Только вот куда? Закроешься в ванной?
Тут же представляю, как зажму его в душевой кабине и буду стягивать вымокшие под упругими струями тряпки…
– Нога уже не болит? – интересуется как бы между прочим, но с каким-то даже предупреждением в голосе, что ли.
– Что, переживаешь? Или для верности решил ткнуть и во вторую?
Пожимает плечами, возвращаясь к книжке:
– Это случайность.
– Ну разумеется, а я выставил тебя, не разобравшись спросонья.
Дёргается. Должно быть, слишком желчной вышла фраза. Поджав губы, впивается в меня взглядом. Даже зрачки сузились, стали маленькими чёрными точками. И глаза серые, светлые. Замечаю это только сейчас, пока он без контактных линз. А как же очки? Там ведь линзы толщиной в сантиметр, наверное…
Понимание настигает только сейчас. Он не читает. Он прячется. Прячется, потому что боится? Или потому, что в этой симпатичной головке зреет новая, пока ещё непродуманная пакость? Кто знает, кто знает… Боюсь, я, если не сейчас, то в скором времени узнаю точно.
– Ты слишком впечатлителен, малыш. Разве я уже не извинился? Может, хватит? Может, бросишь уже все эти глупости?
– И что тогда? – спрашивает осторожно, явно не желая соглашаться со мной и идти на компромисс.
Но я уже чувствую себя победителем, старательно не замечая того, как легко мне досталось это мнимое лидерство.
– И тогда… – деланно хмурюсь и, закусив губу, откидываюсь назад на спинку и лениво хлопаю себя по коленям. – Иди сюда.
Отложив книгу, послушно переползает на меня. Настолько послушно, что меня так и тянет поспешно сдвинуть ноги: если мелкий поганец и решил отвесить мне коварного пинка, то хотя бы не по колокольне.
Опирается на мои плечи, даже, скорее, просто удерживает ладони на ткани, спина неестественно прямая. Едва ли двигается, почти не дышит.
Моё внимание снова привлекает эта растянутая тряпка, что болтается на нём, как на вешалке. Недолго думая, цепляю её край и тяну вверх, чтобы стащить и выбросить к чёртовой бабушке. Хотя бы и в окно – главное выбросить.
Послушно поднимает руки и, когда бесформенный ком падает на пол рядом с моей перетянутой слоем бинтов ногой, вопросительно поднимает брови. Так же насторожен, напряжён, как сжатая пружина. Маленькая такая пружинка, которая, впрочем, легко может сломать мне нос, если разогнётся со всей силой.
Глажу его выпирающие рёбра и худые бока. Глажу и с удовольствием отмечаю, как быстро теплеет бледная кожа. Касаюсь сосков и улавливаю один-единственный шумный вздох. Выпрямляюсь тоже, но ему отстраниться не позволяю. Ближе теперь, касаясь друг друга. Даже жалею, что напялил майку с утра.
– Мне не нравится твоя одежда. Выкини.
– И что мне тогда носить? – совсем уже подозрительно выходит. Согласился так легко, будто бы и ждал именно этого.
– Что хочешь. В шкафу в спальне наверняка найдётся что-нибудь твоего размера.
– Да ладно, разве что такое же старьё времён раннего неолита, когда динозавры бегали в Макдоналдс, а ты был таким же дрищом как я.
– Почти так. Но моё старьё явно приличнее твоих обносков. Впрочем, как я и сказал, бери что захочешь, мне не жалко.
Отклоняется назад и покачивается на моих коленях, а мне хочется дёрнуть его поближе и заставить елозить задницей уже по ширинке. Выгибается так, что тянет прикусить за маленький тёмный сосок. Дьявол, неужели я настолько озабоченный? Или всё дело в том, что кое-кто слишком долго дразнит меня, водя аппетитным куском перед самым носом?
– Это подачка? – интересуется как бы вскользь, потому как уже наклоняется ко мне, упираясь в меня своим голым животом и грудью, прижимаясь, обхватывая за шею.
– Нет, что ты. Это гуманитарная помощь недоразвитым странам, представитель которых свистнул мою кредитку, но так и не додумался отовариться.
– А это уже не твоё дело и не твоя кредитка.
Вот тут я бы поспорил, ещё как поспорил! Но разве оно того стоит – упустить такой момент?
Близко-близко. Вот сейчас нагнётся ещё чуть-чуть, и я, не удержавшись, как следует укушу его за губу, а потом, хочет он того или нет, засуну язык в рот. Влажный, тёплый, сопротивляющийся…
Джинсы давят. Ещё, малыш.
В нетерпении обхватываю его за поясницу и… получаю увесистый удар в грудь. Выдыхаю и откидываюсь назад, а Кайлер ловко скатывается с моих колен и поднимается на ноги. Принимая поражение, вскидываю руки:
– Будешь и дальше меня динамить?
Хмыкает и молча скрывается в спальне. Слышу, как роется в моём шкафу и явно скидывает тряпьё на пол. Ну и пусть.
Прикрываю глаза и надеюсь на то, что поселившееся в груди странное чувство, которое тревожным червячком подтачивает меня изнутри, не более чем начавшаяся из-за появления мальца паранойя.
Ну в самом деле, почему бы ему не забить, в конце концов?
Потягиваюсь, разминая мышцы, и, выждав ещё немного, подрываюсь вслед за перевернувшим уже две полки мальчишкой. И вовсе не для того, чтобы повалить его на кровать и затребовать своё "спасибо". К сожалению нет. Лишь затем, чтобы вытянуть из общей кучи тряпья чистое полотенце и отправиться в душ.
Стало слишком привычным опаздывать на репетиции. Наверное, стоит явить народу свою задницу вовремя. Ну, так, для разнообразия. И потом, в голове так ненавязчиво крутится пара мыслишек, как забить колышек попрочнее, как бы пошло оно ни звучало. Впрочем, в моей башке даже объявление о продаже поношенных носков может звучать крайне похабно – всё чёртов внутренний голос виноват.
Уже на пороге ванной комнаты оборачиваюсь, пальцами постукивая по дверной ручке.
Кайлер явно затих. Должно быть, раскопал себе что-то.
Ухмыляюсь.
Всё-таки я был прав: всё покупается, и тебе, малыш, не удалось меня переубедить.
***
Возвращаюсь ближе к десяти и, рассмотрев своё отражение в свежеустановленных зеркальных панелях в лифте, оцениваю его как "средней паршивости". Выжат, словно лимон, пропущенный через дробилку.
Мистер Нильсон соблаговолил лично присутствовать на репетиции, а после, прихватив задницу Джека, отбыть на внеплановое интервью в один из бизнес-центров почти на окраине. Интересно даже, сколько ему пообещали за скорость и живого Джеки-Джека? Должно быть, не так уж и охуитительно много, раз уж он схватил его, а не меня, но и не мало, раз он мобильно ломанулся невесть куда на ночь глядя. Иногда я даже думаю, что Ларри неплохой малый… Иногда. И сейчас явно не тот случай.
А ещё я думаю, что Кайлер наверняка до сих пор не спит, и мне, возможно, обломится что-то большее, нежели презрительный взгляд исподлобья. Учитывая, что у меня есть кое-что для него. Кое-что явно полезнее его потрёпанных книжонок.
Писк лифта, и створки разъезжаются. Последний взгляд в зеркало, небрежным движением ладони взъерошить и без того торчащие в беспорядке волосы и направиться к своей двери. Выходит не так круто, как в сопливых фильмах, но что поделаешь – только в дешёвых сериалах раны не болят.
Фу, каким ты стал мнительным, Рен. Так и до гомеопатии недалеко, а после, глядишь, и пить брошу, торжественно выкурив последнюю сигарету. Не-не-не, ребят! Это не ко мне.
Толкаю входную дверь, которую в очередной раз забыл запереть. Ну да и хрен с ней. В ноздри тут же забивается запах жареного мяса и ещё чего-то сладкого, явно мучного.
Не могу не растянуть губы в улыбке. Что, дубль два? Ну уж нет, сладкий, чёрта с два я позволю черкануть себя ещё раз. Но это же так банально, повторяться. А мальчишка явно с выдумкой, так что колюще-режущего можно не опасаться. Впрочем, я не могу быть уверен насчёт плиты и мышьяка.
– Милая, я дома! – стаскиваю кеды с ног и не могу не поморщиться от тупой боли.
Ну сколько ещё? Три дня, неделю, две? Сколько ещё я буду хромать, словно остеохондрозная бабка?
Тонкая куртка отправляется на вешалку, прямо на толстовку, а я, поудобнее перехватив тонкую коробку, – в комнату. К дивану, который так приглянулся Кайлеру.
Обнаруживается именно там, всё так же в окружении ободранных талмудов. Предвкушение уже потирает ладони и поторапливает меня, но всё же тяну, решив отсрочить немного, разведать обстановку и убедиться, что у мелкого террориста не припрятан стилет между страниц.
Подхожу к нему со спины и, опираясь на диванную спинку, заглядываю через худое плечо. Плечо, на котором болтается одна из моих любимых футболок. Чёрная с неведомой сранью, смахивающей на кота, на груди. Мы, помнится, так и не пришли к общему мнению относительно видовой принадлежности этого существа. "Хуев сусломявк", как решил Джеки, а я не стал спорить. Не стал исключительно потому, что блевать и одновременно вести светские беседы оказалось не так просто.
– Тебе было бы удобнее на кровати, не находишь? – проговариваю, чуть наклонившись, чтобы дыхание коснулось его шеи.
Вздрагивает, и я с удовольствием наблюдаю целую россыпь выступивших мурашек. Неопределённо ведёт плечами, а мне вдруг становится непреодолимо любопытно:
– Если укушу, у тебя встанет?
Замирает и осторожно втягивает голову в плечи:
– А у тебя?
Цокаю языком.
– Я скажу, как проверю.
Выпрямиться и пальцами провести по спинке, обогнуть диван и плюхнуться рядом с ним снова. Теперь с другой стороны. И тут же отобрать книгу, захлопнуть и небрежно бросить на пол.
Переводит взгляд на меня и всем своим видом демонстрирует недоумение, даже бровку вскинул. Только вот не идёт тебе, мальчик. Куда больше к лицу распахнутый в крике рот и выступившие на глазах слёзы.
До боли закусываю губу.
Ту-ту, скорый поезд "моя крыша" отправляется в путь… На сколько ещё терпения хватит?
Кое-как пристраиваю макушку на жёсткое плечо и, проникновенно заглянув ему в глаза, спрашиваю:
– Как ты думаешь, меня посадят за изнасилование или откупиться выйдет?
– Смотря кому собираешься платить? – вроде бы заинтересованно даже, подстраиваясь под мой тон, спрашивает Кай, а я, не удержавшись, обхватываю ладонью его колено. Сжимаю.
– Судье, разумеется. Он с куда большей вероятностью отработает эти деньги.
– Намекаешь?
– Боюсь, что констатирую факт.
– Прямо-таки боишься?
– Прямо-таки накончаю тебе в глотку, если будешь так широко распахивать варежку.
Дёрнувшись, неуверенно фыркает и, отсев, сбрасывает мою руку.
М-да… Явно не с того мы начали.
Небрежно касаюсь пальцами его волос. Отталкивает ладонь.
– Да ладно тебе. Посмотри, что папочка припас для своей детки, – протягиваю ему уже порядком замусоленную моими пальцами белую упаковку, и он, помедлив, всё же забирает её, предварительно буркнув себе под нос что-то про то, что он не баба и бла-бла-бла. Добавляет уже разборчиво:
– Я не твоя детка.
Проговаривает так, словно пережёвывает овсянку. Пресно, просто потому, что ему надо это произнести. Только вот для кого – для меня или для себя?
Вертит коробку в руках и всё никак не может решить, открывать или нет.
– А кто ты?
– Просто Кайлер.
– Тогда открывай уже, ПростоКайлер. Не беспокойся, там не надувная вагина и не крем для депиляции ануса.
Согласно кивает:
– Тяжеловата для крема, да и плосковата…
Терпеливо поджимаю губы, но так и хочется ляпнуть что-то вроде: "Плосковата, ага, как твоя задница". Плосковата, но мне нравится, и чем больше ты ломаешься, тем больше нравится, чёрт побери!
Осторожно цепляет край картонного язычка и тянет его на себя, открывая узкую крышку. Не сказать что удивлённо, но всё же вскидывает бровь и, перевернув упаковку, вытягивает её содержимое:
– Это что, планшет?
– Браво, мистер Очевидность! Хочешь чупа-чупс за догадливость?
Кривится и, скорчившись на манер моей ухмылки, желчно произносит:
– Хочешь, откушу твою карамельку?
– Какой ты злой. Что такое, ПростоКайлер? Не знаешь, как пользоваться этой штукой?
– Не понимаю, зачем он мне.
– Хотя бы затем, чтобы не захламлять мой дом древними пылесборниками, – толкаю носком шаткую конструкцию из книг, и она незамедлительно разваливается. – Утащи это туда, где взял, или выкини. Теперь без надобности.
Опираюсь ладонями о колени и, согнувшись, с интересом заглядываю в его лицо. Словно застыл, сидит, уставившись в одну точку и, кажется, даже не моргает. Дышит ли?
– Кай?
– И она так же говорила. "Без надобности".
Звучит странно, словно и его голос, но как будто записанный на плёнку, оцифрованный, тщательно отшлифованный, лишённый каких-либо эмоций. Против воли напрягаюсь: