном! Бурой расцветки, как монашеская ряса, он отлично подходил для моих целей. Дело в том, что, немного подумав, я понял, что мы с Мишкой на грани провала. Неведомый доброхот слил немцам информацию о нас и зашитых донесениях в штанах, значит, он знал, что мы что- то знаем. Мы же сказали Вольфу, что сбежали. Что будет дальше? Трудно сказать.
Можно сказать, что ошиблись, и мы это не мы. А если этот кто-то знает нас в лицо?
Тогда нам не отвертеться. Отдать ложное донесение? после долгих пыток?
Я поёжился. Только-только начали подживать раны, память о боли ещё жива, расколюсь в момент... Значит, что? Надо отвлечь их внимание, взорвать, к чёрту склад боеприпасов. Но сделать так, чтобы нас не заподозрили!
Из чего бы сделать маску? Вырезать? Чем? Сейчас бы колготки... или чулки подошли бы. Ага, в сеточку. Мой взгляд опять остановился на Мишке. Тот тоже смотрел на меня, ничего не понимая, но догадываясь, что я что-то задумал.
Я снова показал ему знак: молчи, подошёл к окну. Отсюда была видна станция, краешек складов. Посмотрев вниз, заметил, что слезть по стене можно, сильно не рискуя: архитектурные излишества в виде выступов из кирпичей сослужат неплохую службу. А как со стороны туалета? Или ванной? Хорошо, третий этаж: при срочной эвакуации можно связать простыни и соскользнуть вниз.
- Я в туалет! – громко сказал я, снял халат, повесил его себе на руку и вышел из номера. В конце коридора сидела горничная, в стороне туалета никого не было.
Я зашёл в помещение и открыл окно. Здесь тоже можно спуститься по стене, потом и подняться. Верёвку бы... Заметят. Да и светло ещё! Надо идти в номер, дождаться темноты, сейчас лето, темнеет заполночь, как бы не вызвали на допрос раньше времени. Я успел вернуться в номер до того, как в дверь постучались. Оказывается, нам принесли ужин. Сервис!
Набив желудки, мы разлеглись, на кроватях, не разговаривая. Скорее бы закатывалось солнышко!
Солнышко закатилось…
Поднявшись с кровати, я погасил свет и выглянул в окно. Заря догорала, по небу неторопливо двигались тяжёлые синие облака, почти тучи. Наверняка скоро небо затянет непроницаемой пеленой. Сердечко сделало перебой: «куда собрался?!» - пискнул кто-то внутри. Но я не прислушался к голосу разума, взяв халат, пошёл в туалетную комнату. Ещё днём я видел в углу железную бочку с крышкой, заполненную водой. Я ещё подумал, что это – на случай пожара.
Так вот сейчас на крышке лежал моточек тонкой проволоки, и кусачки!
Чуть не завопив от радости, я быстро облачился в халат, сунул неожиданно свалившееся богатство в широкий карман, и вывалился в открытое окно. Зацепившись руками за раму, я ногой нащупал выступ кирпича, и постарался как можно скорее спуститься вниз. Ступив на твёрдую землю, я прижался к тёмной стене, и услышал сверху брань. Кто-то сильно ругался, я расслышал только «русиш швайн». Что это означало, я не понял. Повспоминав, кого я видел в коридоре, я с удовлетворением понял, что меня никто не видел: коридорной в это время не было на месте, наверно, отошла по неотложным делам.
Когда шум слегка отдалился, я не торопясь отправился в сторону складов, стараясь держаться в тени. Наверняка сейчас действовал комендантский час, и встреча с патрулём, да и не только, грозила мне крупными неприятностями.
Поэтому, добравшись до канавы, я постарался слиться с пейзажем, когда по улице протопали чьи-то шаги.
Так, то по канаве, то вдоль забора, я добрался до железнодорожной станции, где днём видел залежи взрывоопасных предметов.
Найдя неплохой наблюдательный пункт, я начал следить за маршрутом караульных.
Собак не было. Будь они в охране, можно было со спокойной совестью возвращаться.
Теперь же, выждав, когда патрульный пройдёт весь маршрут, запомнив время прохождения, я двинулся к строению, возле которого лежали ящики с гранатами.
Я хорошо видел, что они были даже открыты, когда проезжали мимо, кто-то тогда перегружал гранаты в подсумки. Понятно, что надеяться на то, что их так и оставили, было глупо, это ведь не наша безалаберность, но посмотреть стоило, может, там есть что-нибудь интересное.
Подобравшись к ящикам, в почти полной темноте попытался разобрать надписи на чужом языке. Вроде как мины… Что за мины? Всякие бывают! Гранаты нужны, чтобы с чекой, за что можно привязать проволочку. А вот гранату сунуть среди мин было бы хорошо. Затаив дыхание, я внимательно огляделся. Часовой стоял возле вокзала, патрульный шагал среди ящиков, направляясь в мою сторону. Сейчас он пройдёт совсем близко…Я прикинулся тюком, прислоненном к ящику с минами и замер.
Немец прошёл, я даже почуял запах его начищенных ваксой сапог.
Когда он удалился, я снова стал искать гранаты, пытаясь читать надписи, как будто понимал, что там написано! Как «гранаты» по-немецки? Может, у них просто буквенно - цифровое обозначение? Проклиная свалившуюся на меня амнезию, я проползал среди ящиков, пока опять не приблизился патрульный. Снова переждав, когда он пройдёт, я наткнулся на ящик, одиноко стоящий среди штабелей таких же ящиков.
Тихонько открыв запоры, я приоткрыл крышку, и чуть не вскрикнул: в ящике лежали «колотушки»! Взяв две штуки, я снова пополз туда, где лежали ящики с минами.
Сунув гранаты в щели между ящиками, я аккуратно открутил колпачки, вынул шарики, и связал их проволокой между собой. Затем, дождавшись очередного проследования патрульного, пересёк его тропу, привязал там конец проволоки и связал всё в один пучок. Теперь патрульный запнётся за проволоку и приведёт в действие взрывной механизм гранат. Затем, как я надеялся, могут сдетонировать мины. А если не сдетонируют? Значит, это надёжные мины.
Подумав, я привязал оставшуюся проволоку за общий узел и потихоньку пополз к ящику с гранатами. Хватило! Здесь я снарядил ещё одну гранатку, прямо в ящике, засунув туда же улику в виде кусачек. Теперь моим ногам просто не терпелось унести свою задницу подальше отсюда. Еле сдержался, чтобы с воплем не пуститься вскачь.
Сейчас немец споткнётся о проволоку, и кааак!..
У меня вытаращились от страха глаза, и я пополз назад, лихорадочно озираясь вокруг.
Я уже добежал до гостиницы, когда рвануло.
У меня подкосились ноги, и я упал возле стены. Слегка отдышавшись, попробовал залезть по стенке, но скоро понял, что это мне не по силам. С тоской посмотрел я на свои окна из-за угла, подумав, что ко мне могут возникнуть несколько вопросов у немцев, почему я тут гуляю ночью.
Когда я уже обдумывал ответы на эти глупые вопросы, из нашего окна выпали связанные простыни. Прыгнув, как заяц, я вцепился в эти простыни, как потерпевший кораблекрушение за обломок мачты, и начал изо всех сил карабкаться по ним, причём кто- то тянул меня наверх. Забравшись, я свалился на пол, запалено дыша.
-Помогай! – сердито прошептал Миша, судорожно пытаясь развязать узлы.
С трудом, но нам удалось это сделать, даже успели застелить постели. Потом я догадался сбросить халат и повесить его в шкаф.
Между тем за окном что-то мощно грохотало, сполохи огня освещали нашу комнату, слышались чьи-то вопли. Приведя комнату в относительный порядок, мы прильнули к окну, пытаясь понять, что там происходит. Там творилось что-то невероятное: что-то ярко горело, с противным свистом летели и взрывались снаряды…
Сзади с треском раскрылась дверь, кто-то ворвался в комнату, схватил нас за шиворот и бросил на пол. Громко и больно ударившись лбом, я услышал, как надо мной с треском вылетела рама. Нас осыпало осколками.
-Во дурни! Шайсе! – крикнул мужской голос. Я обернулся и увидел Генриха Вольфа.
Я немного прибалдел: этот немец, вместо того, чтобы спасаться самому, или бежать ликвидировать ЧП, побежал спасать нас? Даже если он шёл за нами, чтобы вести на допрос. Не вязалось что-то у меня в голове. В контуженой голове не вязалось и происшедшее. Я не мог поверить, что я и есть виновник творящегося на станции ада.
-Что случилось? – только и мог спросить я.
-Партизанен! – ответил Вольф. Мы удивлённо промолчали, переглянувшись.
Больше к нам ничего не прилетало, но ночевать здесь уже было неприятно: вся комната была засыпана осколками стекла, валялась выбитая рама.
-Пошли отсюда, - сказал Генрих, поднимаясь и отряхиваясь от осколков.
Мы послушались и вышли в коридор. Немного пройдя в сторону ванной, Генрих открыл дверь и, пропустив нас вперёд, вошёл в свой, как оказалось, номер.
-Мне сейчас далеко не до вас, киндеры, располагайтесь здесь, мне надо в штаб, а то расстреляют, как дезертира.
-Можно нам помыться? – глянув снизу-вверх на высокого немца, спросил я.
-Кто же вам запрещает? – удивился Генрих. – Главное, не выходите из гостиницы, иначе я вас не найду.
Генрих ушел. Я же, поискав по шкафам, нашёл полотенца и мыло, головой сделал знак Мишке следовать за мной.
Как ни странно, в ванной была горячая вода, было тихо, потому что не было здесь окна. Только слабый гул слышался.
Мы разделись и залезли в ванну. Я молчал, намыливая голову. Мишка тоже ничего не спрашивал.
- Потри мне спинку, - попросил я, - Чешется невероятно, как будто крапивой отхлестали.
Мишка надраил мне спину, потом тихо спросил:
- Что теперь будем делать?
- А я знаю?
- А кто должен знать? Мне кажется, тикать надо!
- Это да… Надо продумать всё, составить какой-то план…
- Какой план?! Сейчас Вольф приведёт сюда твоего дядю, вот будет потеха! План! – фыркнул Мишка.
- Подставляй свою спину.
Я натирал костлявую Мишкину спину с торчащими позвонками и старался думать. Думать не получалось, хотелось спать. Возможно, сегодня немцам будет не до нас, да и если мы внезапно исчезнем, кое-кого это может навести на нехорошие мысли.
Сейчас начало войны, немцы ещё хорошо организованы, очень скоро они придут в себя и начнут следственные действия. Пока мы вне подозрений: сам Вольф вытащил нас из-под обстрела, да и к детям пока не такое отношение, как будет после…
Хотя на это не стоит надеяться, это пока думают, что я немец. Странный контуженый немец… Я считаю русских своими, а они меня кем будут считать? Вот то-то.
- Ты заснул? – возмутился Мишка.
- Задумался, - признался я, - ты же просил подумать, вот я и думаю. Прости, что моя контуженая голова так плохо соображает.
- По-моему она у тебя дважды контуженая! – зашипел Мишка, - Учудить такое! И без меня! В следующий раз я набью тебе морду!
- Хватит уже бить меня по голове! – возмутился я, - Бьют все, кому не лень! Потом сам не знаю, что делаю…
- Сейчас ещё спишешь всё на свою контузию и лунатизм!
- Всё может быть, - согласился я, - где тебе ещё потереть?
- Спасибо, остальное я сам отмою.
Мы тщательно помылись, ополоснулись чистой водой, насухо вытерлись и отправились в номер Вольфа, причём ошиблись дверью и вошли в чужой номер.
Хорошо, никого не было. Зато на столе лежала расстеленная карта.
Я внимательно рассмотрел её, стараясь запомнить дороги на Восток, и мы поспешили покинуть чужой номер. За следующей дверью мы обнаружили номер… как будто Вольфа… Все они одинаковы.