Я успел разогреться, но полноценной репетиции так и не вышло – слишком трудно собрать жопу в кулак, когда четверо великовозрастных дебилов собираются в одном месте с ящиком пива.
Двое за перегородкой у холодильника и ещё один здесь, со мной.
Джеки заинтересованно пырит какую-то муть на ноуте, который, не заморачиваясь, поставил прямо на пульт, и только качает головой в такт колонкам, не отрываясь от монитора даже для того, чтобы глотнуть из своей бутылки.
Что он там нарыл? Порно со скальными троллями? Горячие мамочки? Горячие бабушки?
Только Эрика не хватает – умотал к матери на пару дней.
Чувствую, как по затылку скользит чей-то взгляд. Реально кожей ощущаю, на подсознательном уровне, ибо даже стука ногтей о пластик не слышу из-за громкой музыки.
Оборачиваюсь.
Пятеро – тут же поправляю сам себя и, обратившись взглядом к дивану, на котором обычно валяется сброшенная одежда, подмигиваю Кайлеру, склонившемуся над низким, слишком неудобным для занятий столиком.
Читает своё что-то там, но отвлекается так часто, что я просто уверен: не запоминает ни строчки. На ребят или, как вот только что, для того, чтобы посмотреть на меня. Залипает, смаргивает, усмехается мне и демонстративно зажимает уши ладоням, снова уткнувшись в раскрытую книгу.
Даже не знаю, как вышло так, что я начал таскать его с собой.
То ли всё дело в том, что у нас вроде как отношения – на бабле завязанные, но всё-таки отношения, – то ли в том, что я всё ещё опасаюсь новой подлянки, несмотря на то что маленькая пакость с пастой была первой и единственной за две недели. Всё ещё лопатка чешется в ожидании столовой вилки.
И, кажется, всё даже лучше, чем могло бы быть. Всё на уровне "Я себе завтрак приготовил, но и ты пожри тоже", и секс, и кекс, но…
Лёд. Так и хрустит под подошвами.
С пинка и энной списанной суммы восстанавливается на курсе и снова сидит над своими пылесборниками, припёртыми из самого дальнего уголка студенческой библиотеки.
Я больше не впихиваю ему планшет, но он сам утаскивает мой ноут, и я только хмыкаю, предпочитая оставить комментарии при себе, когда, заглянув через его плечо, вижу не Википедию, а Фейсбук.
Оттаивает потихоньку. Но всё ещё дёргается иногда, и, в общем-то, я понимаю, что это не самое завидное положение – быть содержанкой психованного фрика. Думаю, надо что-то с этим делать, но в свойственной себе манере откладываю на мифическое потом, когда к стенке припрёт.
Джеки делает музыку тише, оставляет фоном, и Кай тут же отнимает ладони от головы и благодарит его с таким чувством, словно тот только что его член из пасти пираньи вытащил, не меньше.
– А чего это ты такой вежливый? – Кривляюсь, изображая подозрительность, и хмурюсь, сводя вместе брови.
– Общение с людьми предполагает вежливость, – тут же охотно отзывается Кай и поправляет очки – новые, в пластиковой чёрной оправе и даже без капли клея. Такие тоже бывают, ага. В салоне оптики, а не на бабушкиной полке, аккурат за вставной челюстью.
Да и волосы значительно длиннее моих, только больше светлые корни не проглядывают. С удивлением замечаю только сейчас и никак не могу припомнить, когда именно он выкрасился во второй раз.
– Со мной ты не особо вежлив.
Джеки фыркает, и согнутая напополам крышка от бутылки летит мне в бок. Вскидывает руку в победном жесте и тут же откидывает ею пережжённые пакли, вылезшие из подобия гнезда на его затылке.
– Он же сказал: с людьми, а не самовлюблённым папиками.
– Тебе бы кто папика нашёл, – фыркаю в ответ и краем глаза слежу за реакцией Кайлера. Только уголок рта дёрнулся, изображая подобие усмешки.
Перевожу взгляд на постер, который, разумеется, снимать никто не стал, только поверх налепили ещё один, уже с Саем и Джеки, но так, чтобы не закрывал лицо вроде как меня.
– Я уже староват для этого, а вот на твою смазливую рожу, может быть, кто ещё и поведётся. Ты как, Кай? Продадим ушлёпка в Эмираты?
– Почему именно в Эмираты? – задумчиво переспрашивает Кай и, подняв было со стола ручку, вздыхает и кладёт её обратно, с чувством захлопнув учебник.
Прости, детка, но ты понял верно – хрен тебе, а не уроки.
Моя детка делает уроки… Показалось, или явственно пахнуло педофилией? Так и вижу: куцый пиджачок, короткие шортики и синяки на коленках…
– А куда ещё? Может, в Намибию? И сколько попросим? Пару коровьих лепёх или, думаешь, не дадут столько?
– Я думаю, вы порядочно охуели, – забираю бутылку у не особо сопротивляющегося друга и, глотнув, не спешу ставить её назад на стол, – Раз решили избавиться от лучшего, что есть в этой занюханной группе.
– Ты-то лучшее? – Джеки откровенно веселится и врубает фоном слащавую попсу и поигрывает бровями. Того и гляди высунет язык и начнёт дразнить протяжным "бээээ".
Показываю средний палец в ответ и киваю:
– Самое горячее, по крайней мере. Как дерзкие соски упругой мулатки под белой маечкой.
– Главная секси тёлка? А где же сиськи? Эй, парни, вы там как? Трахаетесь или по очереди отливаете в раковину? Я слышу подозрительные звуки!
Голос Рупса доносится незамедлительно, чуть смазанный музыкой:
– Иди на хуй, Джек! Сиськи? У Раша есть сиськи?
Перемещаюсь на диван, унося с собой бутылку, и падаю рядом с Каем, закидывая руку ему на плечи. Легонько сжимаю пальцами мягкую ткань его футболки, совсем новой, не затасканной, словно половая тряпка. И мне это даже доставляет – то, как он меняется, сбрасывая свою шелуху.
– Он только что провозгласил себя главным соском группы!
– Так ебани ему в ухо и оставь этих голубей, у Рена по-любому конец чешется.
Кай фыркает, и я вижу, как его щёки наливаются румянцем.
Всё ещё краснеет. И это так же удивительно для меня, как для детей Зимбабве – снег.
Не может мальчишка, почти насильно забиравшийся на мой член, заливаться румянцем, как девица. Не может любить грязно и мокро и в то же время прикрывать скулы ладонями после грубоватого намёка на секс.
– У Рена не чешется, Рен часто принимает душ. А что вы, ребят? Мандавошки покоя не дают?
Застываю на секунду даже. Ожидал от него совсем другого ответа, ну, после раскрасневшейся-то рожи, и его реплика приводит меня почти в детский восторг.
Оттаял. Вписался.
И явно принимает мою сторону, пусть и в этой ребячьей возне.
Джеки ржёт, покусывая кулак, и за стенкой тоже заливается хрюкающий хохот.
– Лизнули хуйца, а? Как вас моя детка?
– Ещё вяк – и ты сам лизнёшь!
Почему-то по негласному правилу Кая пока не трогают. Все подколы и грязные провокации достаются моей заднице.
– Ты так убедителен, что я почти обосрался, Сай. Неси сюда свой леденец и добей меня.
Кай усмехается и, пригнувшись, спешно сгребает все свои книжки в рюкзак.
Одобрительно киваю ему:
– Умница, хрен знает, что там капает с его сосалки.
– О своей беспокойся, обмудок!
– Ты идёшь меня пиздить или нет?
– Думаю пощадить психику Кайлера – кто-то же должен беспокоиться о ребёнке.
Беспокоиться, как же, не съезжай теперь!
– Что, нет? А если я обоссу твою куртку? Насру в карман?
Кай хрюкает и прижимается лицом к моему плечу, сдавленно хихикает, а я, отвлёкшись на него, получаю пустой бутылкой в голову.
Спасибо, что пластиковая, блять!
Подскакиваю, как ужаленный, быстрым жестом провожу по пострадавшему носу и, резво пригнувшись, уклоняюсь от второго такого же снаряда.
– Стой, тварь!
Бросаюсь на Сайруса и, перехватив летящий в челюсть кулак, подсечкой валю его на пол.
Джеки во всю веселится и врубает заглавную тему из Мортал Комбат. Специально берёг для такого случая, сука?!
– Въеби ему, Раш! Он сожрал мой кусок!
Доносится откуда-то сверху, и в поле зрения возникает ещё одна пара ног, обутых в тяжёлые ботинки, и, признаться, которыми я вовсе не хотел бы получить по лицу.
– Да не я это! Ёбни Джека! – хрипит заломанный Сай, и мне даже становится жаль его.
Это Джеки – здоровенный лось, и его башней можно проламывать стены, а Сай же больше похож на Кайлера по телосложению, и его запала максимум хватает на пару плюх.
Переваливаюсь на бок и, скатившись с него, прежде чем успеет встать, отвешиваю пару безобидных, но обидных пинков.
– Такое музло испоганили, козлы. Публика недовольна! Где зрелища? – доносится со стороны пульта.
– Сначала сгоняй за хлебом, – хмыкая, отвечаю, поднимая поверженного соперника с пола, хватаясь за его протянутую руку.
– Тебе нельзя много жрать. Держи форму. Хуярь чай. Помнится, у тебя же был пуэр?
Губы растягиваются так, что даже скулы сводит.
Подмигиваю Каю, а он только поджимает губы и складывает руки на груди, медленно скатываясь по спинке дивана.
Пуэр, да? Подарок одной из гримёрш. Наверное, целых полтонны этого "воняющего шерстяными носками дерьма", которые Кайлер с каким-то особым затаённым удовольствием медленно ссыпал в унитаз, как только добрался до шкафчиков. И тогда же рядом с моей обожаемой кофеваркой появилась большая банка дешёвого кофе из ближайшего супермаркета. Самой настоящей бурды, которую я не стремаюсь насыпать в свою кружку, когда слишком лениво шарить по шкафчикам в поисках капсул для машины. Чайник, оказалось, месяц, как сгорел, а новый – со стеклянным прозрачным боком, который Камилла оставила в коробке, в конторке под стойкой, – теперь тоже на виду. И так блядски громко шумит по утрам, что я невольно открываю один глаз и, убедившись, что не сдох ночью и это не меня черти с таким гулом варят, а только лишь Кайлер пытается одыбаться перед первой парой, проваливаюсь назад в сон.
– У тебя батарейка села? Принесите кто-нибудь зарядку, воткнём красавчику в порт.
Отмираю очень вовремя, для того чтобы перехватить руку, почти шлёпнувшую меня по заднице. Отвешиваю подзатыльник схваченному Рупсу и, придав ускорения, толкаю в сторону дивана.
С готовностью огибает столик и плюхается рядом с Кайлером, закинув не самые длинные ноги ему на колени.
– Привет, ты тут один?
Кай фыркает и ладонью отпихивает его уже вытянувшую губы рожу.
– Хватит с меня одного папика, двоих моя задница уже не вытянет.
– А если я напишу тебе песню? – тут же оживляется Рупс и, ёрзая, пододвигается поближе к своей взъерошенной жертве.
Наблюдаю за ними, оперевшись задницей о стену и потягивая пиво.
Вытащил предпоследнюю и, прищурившись, салютую ей Джеки, который так и цедит остатки той, что я оставил на столе.
Рассеянно помахивает полусогнутым средним пальцем, и я, склонившись к примостившемуся рядом Саю, тихонько делюсь своими предположениями по поводу ранней импотенции. Хмыкает и даёт мне пять.
Закидываю ему руку на плечо и, медленно попивая своё пойло, с ухмылкой наблюдаю за кривляющимся а-ля "Я пикап гуру, цыпа" Рупертом.
– Это будет настоящая бомба. Что-то цепляющее, а не предсмертные хрипы старого бегемота. Эй, что ты так смотришь, Раш?
– Да нет, ничего, продолжай, – посмеиваясь в макушку Сайруса, "разрешаю" я.
– Так вот, что насчёт, скажем, эээм… лирической баллады? Омуты на глубине твоих глаз? Губы лепестками роз?
– А член?! – оторвавшись от монитора, выкрикивает Джеки, и я задушено хрюкаю в чужие, провонявшие куревом и лаком волосы, отчаянно пытаясь не заржать.
– Как баварская колбаска? Крутое название бы вышло, а, народ? Я утонул в твоей колбаске...
Кайлер покусывает губы, чтобы скрыть расплывающуюся на лице ухмылку, и спрашивает:
– А что потом? Увезёшь меня в закат и женишься?
– Какого ты мнения обо мне, цыпа? Трахну и свалю, разумеется.
– Идёт, – усмехается Кай и, подыгрывая, гладит его по колену. – Мне подходит. Поехали?
– Прямо сейчас? – тут же теряется эксперт соблазнения. – Я не могу сейчас, как же так сразу и без колбаски? Нет-нет, как честный человек, я должен сначала написать песню, а только потом тобой грязно воспользоваться!
– Ну а ты? – Даже теряюсь, когда взгляд из-под толстых стёкол очков, как клещ, впивается в моё лицо. – Ты напишешь мне песню?
– А ты хочешь? – спрашиваю и сам едва удерживаюсь от того, чтобы закусить губу.
Раз – и стало серьёзным всё. И взгляд Кая… И как-то все бабочки, залитые пивом, разом передохли у меня в животе.
Подвисает, задумывается и, спихнув с себя навалившееся тело, собирается ответить, и, судя по выражению лица, это не будет посылом в дальние дали. Это будет…