- Это точно, - согласился Логунов. - Обмотки ты, Григоренко, сейчас получишь.
Переобуться Логунов не успел. Едва взялся он за обмотки, как спокойную жизнь взвода нарушил крик часового.
- К орудиям!..
Над селом взмыла и рассыпалась красная ракета. Вдагонку ей поднималась зеленая. Красная и зеленая - тревога! Приказ взводу: срочно прибыть к штабу полка.
- О-ор-рудия к по-о-ходу! - пропел лейтенант Столяров.
Не успел Логунов переобуться. И никто во взводе кашу доесть не успел. Вечно эти фрицы не вовремя лезут.
В расположении взвода все мгновенно изменилось, Долотов очутился вдруг в кабине "студера". Только что сидел он, развалясь у переднего колеса, и с аппетитом уплетал пшенную кашу с салом. Но не успела отзвучать команда лейтенанта, а Долотов уже крутил баранку, и машина задом-задом двигалась к первому орудию... А второе подхватили всем расчетом, бегом покатили навстречу. И пока одно навешивали на крюк машины, станины второго прочно прикрутили цепью к его стволу. И тут же солдаты забрались через борта в кузов.
Чуть больше двух минут прошло с того момента, как вспыхнули в небе сигнальные ракеты, а машина уже летела вперед, и лейтенант, пристроившись на подножке, приглядывался, что там делается, возле штаба?
На площадке, обжитой за эти два дня взводом, остался "додж" с кухней и грустным Литвиненко, да лежали на земле горки пшенной каши, которую артиллеристы, не успели доесть. Высыпали. Не везти же с собой в бой пшенную кашу, даже если она с салом.
* * *
Возле дома, где размещался штаб, стояли командир полка майор Дементьев, начальник штаба капитан Крылов и два автоматчика из взвода разведки. Долотов притормозил машину, лейтенант Столяров спрыгнул с подножки, подбежал к командиру полка.
- Товарищ гвардии майор, первый взвод первой батареи...
- Хорошо, лейтенант... - прервал его майор. - Оттуда, - он показал на северо-запад, - идут немецкие танки. Кажется, штук пять. Как-то просочились к нам в тыл. Могут выйти на госпиталь. Представляешь, что тогда будет? Надо задержать, пока тридцатьчетверки подойдут. Кроме тебя некому. Обстановку понял?
- Понял.
- Представляешь, что они сделают, если выйдут на госпиталь?
- Представляю.
- Значит задержишь. Давай!
- Есть, задержать, товарищ гвардии майор! - Столяров четко, как будто разговор происходил на плацу, вскинул руку к козырьку фуражки и резко опустил ее. Затем вскочил на подножку машины и кивнул Долотову.
"Студер" рванулся, резко набирая скорость. И тут же кто-то стал стучать кулакам по крыше кабины. Столяров посмотрел. Тяжелая цепь, которую так трудно развязывать, когда это надо сделать быстро, сейчас развязалась сама, и второе орудие стояло среди не успевшего еще осесть облака пыли в полусотне метров от машины. Такое вот несчастье.
Долотов нажал на тормоза, расчет второго орудия высыпал из кузова, побежал к пушке. Ее привычно подхватили, покатили, опять привязали. На этот раз намертво.
Машина снова рванулась. И сто метров не прошла она, а цепь опять развязалась, и ударили о землю тяжелые станины орудия. Вот так случается. Уже не несчастье, а подлость какая-то.
Логунов слышал разговор лейтенанта с командиром полка и понимал, как дорого сейчас время. Если танки прорвутся к госпиталю, они там такого натворят... Подумать страшно. А взвод не может выбраться за околицу.
- Пошли! - он передал Трибунскому ручной пулемет, который держал на коленях, и перемахнул через борт "студебеккера". Не потеряв ни секунды, как будто они только и ждали этой команды, спрыгнули на землю Птичкин и Гогебошвили, ящерицей скользнул вниз юркий Огородников. Торопливо последовали за ними остальные.
Лейтенант Столяров застыл на подножке машины. Взвод действовал быстро и четко, не ожидая команды. Но когда дорого каждое мгновение, бег времени ощущается особенно остро.
"Медленно... Медленно все, - сжал зубы лейтенант. А удары сердца в бешеном темпе отсчитывали секунду за секундой. - Потом будут катить пушку... привязывать. Вечность. Как они медленно бегут! Если танки войдут в село, их не удержишь. Встретить одним орудием?.. Одним ничего не сделаешь. Надо двумя. Непременно двумя. Одно они сомнут..."
"Минуты за три управимся, - рассчитывал командир второго орудия сержант Угольников, отмахивая длинными ногами двухметровые шаги. - Логуновские помогут. Лейтенант и оглянуться не успеет, как мы у машины будем. Баулин и Булатов пушку привязывали. Головы поотрываю. Сейчас мы всё сделаем... мигом... Мигом..."
- Разгильдяи! - майор зло выругался. - Что делают?! Все под трибунал пойдем!.. Разжаловать лейтенанта. В рядовые!
Лейтенант Столяров посмотрел в кузов. Там оставалось три человека. Бережно придерживал пулемет нетерпеливый и напряженный Трибунский. Малюгин, привычно предоставивший все, что связано с беготней и спешкой тем, кто помоложе. И Гольцев. Этот не успевал еще за остальными. Он стоял у борта машины, только собирался перебраться. Три человека вместо шести, и не самый подходящий расчет для встречного боя.
Солдаты во главе с Логуновым все еще бежали к орудию. От штабного крыльца, спешил к пушке капитан Крылов. Вслед за ним - оба разведчика. Командир полка потрясал кулаками. И кричал. Что-то очень нехорошее кричал. На этом расстоянии нельзя было разобрать, что. Сюда доносилось только протяжное: А-а-а! В-а-а-с...А-а-а-ть.. А-а-а-ть! А-а-а! В-а-с-с!..
Надо было принять решение. За считанные секунды. Единственно грамотным было: собрать пушки и действовать взводом. Но не было времени, чтобы поступить грамотно.
- Отставить! - крикнул лейтенант уже перебросившему ногу через борт Гольцеву. Нырнул в кабину и бросил Долотову: "Жми!"
Машина рванулась вперед.
- Мы втроем остались? - удивился Гольцев.
- И втроем не соскучимся, - пробурчал Малюгин. - Сейчас весело будеть.
- Ничего! - подпрыгивая в такт взлетающей на ухабах машине, прокричал Трибунский. - Управимся! - Комполка сказал, что тридцатьчетверки должны подойти.
- А если не подойдут?
- Как это не подойдут? Подойдут!
Машина вылетела из села, и солдаты увидели вдали темные квадратики. Это было совершенно не похоже на танки. Просто квадратики, маленькие, как спичечные коробки. И не разберешь на таком расстоянии: то ли стоят они, то ли медленно двигаются.
- Идут! - ухватил Трибунский за плечо Малюгина.
- Где идут? - Гольцев не мог понять, что эти маленькие темные кубики и есть те самые грозные танки, которые они должны остановить.
- Там впереди мельтешать, - объяснил Малюгин. - Черненькие. Наверно, и "тигр" ползеть. Наклепали зверюг на нашу голову.
Машина свернула с дороги и помчалась по полю к омету прошлогодней соломы. Такое нельзя было назвать полетом хотя бы потому, что груженый снарядами и с пушкой на прицепе "студер" не приспособлен для воздушных путешествий. Но ездой это тоже вряд ли можно было назвать. Мотор "студебеккера" надрывно ревел, каждая частица машины дрожала от напряжения, а пушка то тяжело ухала литыми колесами о землю, то взлетала и плыла за машиной в воздухе.
Место для орудия лейтенант выбрал не сказать, что хорошее: - омет - прекрасный ориентир для танков. Но он и единственное укрытие. Больше некуда деваться. Не в чистом же поле принимать бой.
За высоким и длинным ометом Долотов круто развернул машину.
- Здесь! - лейтенант спрыгнул с подножки. - Десять ящиков!
Малюгин и Гольцев подавали ящики, Столяров и Трибунский сволакивали их на землю. Быстро сняли с крюка пушку.
- Долотов, за вторым орудием! Пусть станут возле той развалюхи, - лейтенант показал влево, где вдалеке чернело что-то вроде заброшенной сараюшки. - Когда танки атакуют нас, пусть ударят с фланга. Только тогда и ни на секунду раньше. Бить по бортам. Слово в слово передай. Пошел!
Долотов умчался.
Столяров поднял бинокль. Танки находились еще далеко. Их оказалось не пять, как говорил командир полка, а восемь. Два тяжелых и шесть средних танков шли по дороге один за другим, с небольшими интервалами. На таком расстоянии даже в бинокль они казались беспомощными и хрупкими, как игрушки. Но лейтенант знал, как быстро исчезнет это впечатление, когда они подойдут ближе. И вообще - праздник небольшой: одно орудие против восьми.
Столяров опустил бинокль и повернулся к солдатам.
Гольцев был бледен. Он улыбнулся командиру, но улыбка получилась беспомощной и виноватой. Первый бой предстоял человеку, первый в его недолгой жизни бой... Гольцев боялся и пытался скрыть свой страх. Малюгин нервно тер ладонью подбородок. Ему не нравилось, что они здесь всего вчетвером, а второе орудие и почти весь взвод остались в селе. А Трибунский держался спокойно и уверенно. Словно не боя ждал, будто предстояла ему работа. Нелегкая и неприятная работа, и надо выполнить ее как можно лучше.
"Хорошо хоть Трибунский здесь, - оценил Столяров, - этот обкатанный".
Старший лейтенант не знал, какое напряжение испытывал "обкатанный" Трибунский перед каждым боем, как трудно доставались ему эти последние минуты, когда есть еще время думать, есть время для того, чтобы испугаться. И чего стоило приучить себя, оставаться в эти минуты спокойным и уверенным.
* * *
- Ну как, гвардия, довольны? - постарался подбодрить незамысловатой шуткой свое немногочисленное войско лейтенант Столяров. - Сами в руки идут.
- Снимем с "тигров" шкуры! - откликнулся Трибунский. - Я свою домой увезу. Брошу на пол возле кровати. Любуйтесь, Сергей Трибунский - охотник на тигров! Моя работа!..
- Он тебе бросить, - пробурчал Малюгин. - Он тебе поохотится.
- Не ной, Малюгин, - оборвал его Столяров. - Позиция неплохая. Беритесь с Трибунским за станины. Гольцев - на колесо! Выкатываем орудие!
57-миллиметровое орудие весило всего тысячу пятьдесят килограммов или, в зависимости от обстоятельств, больше тонны. На учениях они катили пушку взводом. Легко катили, бегом... В бою, когда приходилось менять позицию, без особого труда делали это расчетом. Бывало, управлялись и вчетвером. И сейчас управились бы. Но еще весной, оберегая омет от шального степного пожара, кто-то окружил его широкой полосой вспаханной земли. С разгона метра два прокатили они орудие и колеса утонули в жирном степном черноземе.
- Ну-ка, нажмем! - Столяров уперся плечом в ребристую резину колеса. Он видел, как напрягся Гольцев, как взбугрилась у него на спине гимнастерка, обтягивая вздувшиеся мышцы. Почувствовал слабый толчок - это Трибунский и Малюгин попытались рывком сдвинуть орудие с места. Но колеса застыли в глубокой колее.
- Е-е-еще раз! - Столяров пригнулся и почти лег на колесо. Нажал, сколько было сил. А пушка ни с места, только ноги вспахали в рыхлой земле глубокие борозды.
Они поняли, что попали в ловушку. Вчетвером не по силам выкатить пушку из этой предательской пашни.
- Нажмем!.. Воевать надо, - хрипел Столяров. - Танки идут... Там госпиталь, всех перебьют... Еще раз нажмем!
Нажимали... Вздувались и болели от напряжения мышцы. Уходили по щиколотку в пашню ноги. А орудие по-прежнему только слегка покачивалось на литых резиновых колесах. Приказ командира полка, их спешка - все это лишалось смысла, потому что они не могли вывезти орудие на огневую.
Столяров в эти минуты не задумывался над тем, что виноват во всем он один. Если бы он не торопился. Если бы здесь находились оба расчета, пушки смогли бы на руках вынести к огневой. Столяров в эти минуты думал только о том, что надо сдвинуть орудие с места. И больше ничего для него не существовало: ни раскаленного солнца над головой, ни приближающихся танков с черными крестами на бортах, ни прошлого, ни будущего. Он был один на один с этой пушкой. Ее надо сдвинуть с места, потом вывезти на огневую. И от него, только от его личных усилий зависело все.
Лейтенант пригнулся и подпер колесо спиной. Изо всей силы, так, что заболело в груди, попытался распрямиться, послать это ставшее неимоверно тяжелым колесо хоть на сантиметр вперед. Не было сил поднять голову, посмотреть, что делают товарищи. Но он знал, что сейчас каждый выкладывается, как только может. Гимнастерка на спине лейтенанта почернела от пота и пыли, мышцы окаменели от напряжения. Во рту стало сухо... Столяров понимал, что еще несколько минут такого напряжения, и он не выдержит, упадет и уже, наверно, не сумеет встать.
Вдруг дышать стало немного легче и мышцы ног чуть-чуть расслабились. Он не сразу понял, что это орудие стронулось с места, едва-едва, на каких-нибудь десять или, может быть, пять сантиметров, но стронулось!
- Пошла... - прохрипел он. - Пошла, ребята! Еще нажмем... По-ошла, ребята! Пошла... На-аша берет.
- Бе-е-рет! - откликнулся где-то впереди, под станиной, Трибунский. - Бе-е-рет!..
Орудие сдвинулось еще чуть-чуть, потом еще и еще... Движение это было едва заметным, но они ощущали его руками, впившимися в резину колес, прикипевшими к стальным станинам, чувствовали ноющими от напряжения мышцами.
Чтобы вывезти орудие на огневую, предстояло пройти с ним метров пять-шесть. Это казалось громадным, бесконечным расстоянием, пройти которое совершенно невозможно. Но они должны были... Они сейчас жили только для того, чтобы пройти этот путь.
Медленно, как в страшном сне, когда надо спешить, а ноги не слушаются и каждое движение, каждый шаг даются с неимоверным трудом, покатили они пушку к месту, которое Столяров наметил для позиции.
Все-таки, сумели, вывезли орудие. А дальше просто. Привычно развернули станины, и Малюгин вырубил лопатой, ставшей вдруг тяжелой и тупой, канавки для сошников. Вот и все. Стояли, бессильно опустив руки, не в состоянии сдвинуться с места. Отдохнуть бы сейчас, хоть десяток минут, лечь на землю, раскинуть руки, дышать эти десять минут глубоко и спокойно.
Столяров одернул выбившуюся из-под ремня гимнастерку, свел складки за спину.
- Снаряды! - бросил он. - Четыре ящика. - Лейтенант понимал, как тяжело сейчас солдатам. Но не было времени для сочувствия?
Волоча ноги по рыхлой пахоте, солдаты пошли за снарядами. Они принесли четыре ящика, как приказал лейтенант, и положили их рядком, возле орудия, за станинами. Трибунский ударом каблука сбил с крайнего ящика задвижку и открыл его. Заблестела бронза гильз.
Малюгин опустился на корточки, выбросил деревянные планки, придерживающие снаряды, и подхватил крайний. Вынул из кармана большой клок ветоши, разделил его надвое. Половину бросил Гольцеву: "Не зевай, паря работай!" - и стал снимать со снаряда густую смазку. В этом был весь Малюгин со своей крестьянской обстоятельностью, хозяйской экономностью и предусмотрительностью. Бой еще не начался и неизвестно чем закончится, а он стирал со снаряда смазку, потому что если оставить ее, то после боя трудно будет чистить ствол орудия.
Столяров подошел к прицелу, снял чехол и заглянул в окуляр. Танки были еще далеко. Но надо было начинать.
- К орудию! - отдал команду лейтенант. Подождал немного и приказал: - Заряжай!
Трибунский проверил, прочен ли упор у сошников, встал возле казенника. Малюгин недовольно поглядел на снаряды, с которых не успели снять смазку, сунул в карман ветошь, быстро шагнул к орудию и потянул рукоятку замка. Тот с негромким лязгом открылся. Трибунский плавно послал в приемник снаряд.
* * *
Танки шли на хорошей скорости, и лейтенант Столяров понимал, что нечем ему придержать их до прихода "тридцатьчетверок". А надо. "Представляешь, что они сделают, если выйдут на госпиталь?" - вспомнил он слова командира полка.
"Если бы оба орудия... Танков восемь. Как их задержишь? - думал он, привычно прикидывая расстояние до приближающейся колонны. - Открыть огонь сейчас?.. Не остановятся, но с дороги свернут и ход сбавят. Это хорошо. Но быстро засекут место, где стоит орудие, и в восемь стволов расстреляют издалека".