Даже останавливаюсь посреди коридора, пытаясь припомнить, когда последний раз я вообще пользовался подземкой. И пока пальцы сжимают несчастный кусок пластмассы, я, кажется, понимаю, откуда всё это. Точнее, чьё всё это.
И когда ты успел утащить мою толстовку, а после вернуть на место? Я, что ли, настолько невнимательный распиздяй и не запалил, как одна из моих любимых шмоток пропала, пусть и на время?
Ох уж эта заноза в заднице… Чем дальше, тем интереснее. Другое дело, что я сам упорно запихивал её себе под кожу, ещё и поёрзал по неотшлифованной доске для пущего результата.
Фыркаю, обещая себе выяснить маршрут мальчишки позже, и снова принимаюсь исследовать карманы джинс на предмет наличия в них ключей от холостяцкой берлоги Джеки.
Каждый раз, когда держу их в руках, просто не могу не вспомнить выражение его лица, когда он протягивал мне эти две полоски металла на тонком кольце: "Доверяю их тебе, брат, на случай если во время очередной дрочки я решу побаловаться асфиксией. Именно ты должен быть тем, кто стащит мой разложившийся труп с постели!" Больной придурок. С него станется, ещё и завещание накатает, непременно обязав меня вставить фаллоимитатор в его задубевшую задницу.
Усмешка выходит почти настороженной. Чем чёрт не шутит…
А вот и нужная мне светлая дверь, а слева от неё огромное окно, во всю ширину коридора. Гениальное решение, учитывая, сколько потенциальных психов покупает жильё в навороченных высотках. Но, с другой стороны, если владелец, перепив или обдолбавшись, возомнит себя птичкой и выпорхнет в проделанную своей же задницей "форточку", его гнёздышко можно будет загнать снова. Похоже, я только что раскрыл чей-то коварный замысел. Или всё больная фантазия виновата? Кто знает, кто знает…
Два поворота ключа и чёткий щелчок замка. Отворяется совершенно бесшумно, и я, переступив порог, направляюсь прямиком в спальню, не разуваясь, в грязных от осенней слякоти кедах по белому ковру с высоким ворсом.
На постели обнаруживаются двое. Точнее, торчат две пары босых ног. Одни ступни узкие, явно женские, с украшенными ярким педикюром маленькими пальчиками. И вторые, хозяин которых меня и интересует.
Не задумываясь, хватаю его за лодыжку и, как следует сжав, с силой дёргаю на себя, одним движением стаскивая с кровати почти наполовину. Недовольное мычание только зарождается в его глотке. Не проснулся вот так сразу, зараза. Ещё рывок – и оказывается на полу, звучно клацнув челюстью о деревянный каркас кровати. Едва ли открыл глаза.
– Подрывайся, циррозный алкаш!
Невнятное бормотание в ответ: плетёт что-то про маму и "сладких кисок". Толкаю его под рёбра прорезиненным носком кед. Никакой реакции.
Вздыхаю, прекрасно помня, что орать бесполезно, и прежде чем приступить к более эффективному воздействию, всё так же за ногу оттаскиваю его в центр большой комнаты, чтобы не разбудить даму, разумеется, мимоходом позволив садануться плечом о дверную коробку. Джентльмен я или насрано? Впрочем, вопрос очевидный и риторический.
Ещё метр и… от души замахиваюсь и пинаю его в бедро. Недовольно дёргается, вслепую пытается поймать мою ногу, рефлекторно прикрывает голову и получает ещё один увесистый пинок.
– Доброе утро, хуйло, открывай глазки!
Недовольное шипение откуда-то из-за локтевого сгиба, которым он прикрыл подбородок и…
Только собирался врезать ему ещё раз, как пол приблизился слишком быстро.
Подсечка! Прыткая сука!
И тут же, стоило только лопаткам утонуть в ворсе, вскидывается и неуклюже, всё ещё не стряхнув остатки сна, заваливается на меня сверху. Резво перехватывает мои запястья и прижимает их к полу.
Не особо сопротивляюсь. Вообще не сопротивляюсь.
Давит всем весом, ощутимо нажимая на грудину, и его спутанные волосы лезут мне в лицо. Наклоняется ещё ниже и с придыханием выдыхает:
– Почему ты подо мной, но всё ещё одет?
С придыханием и присущим знатному алкоголику выхлопом. Морщусь от просто убийственного перегара напополам с сигаретной вонью и, от души зарядив ему коленом по яйцам, скидываю с себя уже заваливающееся на бок тело. И пока он корчится от боли и покрывает меня привычным, едва ли не наизусть заученным потоком нецензурщины, отползаю назад, спиной прижимаясь к книжной полке, причём абсолютно пустой. За каким таким хером вообще заказывал? Или надеется собрать коллекцию фаллоимитаторов и украсить ими многочисленные отделения?
Терпеливо жду, пока отойдёт и, сев, так же как и я, спиной отползёт к дивану и, вжавшись затылком в подлокотник, сожмёт обеими ладонями непутёвую башку.
– Поговори со мной, или я сверну пацану шею.
Прищуривает один глаз и с трудом фокусируется на моём лице.
– Так ты за этим вломился?
Пожимаю плечами:
– Ну да.
Тихонько ржёт и тут же сдавлено охает, указательными пальцами стискивая виски.
– Скажи, дорогой, какой такой бог помешал тебе впечатать в его яйца, а не в мои?
Я хотел, ещё как хотел. Так хотел, что подорвался в начале девятого утра и, наспех натянув первое, что попалось под руку, спешно покинул свои апартаменты и, как в жопу ужаленный, принёсся сюда.
– Боялся, что башку ему снесу.
– Всё так серьёзно? Ну ладно, давай, детка, привались к моему плечу и изливай душу. Но по закону жанра после этого мы непременно должны будем заняться сексом.
Только отмахиваюсь от него, как от мухи, третий год живущей в квартире, которая вроде бы почти как кот, но и прибить жужжащую заразу хочется.
– Да иди ты…
– Тогда, может, хотя бы отсосёшь, а?
Ограничиваюсь демонстрацией среднего пальца. Деланно вздыхает и отползает чуть вправо, так что теперь мы оказываемся аккурат друг напротив друга. Два великовозрастных дебила, сидящих на полу.
– Да ладно, только не плачь. Жалуйся, раз припёрся.
Этой волшебной фразы я и ждал.
Прошла целая неделя с того момента, как я заставил его остаться у меня. А Кай заставил меня пожалеть об этом. Заставил на то же утро, когда заявил, что у него нет с собой чистых шмоток и ему придётся спать голым. Да, вашу мать, после дрочки этими тонкими пальчиками в коридоре у меня едва ли слюни не покапали! Я был готов разложить его, чуть приспустив джинсы, и он даже нисколько не сопротивлялся, только вот, полностью раздевшись, он действительно завалился спать. Именно таким я и нашёл его после душа: замотанным в тонкий плед и сопящим на диване. Он выглядел настолько беззащитным, что я не удержался, унёс его на кровать и… Ничего. Потому что, тут же проснувшись, он решил упорно изображать дохлое бревно. Ни единого, мать его, движения или стона. Совсем как в прошлый раз.
Я уже не хотел его. Нет, чёртовски хотел, но не так! Не так, словно он действительно шлюха, которой плевать, чем там занимаются с её телом, пока она разглядывает потолок. Не так… Выпер его назад на диван и краем глаза поймал его усмешку в отражении. Не придал ей значения, но потом, спустя несколько суток, не раз и не два пытался воссоздать её в памяти, прокручивал в голове.
Он начал играть со мной. Играть, словно невзначай выгибаясь около стойки на кухне или потягиваясь, отставляя задницу. Играть, бросая двусмысленные фразочки и косые, исполненные чистой похоти взгляды. Начал играть, но в последний момент резво сворачивал шатры, и весь этот цирк заканчивался тем, что подо мной оказывалась лишённая жизни деревяшка, высокотехнологичная кукла из секс-шопа. Я всё же не сдержался и вставил ему, но даже не кончил, не в силах отвести взгляда от его кукольного замершего лица.
Это показалось мне даже забавным – сломить это глупое сопротивление и взять его уже так, как оно должно быть: с криками, стонами и непременно с его ногами, обхватившими мою талию, с хриплыми воплями, режущими наслаждением глотку. Первые пять суток казалось…
Я был готов вылизать каждый сантиметр этого чёртового тощего тела, а он продолжал изображать фригидную суку. Я был уверен, что он сдастся куда раньше, чем кончится моё терпение, и мы завершим эту глупую игру, поставив в конце белую тягучую точку, но… Выдержка стремительно утекла, как вода сквозь пальцы.
Решил не трогать его, дать время, чтобы как следует поиграться… и едва не задушил сегодня утром, застукав за дрочкой в душе. Он знал, что я вижу, а я знал, что мне вот-вот оторвёт член от прилившей крови. Даже сейчас, вспоминая выражение его лица, вспоминая, как сладко он жмурился и кусал губы, как сжимал себя пальцами, наглаживая головку, мне хочется… вырвать ему ноги. Начать с мизинцев и неторопливо подобраться к большим пальцам, ломая их все по очереди, а после просто разобрать по косточкам.
Собственно, поэтому я здесь.
Передышка. Мне нужна передышка. Хотя бы для того, чтобы признать, что девятнадцатилетний сопляк выкручивает мне яйца.
Стискиваю кулаки.
Бесит, как же бесит меня!
– Так и чего ты тянешь? Сам же говорил, что он проплаченная…
Возвращаюсь в реальность так же резко, как и выпал из неё после того, как вывалил всё это на Джека. Поплакался в его синие трусы, можно сказать.
– Заткнись!
Хмурюсь и чувствую себя мелким пиздюком, которому не дала баба, и теперь он тщательно анализирует это событие с другом. Который с интересом изучает меня, прищурив один глаз.
– А ты всё же красавчик, особенно когда так серьёзно сводишь бровки. Прям брутал, которому дают, но не хотят.
Дать бы ему ещё раз в рожу! Но блядство – даже ногой не дотянуться.
– Ебало завали.
– Бесишься?
Не вижу смысла отрицать:
– Ага.
– Да ладно тебе. Пошли пожрём, что ли.
Очень неплохая идея. Всё же иногда в сожжённую краской башку Джеки-Джека приходят дельные мысли. Только вот…
– А это? – киваю в сторону спальни и виднеющихся с моего места угла кровати и розовой пятки, так и торчащей из-под одеяла.
– Это само выберется. Дай мне пять минут, оденусь.
Поднимается с пола, держась за диван, и ковыляет к шкафу. Меланхолично наблюдаю за тем, как стряхивает шмотки с полок и уже на полу роется в образовавшейся куче.
– И не боишься?
– Чего? – насмешливо тянет голос из-за высокой створки; вижу, как мелькают штанины тёмных джинс. – Что сопрёт мои трусы и продаст на аукционе? Не смеши меня, Рен.
Могу только хмыкнуть в ответ, потому как чувство дежавю налипает на зубы не хуже жевательных конфет. Больно знакомая фраза, уже слышал.
***
– И это такая проблема? Просто найди кого-нибудь, – запихивая полкуска пиццы в рот, шепелявит Джеки, и крошки летят на стол. Припоминаю, что он так делает всё то время, что мы знакомы. Как свинота.
Сам я ограничился чашкой американо и медленно цежу её, вливая по полглотка – не лезет, не говоря уже о еде.
– Его хочу.
– Одинокая дрочка перед зеркалом больше не прокатывает?
Отрицательно мотаю головой и делаю очередной глоток, совершенно не собираясь реагировать на его выпады.
– Уже не знаю, чего больше хочу: его или чтобы он сам захотел. Понимаешь?
– Твой путанный бредский бред в стиле "я не хочу, но хочу, чтобы он как бы нехотя, но хотел"? Разумеется, понимаю, о чём речь, брат, – цепляет новый кусок пиццы и, прежде чем откусить снова, поднимает на меня взгляд. – Тебя бесит, что кто-то смеет не дрочить на Твоё Сиятельство, верно?
Киваю.
– Крайне точно сформулировал. Хочешь, куплю тебе пони?
Перестаёт жевать:
– Это ту, что розовая и из мультика?
– Это ту, что серая и срёт в стойле. Хочешь?
Удовлетворённо кивает и, жестом подозвав официантку, заказывает себе кофе и мне второй. Отпустив девушку, спрашивает:
– Один-один?
Отвечаю утвердительным кивком. Сейчас мне меньше всего хочется бороться за звание лучшего комика.
– Может, парень – твой брат? Или ещё какой кровный родственник?
Задумчиво мотаю головой из стороны в сторону:
– Нет. Ларри сразу же после съёмок пробил всю его биографию вплоть до внучатой прабабушки. Ни капли общей крови. Но ты же его видел.
– Поэтому и спрашиваю. Только есть кое-что, что всё ещё ломает мне башку.
Последний глоток.
– Хм?
– Что заставило тебя так ствариться? Ты говорил, что парень был загнан в угол, чего тебе стоило поиграть в щедрого благодетеля? Уверен, мальчишка давал бы с куда большим энтузиазмом.
Пожимаю плечами, изображая равнодушное непонимание. Подношу чашку ко рту снова, и наплевать, что она уже пустая. Зато хоть частично скроет, как меня перекосило, как изогнулись и болезненно поджались губы.
А всё совесть, невесть как откопавшаяся на кладбище моральных устоев, выбралась и приползла назад, волоча за собой белую простынь, и душит меня ей, душит, не забывая ласково обкусывать вставной челюстью. Кусок за куском. И словно зубы точит, острее и острее с каждым задумчивым взглядом Кайлера, когда он уходит в себя настолько, что удаётся разглядеть что-то ещё, кроме пошлых ухмылочек. Что-то, что возникает от физической боли. Что, возможно, выбравшись, подобно соляной кислоте растворит меня в болоте из скопившихся сожалений.