Когда мы уже собирались уходить, Игорь неожиданно предложил:
- Даша, Паша, а хотите, я вам Вила отдам?
- Отдашь? - мы не могли поверить. - Как? Почему?
- Мама не хочет брать Вила в Москву, - грустно сказал Игорь и опустил голову.
Мы бросились к тёте Вере:
- Это правда?
Тётя Вера сразу поняла, о чём мы спрашиваем.
- Да, мы скоро уезжаем, а вот Вила не знаем куда деть, - сказала она.
- А зачем же вы его брали? - спросила наша мама.
- Да он оказался не чистокровным фокстерьером, а помесью. И от него столько грязи и шерсти! А у нас в квартире ковры, мягкая мебель... Куда мы его повезем...
- А у нас нет ковров и мягкой мебели! - закричали мы с Пашей.
Тётя Вера оживилась:
- Ой, он такой хорошенький. Добрый. Хотите, забирайте!
- Хотим! Хотим! - закричали мы с Пашей.
Но мама холодно сказала:
- Нет, спасибо. Я тоже не люблю шерсть.
Мама быстро попрощалась с тётей Верой, взяла сумки с банками и вышла за калитку. Мы с Пашей поплелись за ней...
Наступила осень. Дачные дома пустели, и к нашему участку со всех окрестностей начали сбегаться собаки. Не знаю, как они узнавали, что в доме номер четыре по улице Ягодная можно подкормиться.
В основном это были подросшие щенята. И некоторые из них даже породистые. Вытянутая такса с ушами до земли, рыженькая колли с длинной шерстью, кучерявый чёрненький пуделек. А скоро появился и тот самый фокстерьер - Вил. Он был весь исхудавший, шерсть грязная, в колючих репейниках.
Были и две уже взрослые собаки. Одна - помесь немецкой овчарки, кобель, мы его считали папой, а вторая - дворняжка, мы называли её "мамой". А все щенки были как будто их сыночки и дочки.
Когда мы с мамой выходили за калитку с полными кастрюлями каши, собаки уже поджидали нас.
- Обед! Обед! - кричали мы и стучали ложкой по кастрюле.
Щеночки радостно виляли хвостами и подпрыгивали от нетерпения. Овчарка-папа был благороден. Он поводил носом и терпеливо ждал, когда все щенки насытятся, и только потом подходил к полупустой миске. Доев остатки каши и вылизав всю миску, папа-овчарка шёл к нам, протягивал лапу, как бы благодаря нас, и позволял себя погладить. Собака-мама нас боялась, и как только мы к ней приближались - убегала на почтительное расстояние. Она не доверяла людям.
Нам было очень жаль щенят и взрослых бездомных собак. Мы с Пашей придумывали для них клички из первых букв своих имен. Возились и играли с ними. Продолжали дрессировать Вила. Щенята смотрели нам в глаза своими преданными глазами. Как будто просили: "Возьмите нас к себе! Мы будем вас любить!"
Когда осенние дни, а особенно ночи стали холодными, мы засобирались в Москву. Но что было делать с собаками? Не оставлять же их здесь! И тогда наш папа активно занялся раздачей щенков. Всем своим коллегам по работе он рассказывал про щенков: какие они милые, смышленые и веселые. И вы знаете, почти всех забрали! Все наши последние дни перед отъездом в город прошли весьма насыщенно. Каждый вечер папа возвращался с работы с кем-то из сослуживцев, и один из щенков обретал хозяина и дом. И Вила тоже увезли в Москву. Только кличку ему заменили. Был Вил, а стал Арчи - наверно новых хозяев звали по-другому. Даже наша бабушка уговорила свою соседку по подъезду взять себе оставшегося последним беспородного щенка. А взрослые собаки никому не были нужны...
В то утро нам надо было уезжать. Мы вышли за калитку, чтобы в последний раз покормить собаку-папу и собаку-маму. Обычно они находились где-то неподалеку и тут же подбегали, завидев нас. Но в этот раз к нам никто не прибежал. Никого не было поблизости...
И как они узнали? Животные всё чувствуют! Наверное, собаки не могли вынести предательства во второй раз. И предпочли сами оставить нас.
Занятия в детском саду
После пятидневки я стала ходить в обычный детский сад. В подготовительную группу. Там была молодая и добрая воспитательница - Елена Васильевна.
В саду я долго ни с кем не могла подружиться. Почему-то я стала сильно стесняться и боялась сама попроситься в игру. А если меня и звали играть - зачем-то отказывалась, а потом сидела одна в уголке и грустила.
Иногда к нам приходили ученики из школы. Они играли с нами или делали поделки. Однажды школьники показали нам, что из бумаги можно сложить корону. Дети в группе сразу стали кричать: "И мне сделайте! И мне!". Всем, кто просил, школьники делали короны. И вскоре по группе стали расхаживать принцы и принцессы в коронах на головах.
А я боялась их попросить. Вдруг откажут? Тогда я решила прибегнуть к помощи воспитательницы:
- Елена Васильевна, я тоже хочу такую корону.
Я думала, она возьмет меня за руку, подойдет к школьникам и скажет: " Ребята, сделайте, пожалуйста, Даше корону". Но воспитательница вместо этого сказала мне:
- Попроси и тебе сделают.
Тогда я стала ходить вокруг школьников, надеясь, что они сами спросят: "Девочка, что тебе надо?" или ещё лучше: "Девочка, тебе сделать корону?" Но они даже не смотрели в мою сторону. Я несколько раз начинала: "Сделайте мне...". Но говорила я так тихо, что они даже не слышали меня.
Когда вечером за мной пришла мама, и мы пошли с ней домой, я с обидой сказала:
- Мама, сегодня школьники всем детям делали короны, а мне нет...
- А почему тебе не сделали? - удивилась мама.
- Я боялась попросить, - насупилась я.
Мама обняла меня и сказала:
- Школьники наверно думали, что раз ты не просишь корону, значит, не хочешь. В следующий раз подойди и попроси. Если скажут "нет" - ничего же не случится!
Уже вечером, лежа в кровати, я несколько раз прошептала воображаемым школьникам: "Я тоже хочу корону. Сделайте мне, пожалуйста". Это оказалось совсем не страшно. Но больше школьники ничего интересного нам не показывали. Зато я сама научилась делать такую корону, когда пошла в школу.
Иногда по вечерам мы с воспитательницей делали поделки. Однажды была очень интересная тема. Елена Васильевна решила научить нас делать корзинки из проволоки. Она показала нам корзинку. Корзинка была маленькая, меньше ладошки, но как настоящая с плетеной ручкой-косичкой. Мне очень хотелось сделать такую корзинку. Но тут за мной пришла мама. Первый раз в жизни я не хотела уходить из сада...
Если на улице шёл дождь, мы по вечерам смотрели диафильмы. Воспитательница заправляла диапроектор плёнкой и направляла его на стену. Шторы задвигали, свет выключали. Мы сидели на стульчиках. Кто-то из детей крутил колесико диапроектора, и на стене появлялись цветные картинки. А воспитательница читала подписи к иллюстрациям. Я очень хотела крутить ручку диапроектора, но и другие дети тоже хотели. Поэтому каждый раз назначался новый ребенок. Мне тоже один раз выпало счастье крутить колесико. Это было настолько трепетно и ответственно, что я почти не слышала, что читает воспитательница, а только ждала паузы в её голосе, как сигнал - пора перематывать пленку.
Воспитательница стала готовить нас к школе. Она учила с нами буквы и цифры.
Как-то на занятии воспитательница загадывала нам загадки. Загадки были сложными.
- Ни хвоста, ни головы, а четыре ноги, - говорила Елена Васильевна.
Какие слова мы только не называли! И кошка, и собака, и даже верблюд... Ничего не подходило! Воспитательница стала подсказывать нам. Она постучала по столу, и мы закричали:
- Стол! Стол!
- Правильно, - сказала воспитательница и прочитала загадку про мел: "Белый зайчик прыгает по черному полю".
Опять никто не мог догадаться. Воспитательница взяла в руки мел - и мы сразу отгадали.
Потом она загадала такую загадку: "Кругла, да не девка, с хвостом, да не мышь". Я замерла в ожидании подсказки. В этот момент Елена Васильевна стала отряхивать со своей юбки следы от мела. И я поняла - вот она - подсказка! И громко закричала, боясь, что меня кто-то опередит:
- Попа!!!
Дети засмеялись, даже воспитательница улыбнулась, а я поняла, что сказала глупость и покраснела.
- Почему попа? - сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, сказала воспитательница и повторила загадку, - Кругла, да не девка, с хвостом, да не мышь... Где тут попа?
Дети, услышав это слово, опять засмеялись.
А я подумала: "Вот что значит отвечать не подумавши..."
И тут я догадалась и сказала:
- Это... репа!
- Молодец, правильно! - похвалила Елена Васильевна.
После лета все дети из моей группы пошли в первый класс, а я осталась в саду ещё на один год. И пошла в школу почти в восемь лет.
Как мы вместе болели
Если я болела одна - меня отправляли к бабушке, чтобы Пашу не заражать. У бабушки болеть было интересно. Я лежала на диване перед телевизором и смотрела все передачи подряд. Время от времени пила лекарства или сладенький чайный гриб, который бабушка заваривала в банке. Бабушка говорила, что он помогает от всех болезней. А ещё бабушка умела "заговаривать" болезнь.
- У волка боли, у лисы боли, - шептала она, склонившись надо мной, - а у Даши не боли.
И мне действительно становилось лучше. И тогда мы с бабушкой играли: в домино или в лото. Или я сама играла. Строила на столе из деревянного конструктора город и прокладывала рельсы от железной дороги. У меня был паровозик с двумя вагончиками. Ключиком заводился. И поезд ехал между домов.
Но иногда бабушка не могла меня забрать к себе - она ведь работала. Тогда я болела дома. Болеть дома одной было очень скучно. Но обычно мы болели вместе с Пашей. И знаете почему? Если я заболевала, Паша просил меня:
- Даша, покашляй на меня!
А когда он заболевал, я просила его:
- Паша, покашляй на меня!
И тогда мы вдвоем лежали в кроватях и слушали сказки на катушечном магнитофоне. А мама мучила нас лечением. То надо было пить обжигающе - горячее молоко с мёдом или чай с малиной. Или рыбий жир, который пах невкусной рыбой, которой, похоже, было целое море. Приходилось закрывать нос и заглатывать ложку этого рыбьего жира. То надо было светить на нос синей лампой, чтобы сопли побыстрее проходили. А ещё нам в шерстяные носки насыпали горчицу, и она забивалась между пальцами, как песок в босоножки. И было одно желание - снять эти носки и выкинуть. То нам ставили "банки". "Банки" - это такие маленькие стеклянные баночки. Мама поджигала длинную спицу с ваткой, держала баночку над огнем, а потом прилепляла нам на спину. И так восемь или десять банок. Потом спина была сначала в фиолетовых, а потом в коричневых кружочках, как от синяков. Мы с Пашей становились похожими на божьих коровок. Потом ещё были горчичники. Это такие жгучие листочки бумаги с горчицей, которые клались на грудь или спину. Я уже не говорю о сидении в ванной на стульчике и держании ног в соли. Или как мы, накрывшись с головой одеялом, дышали над кастрюлей с горячим паром от картошки. Соленый пот так и тёк по нашим лицам. Иногда мама натирала нас какой-то невкусно пахнущей мазью. А потом ещё заворачивала в кусачий шерстяной платок - чтобы прогреться так прогреться. И капала в нос горький сок алоэ. В носу становилось щекотно. И мы чихали от него и чихали. И иногда исчихивали несколько носовых платков подряд. А уж если болело ухо... То нам столько всего клали в ухо и на ухо, а сверху обвязывали платком, что мы становились похожими на космонавтов в космических скафандрах.
И вот лежим мы с Пашей в колючих шерстяных безрукавках, невкусно пахнем суслиным жиром, на носу горячие мешочки с солью и понимаем, как хорошо, что у тебя есть брат или сестра. Потому что выдержать всё это можно было только вдвоём.
А в тот день заболела я одна. Паша хотел поболеть вместе со мной, но мама отвела его в детский сад. А потом занялась моим лечением. Я всё мужественно вытерпела и заснула. А мама ушла в магазин.
Меня разбудил звонок в дверь "дзин-дон". Я нехотя оторвалась от тёплой подушки - голова была тяжёлая, завернулась в одеяло и побрела к двери. "Наверно мама ключи забыла..." - промелькнуло у меня в голове, но на всякий случай спросила:
- Кто там?
- Это я - Паша. Открывай!
Голос был действительно Пашин, и я щелкнула замком.
- Ты чего? - удивилась я, шмыгая носом.
- Да я какать захотел. Да и тебя спасать надо! - озабоченно заявил Паша.
Он уселся на унитаз и заболтал ножками. Паша долго сидел в туалете. А я почувствовала слабость и легла в кровать. Вдруг в дверь опять позвонили "дзин-дон". "Ну, теперь уж наверно мама", - решила я и опять поплелась открывать.
- Кто там? - спросила я.
- Это воспитательница, - услышала я.
Я приоткрыла дверь. На пороге действительно стояла Пашина воспитательница. Она тяжело дышала, глаза были испуганно-большими, волосы растрепаны.
- Паша не приходил домой? - спросила она с дрожью в голосе.
- Приходил, - обрадовала я её.
- Где он? - облегченно выдохнула воспитательница.
- В туалете.
- Дай гляну на него, - воспитательница заглянула в туалет.
Паша приветливо помахал ей рукой.
- Павел, почему ты ушёл из детского сада!? - строго выговорила ему воспитательница. - Чтобы такого больше не повторялось! В сад пойдешь?
- Нет, - отказался Паша.
И воспитательница ушла.
А вскоре раздался третий звонок в дверь. Это мама вернулась. А Паша уже в кровати лежит - притворяется больным. Ему тоже досталось: натирание жгучей мазью и капли алоэ в нос. Для профилактики. И чтобы из детского сада больше без разрешения не уходил.
Но зато мы с Пашей снова были вместе!
Как мы суп спасали
Мама пошла выносить мусор. У нас мусоропровод был прямо в доме. А мы с Пашей выбежали за ней. Выбежали, а дверь сама захлопнулась. У нас такой замок был - язычок сам мог задвинуться.
Вернулись мы к двери, а войти не можем.
- Ну зачем вы за мной побежали!? - стала нас ругать мама. - Ведь сегодня должны придти телефон устанавливать! А теперь как? Опять без телефона останемся.
Посмотрели мы друг на друга. Мама в халате и с ведром. Мы с Пашей в маечках и шортиках. Куда деваться в таком виде? Папа только вечером с работы придёт.
Мы попросились к соседке Наталье Архиповне, возвращения папы ждать. Мама и Наталья Архиповна на кухне чай пьют. А мы с Пашей по квартире друг за другом бегаем - уж очень она нам большой кажется по сравнению с нашей. Паша паровозик, а я вагончик - "чух-чух".
И вдруг мама как подскочит. Глаза большие! И как закричит:
- Суп-то! Суп у меня на плите остался!
Мы с Пашей даже друг в друга врезались. И "поезд" сошел с рельсов.
Мама и Наталья Архиповна запричитали:
- Это ж суп до прихода Николая весь выкипит! Кастрюля сгорит! А если через край польется?! Газ затушить может. Тогда что будет? Взрыв! Весь дом разлетится!
Что делать? Телефона у Натальи Архиповны нет - позвонить папе не можем. Да и толк какой - всё равно папу раньше пяти часов с завода не отпустят. На работу к папе за ключами ехать? Да разве в халате и в тапочках далеко уедешь? У Натальи Архиповны одежда маленькая и нога у неё маленькая. Мама в её одежду и обувь не вместится.
А у нас над дверью квартиры проём был. И он просто фанерой был заколочен. Папа один раз эту фанеру уже выбивал, когда тоже дверь захлопнул, а ключи взять забыл.
Делать нечего. Мама вооружилась молотком, который у Натальи Архиповны в кладовке лежал. Вышла в коридор, встала на табурет и давай стучать по фанере над дверью. На стук соседи двери пооткрывали. Женщины вышли в коридор и стали советовать:
- Ира, бей по краям! Ира, сильнее!
Из мужчин только старенький дядя Ваня дома был. Он хотел помочь маме, но мама не позволила. Ещё упадёт со стула, ногу сломает.
Мама так сильно стучала молотком, что даже соседи снизу пришли, узнать, что случилось. И тоже стали давать советы. Вскоре фанера свалилась на пол в квартиру.