Отрицательно мотаю головой.
Да всё в порядке, док. За исключением того, что мои косяки за сегодняшний день превратились в самую настоящую катастрофу. Так раз – и вместо резиновой уточки Годзилла в джакузи.
– Последние пару месяцев выдались самыми тяжёлыми, и, честно говоря, я не понимаю, как такой юный мальчик может оплачивать лечение.
Я понимаю. Слишком хорошо понимаю, и стрёмно так, будто бы кишки вывернули наизнанку и дохлой кониной набили.
Ты просто должен был сказать мне. Должен был, и всё тут. Должен, пусть я и стараюсь не думать о том, что вряд ли поступил бы иначе. Такое, наверное, не лечится, детка.
– А если не сможет? Вернёте её домой?
– Нет, конечно, нет, но всё, что мы можем предложить в таком случае, это хоспис. И, честно говоря, это было бы куда более целесообразным, мистер Лэшер. Кайлер слишком упорно не желает понимать, что всё это – лишь бессмысленная отсрочка перед неизбежным. Но чувство вины не позволяет ему осознать это. Его сестра, Кира, если не ошибаюсь, погибла в автокатастрофе, и миссис Бругер никак не может перестать винить Кайлера. Вы знали?
Да куда там. Я не имел понятия, как звучит фамилия парня, которого натягиваю на свой член. Натягиваю сына женщины, перед палатой которой мы остановились.
Белоснежная, с маленьким окошком с тонкими хромированными прутьями решётки, которое закрывается наглухо, если опустить заслонку. На стены, отверстие замка, аккуратно подстриженные седые виски доктора – куда угодно, только не вглубь палаты.
Сюрреалистичный, знакомый всем героям второсортных фильмов ужасов страх сжимает трахею, и кажется, что это скрюченные высохшие пальцы старой ведьмы по ту сторону. И это не "ебать, как не по себе", это уже малодушное "подбирай задницу и беги без оглядки, придурок". Бросить всё к чертям, оставить внизу Кайлера и никогда, никогда больше не вспоминать об этом.
Ноги сами, делаю шаг к окошку.
Внутри так же светло, как и в коридоре. Без окон. Раковина, унитаз, лампа под потолком, кровать с прикрученными к полу ножками. Белые простыни, рубашка на женщине тоже белая. Почти закрывает щиколотки. И она сама тоже… Белая. С собранными в аккуратный пучок седыми волосами на затылке. Сидит на самом краю кровати, у изголовья. Сидит, сложив ладони на прикрытых коленях. Хрупкая и какая-то маленькая. Ненастоящая. Ненастоящая, как и огромная гноящаяся рытвина у неё на виске, мокнущая, с зеленоватой, содранной по краям раны, коркой. Содранной, должно быть, вместе с повисшей на скуле испачканной повязкой, приставшей к коже на пластырь.
И на фоне кипенного белого, на фоне абсолютно ровных стен это пятно, этот изуродованный лоскут плоти выделяется так, что у меня сводит желудок. И не только его – всего судорогой скручивает.
Сглатываю и пальцами касаюсь решётки. Отчего-то, не умышленно, как-то само собой вышло…
Замечает меня, поворачивает голову.
Долгие секунды смотрит сквозь, не меняя выражения лица, не выказывая вообще никаких эмоций.
– НЕНАВИЖУ!
Вопль настолько резкий, что, отскочив, я едва не путаюсь в собственных ногах.
Доктор тут же щёлкает заслонкой, и последнее, что я вижу, как она вскакивает и бросается на треклятую дверь. Всем телом, плашмя, раз за разом порождая одну волну низкого гула за другой.
И запоздало как-то доходит, что зажимаю ладонью рот, зубами прихватив мясистый треугольник.
А крик так и стоит в ушах. Стоит, не желая оставить в покое мои барабанные перепонки.
– И он всё ещё?..
– Навещает мать? Больше нет. Она пыталась выколоть себе глаз пластиковой ложкой после последнего визита. Что же, думаю, у Вас больше нет вопросов? Мы можем перейти к финансовой стороне вопроса?
Киваю с таким облегчением, словно последней фразой он снял сосновый ящик с моего горба. Да, быстрее, пожалуйста, и я наконец-то смогу убраться из этого адского места, прихватив с собой Кая. И желание врезать ему как-то ненавязчиво сменилось на просто физическую потребность поиграть в шоковый плед.
Назад, к проходной между отделениями, мы возвращаемся куда быстрее, и, уже приложив карточку к датчику, Менгеле оборачивается и спрашивает:
– А Кайлер? Он продолжает принимать таблетки?
Будто мне он докладывается о каждом обсосанном леденце от кашля, ага.
Или? Или…
Разом припоминаю все перемены в поведении мальчишки. То, как меняются его ужимки и мимика, как он, краснея, кусает губы, а секунду спустя ухмыляется от уха до уха.
Понимание закрадывается, тихонько переступая на мягких кошачьих лапах, и одним движением кроит все мои домыслы на лоскуты.
Твою-то мать…
***
Слишком длинный день. Слишком даже для человека, привыкшего после двух бессонных ночей и банки энергетика скакать степным козлом по сцене. Настолько слишком, что даже физически кажется, что таскай я мешки с цементом, устал бы меньше.
Теперь уже я выгребаю карманы в поисках ключей от квартиры. Чересчур много хлама. Должно быть, это заразно. Заразно, как носки некогда белых кед и выцветшая, мягкая от многочисленных стирок затасканная кофта. Как нотки отчаяния во взгляде, как установившееся молчание.
Ни слова, только смотрит вниз, сжимая пальцами лямку рюкзака. Горбится, словно отвесили пинка. Пошёл за мной следом, позволил поднять себя с треклятого кресла в клинике, на котором я нашёл его в том же положении, что и оставил.
И это даже не ощущение, чувство в груди, когда потянул на себя полу расстёгнутой толстовки, и фоном фантомный крик. Крик, который всё никак не желает покидать мою голову, так и бьётся внутри, отражаясь от стенок черепа.
Пошёл следом, ни разу не взглянув в глаза.
И верно – некуда возвращаться, некуда идти. Ты не думал, что это случится снова так скоро, правда?
Пальцы находят гладкий, перемотанный скотчем бок его доисторического телефона, который так и лежал всё это время в моём кармане. Отдёргиваю, как ужаленный. Пробую в другом кармане поискать. Там – холодная металлическая крышка мобильника, который типа мой. Который я вырубил ещё рядом с клиникой и так и не включил снова. Хуй на Ларри и его преждевременный инфаркт.
Ключ находится в кармане джинс.
Кошусь на Кайлера, прежде чем открыть, выхватываю взглядом брючину его джинс и всё те же кеды.
Ладно, сейчас будет проще, детка. Сейчас мы просто поговорим. Наверное, впервые за всё это время.
Оборачиваюсь уже через плечо, распахнув дверь настежь и придерживая её за ручку. Толстовка, джинсы, кеды и штопанный-перештопанный рюкзак. Таким он и приехал ко мне в первый раз.
Лёгкие сжимает. Вспоминаю, что не курил дольше, чем вечность, и, кажется, сдохну, если не сделаю это прямо сейчас.
– Давай, – киваю на проход, и он шагает вперёд, но вместо того, чтобы двинуться дальше, застывает так близко ко мне, что даже кажется, что делает это нарочно.
Захожу, прикрывая за собой дверь, и вижу то, что заставило его остановиться.
Мистера Нильсона собственной жопой. Чертовски злого мистера Нильсона, который принял угрожающую позу и сложил руки на груди.
Ну за что, за что сейчас? У меня был и без того крайне стрёмный день, чтобы выслушивать чужое "мне не терпится выебать тебе мозги". Но, кажется, Ларри настроен слишком решительно, чтобы свалить только потому, что я пошлю его на хуй.
Ок. Хорошо. Ладно.
– Эй, – сжимаю плечо Кая и, наклонившись к нему, подталкиваю вперёд. – Двигай.
Бровь менеджера группы нехорошо изгибается и ползёт вверх, и, к моему величайшему сожалению, он решает, что роль молчаливого статиста не для него:
– Я даже не стану спрашивать, что ОН здесь делает. Я спрошу только про снимки.
Кайлер спотыкается на первом же шаге.
Снимки, точно. Снимки, про которые я благополучно забыл.
Беззаботно пожимаю плечами, всем своим видом демонстрируя, насколько мне сейчас насрать, но мальчишка тут же присаживается на корточки и принимается рыться в рюкзаке так сосредоточенно, как будто бы от этого зависит его жизнь. Шмоток напихано слишком много, всё спешно, комом, и у него никак не выходит справиться с этой кучей тряпья и что-либо отыскать.
– Брось это. Решим всё завтра.
– Что, прости? – тут же крысится Ларри. – Он вообще здесь не задержится дольше, чем того требуется.
Выдохнуть…
– Ты и в уши долбишься, пацан?! Я сказал – завтра! Подрывай задницу и неси её на диван.
Отмирает, отклеивается от рюкзака, но так и не двигается с места.
Прекрасно, принцесса, хочешь, чтобы я сам тебя унёс?
Выдёргиваю пачку из кармана, и вместе с ней всё-таки вываливается добрая половина хлама. Точно заразно. Кажется, его стало ещё больше, словно сам наползает из неведомой чёрной дыры. Запоздало вспоминаю, что зажигалка сдохла, но всё же чиркаю на пробу, и чудо происходит. Прикуриваю прямо в коридоре и с удовольствием затягиваюсь. Дым тут же заполняет пространство и смогом клубится в воздухе.
– Ты и раньше принимал необдуманные решения, но это… – красноречивый кивок головы на "это", – переходит все границы. Прекрати ЭТО. Дай ему денег, и пусть выметается. Немедленно, Рэндал.
Новая тяжка заставляет сигарету истлеть на добрую четверть.
– Ты должен думать башкой, а не членом, – предпринимает новую попытку Ларри, и я согласно киваю, снова жадно втягивая в себя никотин. – Ты вообще меня слушаешь? Найди подстилку, которая не будет доставлять проблем.
Снова касаюсь подбородком груди и подмечаю, что ещё один глубокий вдох – и, прогорев до фильтра, обожжёт пальцы.
– Это какую? – любезно интересуюсь, разглядывая обкусанный тлением лейбл торговой марки.
– Психически здоровую, Рен. И с сиськами, если на то пошло.
Да, наверное, это именно то, что я хотел от него сейчас услышать. То, что позволит мне смять окурок в ладони и даже с каким-то удовольствием ощутить, как прижигает кожу. Ощутить и отодвинув Кайлера в сторону, смахнуть невидимую миру пылинку с как всегда безупречного пиджака мистера Нильсона и, схватив его за шиворот, выволочь за дверь.
Ларри так обескуражен, что даже не сопротивляется. Не сопротивляется он, и встречая противоположную лифту стену лопатками. Не сопротивляется, когда я оказываюсь близко-близко и, удерживая его за взмокшую шею, смотрю за линзы его очков.
– Ты же знал. Знал даже раньше, чем мы переспали?
– Что ты запал на ребёнка с диссоциативным расстройством и больной мамашей?
– Именно, – скалюсь в ответ, мысленно взвешивая все за и против возможного рукоприкладства. – Почему сразу не сказал?
– А с какого это времени ты стал беспокоиться о своих дырках?
Не выдержав, замахиваюсь, но кулак замирает у самого лица, почти касаясь кончика носа, и сердце его чеканит так быстро, что даже плотная ткань пиджака не заглушает этот звук.
Ещё одну, мне нужно выкурить ещё одну. Пачку. Немедленно.
– Мудрое решение, – надменно сообщает мне Ларри, и весь самоконтроль летит по пизде так же быстро, как и колено ему в живот.
Давится, отступаю назад, чтобы не мешать ему сложиться напополам. Хрипит, пытаясь хапнуть побольше воздуха, багровеет и автоматически, следуя выработанной за долгие годы привычке, лезет в карман за шуршащим блистером с гомеопатией.
И так хочется ещё раз приложить, так хочется, что кулаки сводит. Но вместо этого хлопаю его по плечу и возвращаюсь назад в квартиру.
Хватит с меня на сегодня. Хватит и на завтра, и до конца следующего месяца. Особенно сейчас, когда щелчок замка слово послужил спусковым механизмом для чего-то глобального и настолько тяжелого, что я сам едва выдохнул тоже. И на глаза давит, притаившаяся было тяжесть наливает мышцы, забивает вены, струится медленно-медленно и, сделав круг, устремляется ко мне в башку, чтобы там лопнуть миллиардом острых иголок мигрени.
Не оглядываясь по сторонам, направляюсь сразу на кухню, но, дойдя до раковины и сцапав прижившуюся там зажигалку, останавливаюсь, уже вытянув губами сигарету из пачки.
Слышу, как прекращает шуметь вода в ванной. А я-то уже почти и забыл со всем этим. Забыл, окопавшись в недрах своего черепа и бурлящих там чувствах. От "эй, плохой-плохой Ларри" до "ебать ты урод, Рен".
Нам надо поговорить, верно? Но для начала…
Щелчок. Кремень высекает искру. Гаснет.
Глава 13
Курево – на дно раковины, зажигалка следом.
Пальцы впиваются в карманы толстовки. Жарко становится, стаскиваю, швыряю тут же на пол у стойки.
Вот сейчас будет… Только бы не по новой всё. Только не начинай. Физически не вывезу ещё одного потока гневных воплей.
Не надо, Кай. Пожалей меня, парень. Я уже слишком стар, и столько новой информации за один день – это слишком.
Двигаюсь в центр комнаты, так и не зажигая света, мысленно готовлюсь выдавить из глотки пару ничего не значащих фраз вроде "Ты знаешь, где взять одеяло, пацан" или "Жрать хочешь? Закажем что-нибудь?" Искренне надеюсь просто на кивок в ответ и возможность завалиться спать с чистой совестью.