- Никак нет. Во взводе нет ни одного ящика осколочных, а, судя по предполагаемой обстановке, будем иметь дело и с пехотой противника.
- Не знаю, как с осколочными, - майор задумался. - Давно не имели с ними дела. Где я тебе их возьму?
- У зама по боепитанию, - подсказал Столяров.
- Откуда у него?
- У него есть, - вновь позволил себе проявить излишнюю осведомленность лейтенант. - Я знаю.
- И это ты, значит, знаешь?.. - Майор сердито посмотрел на лейтенанта. - А может быть, тебе этого знать не положено. Ты, лейтенант, выше головы не прыгай!
- Так ведь воюем, товарищ гвардии майор. Без снарядов - никак.
Надо было оборвать лейтенанта. Чтобы знал свое место. И сдерживало майора вовсе не то, что командир взвода был, по сути, прав. Это не имело никакого значения. Важно было, что уходил для отдельной операции хороший взвод. Майор там несколько человек лично знал: командиров орудий знал, наводчика Огородникова - хороший парнишка, еще двух-трех мог бы припомнить... И действительно, возможно, от ящика-другого осколочных многое будет зависеть. И выполнение приказа командующего корпусом, и существование самого взвода.
- Старшего лейтенанта Васютина ко мне! - приоткрыв дверь, потребовал командир полка. - Быстро!.. Еще что нужно, лейтенант?
- Больше ничего не нужно.
- Часа на подготовку хватит?
- Хватит, товарищ гвардии майор.
- Через час выступаете.
Дверь отворилась, и, отдуваясь, предстал перед командиром полка старший лейтенант Васютин.
Снабженец, - это не должность и не профессия. Это - образ мысли, определенный талант и, наконец, способ существования. На гражданке у Васютина был, без малого, пятнадцатилетний стаж работы снабженцем в достаточно солидных организациях. Естественно, в армии его опыт оценили, и менее чем через полгода после призыва он стал зам. командира полка по матобеспечению. Человеком Васютин был радушным, характер имел добрейший. Но, как и положено занимающему столь ответственную должность, невероятно скупым на казенное имущество.
- Васютин, надо первому взводу, - майор кивнул в сторону Столярова, - выделить дополнительный боекомплект снарядов.
- Так где я их возьму? - развел руками Васютин. По натуре своей человек гражданский, никак не мог он привыкнуть к армейским порядкам и правилам. - Там же на складах такие жлобы сидят... Не дают нам лишних комплектов: хоть кланяйся, хоть плачь - не дают. И у меня лишних нет. А батарейцы ничего знать не хотят, - завел Васютин любимую шарманку. - Им каждый день по боекомплекту давай, все равно мало будет... И куда они столько снарядов расходуют? Совершенно не считают... - он укоризненно посмотрел на Барышева и Столярова, - а Васютин доставай.
- По-твоему, мы слишком много стреляем, - не удержался Барышев. - Если бы мы вообще не стреляли, хорошая жизнь была бы у тебя, Васютин. А как тогда с войной быть?
- Да я же не против, чтобы стреляли, - не стал отвечать Васютин на каверзные вопрос: "Как быть с войной?" - Стреляйте себе на здоровьечко. Только экономненько. Увидели танк, возьмите снарядик и подбейте его. Так вы же в каждый танк по два ящика пуляете! А потом оказывается - Васютин зажимает боеприпасы. Нечего мне зажимать! Это тем, кто расходует думать надо.
- У тебя что, нет в запасе пары боекомплектов? - поинтересовался майор.
- Так откуда? - удивился Васютин. - Кто мне их даст? Не положено.
- Скажи ты мне тогда, Васютин, на кой хрен мне в замах кот, который мышей не ловит?
- Так это... Х-м-м... - Васютин мысленно споткнулся, посмотрел на майора, на комбата и опять на майора. - Если так надо, то можно конечно найти... Выдам, пусть стреляют, - и доказал тем самым, что он относится к котам, которые мышей ловят и держать его начальником боепитания имеет смысл. - Если хорошенько поискать... Есть у меня, кажется, небольшой резерв.
- Правильно делаешь, что резерв имеешь, вот он и пригодился, - похвалил командир полка. - Но это, Васютин, не все еще. Осколочные у тебя есть?
- Какие там осколочные?.. - отмахнулся Васютин. В расстройстве, что придется выдать резервный боекомплект, он потерял бдительность и пожаловался: - Ящиков двадцать, так это разве запас?..
- Отдашь лейтенанту.
- Товарищ гвардии майор!
- Отдашь!
- Все?..
- Все!
- Слушаюсь, - покорился Васютин. И за этой покорностью опытный человек мог понять, что не двадцать ящиков осколочных снарядов составляют его запас.
- И гранат выдели, сколько попросят.
- Слушаюсь, выделить, - не стал спорить Васютин. Очевидно, гранаты у него имелись в излишке.
Майор подошел к Столярову, положил ему руку на плечо.
- Народ у тебя хороший. Окопайтесь как следует. Про ложные позиции не забудь.
- Все как надо сделаем, товарищ гвардии майор.
- Вот и хорошо. Выполните задачу - ищите полк в Лукашовке, - майор помолчал, будто пытался что-то вспомнить, потом неожиданно сказал: - Ты это... Береги людей, лейтенант.
* * *
Едва офицеры сошли со штабного крыльца, Барышев дружески шлепнул лапищей по плечу лейтенанта.
- Повезло тебе, Столяров!
Звучали в его голосе неприкрытая зависть и обида, что не ему, командиру батареи, человеку постарше и поопытней, доверили ответственное задание.
Еще в сороковом поступил Барышев в артиллерийское училище. Но учили их не пять лет, как положено. Выпустили весь курс, месяца через три, после того, как началась война. Дали по кубарю - и уже командиры. Закончил он училище в числе лучших, и его оставили обучать курсантов. Но не мог Барышев в такое время сидеть в тылу. Не такой характер и не за тем он стремился стать артиллеристом. Если откровенно, то боялся, что война закончится, а он так в тылу и просидит ее всю, как штатский шпак. Просился на фронт. Писал рапорт за рапортом. На первый - просто отказали. После второго, вызвал замполит, обозвал дезертиром и порвал рапорт в клочья. После третьего он оказался на ковре у самого начальника училища. Тот первым делом врубил Барышеву как следует, затем объяснил, что самая важная сейчас задача - готовить кадры. И, наконец, доступно сообщил, что училище лейтенант Барышев, конечно, может покинуть, но рядовым в хозвзводе.
Потом, вдруг, все как-то резко изменилось. Собрали их, восемь молодых командиров. Замполит толкнул речь. Сказал о том, что предоставляется им возможность защищать Родину, перед которой они все в долгу, напомнил о том, что должны они беречь честь училища, которое их воспитало, обучило славной профессии артиллериста, и дала путевку в жизнь. А дальше - сухой паек на три дня, литер в карман, предписание - явиться и так далее...
Хлебнул комвзвода Барышев в сорок первом все что положено и не положено. Полной мерой. Но уцелел. Мало того - еще и воевать научился. И в сорок втором пришлось хлебнуть. А в сорок третьем - чего не воевать?! На гимнастерке комбата красовались два ордена Красной Звезды и орден Красного Знамени. Но более всего гордился он медалью "За отвагу", которой его наградили в сорок первом. Не многим довелось получить такую медаль в тот год. Для людей понимающих значила она не меньше высокого ордена.
Но настоящего подвига, к которому стремился старший лейтенант, совершить ему пока не удавалось. Для этого подходящий случай нужен. Гвардии старшему лейтенанту Барышеву ни единого подходящего для этого случая пока не подвернулось. Но он не унывал. До конца войны было еще далеко, так что надеялся.
И надо отдать должное комбату: уж если самому ему не везло, он делал все, чтобы помочь тому, у кого появлялась хоть малейшая возможность отличиться в бою. Помогал бескорыстно, от всей души... Но, конечно, завидовал. Тут ничего не поделаешь.
- Ты их на четыреста метров подпусти, и точка! И глуши! - инструктировал он лейтенанта Столярова. - Ты Огородникову скажи, пусть под башню бьет... Уязвимое место. Этот попадет. Но четыреста метров, ни больше, ни меньше. Самая хорошая дистанция.
- Понял, - Столяров хотел сказать, что он и сам знает и про Огородникова, и про уязвимые места и про четыреста метров, но удержался, не стал обижать комбата. - Меня, Петр Степаныч, пехота беспокоит. То, что мы с танками будем взаимодействовать, это хорошо. С танкистами споемся. А насчет пехоты майор как-то очень неопределенно сказал. Я так и не понял: будет там пехота или нет?
- Пехота?.. - Конечно будет. Без прикрытия нельзя. А вообще-то - кто их знает... - Барышев остановился. - Орудия направят, танки подбросят, а о пехоте могут и не подумать. Штаб корпуса от передовой далеко, - не любил комбат штабных, и не особенно доверял им. - Могут прошлепать. Если пехоты не будет, туго вам придется.
Он сдвинул фуражку на лоб, почесал затылок, оглянулся на дом, в котором находился штаб полка, словно ждал, что оттуда подскажут, как быть, если пехоту к Лепешкам не подбросят? Столяров тоже остановился и оглянулся. На крыльце дома они не увидели никого, кроме скучающего часового, и, разумеется, никаких указаний, как быть с пехотой, от часового поступить не могло.
- Я тебе пулемет дам, - осенило комбата. - У меня в машине хороший "дегтярь" лежит, новенький, сам пристреливал. Как часы работает. Для себя берег, на всякий случай. Но раз такое дело - бери! Кому-нибудь из своих "старичков" дашь. У тебя там орлы. Что Трибунский, что Мозжилкин, что Птичкин. Пусть отсекает пехоту.
- Спасибо, Петр Степанович, пулемет пригодится...
- Брось, лейтенант, никаких "спасибо". Пойдем собирать взвод в дорогу взвод.
Барышев повеселел. Он отдавал пулемет, который здорово поможет взводу. Себе бы пригодился, а он отдал. Ему для дела ничего не жалко. Если нужно, последнюю гимнастерку снимет...
- И диски бери. Шесть штук, - комбат и в щедрости своей не мог остановиться на половине дороги. - Там, когда фрицы попрут, перезаряжать некогда. Ты им пулеметную засаду устрой. Мне бы туда с вами... Мы бы им врезали!
- Не отпускают, - посочувствовал Столяров. - Наверно, считают, что командир батареи должен заниматься задачами более сложными, более серьезными. - Столяров, как и многие в полку, хорошо знал больное место комбата.
- Не пускают, - помрачнел Барышев. - Прямо по рукам и ногам вяжут. А чего там сложного?! Это с сорокопятками было сложно. Снаряды сорокопяток от их брони как горох отскакивал. Выведешь их на позицию и прощай Родина! А с нашими орудиями воевать одно удовольствие.
Они шагали по безлюдной улице широко и размашисто, а впереди, обгоняя их, плыли две тени. Одна широкая, большая, другая потоньше и почти наполовину короче.
* * *
- Встать! Смирно! - Мозжилкин увидел начальство и, как положено, поднял взвод.
Встали, конечно. Не сидеть же развалясь, когда на тебя комбат идет. Да еще такой крупный и отчаянный комбат, как Барышев. Но на фронте эта команда выполняется не так поспешно, и не так четко, как в тылу. Да и "смирно"... Как бы это сказать?.. Стояли, конечно. И руки по швам... Но не тянулись, не застывали.
- Вольно... - громыхнул комбат. Ему и не надо было, чтобы перед ним застывали. Не строевой смотр впереди, не парад, а бой. - Что, орлы, засиделись, скучно?
- Так точно, товарищ гвардии старший лейтенант, - отозвался Огородников. - Совсем скучно без танков. И Птичкин очень переживает. У него даже совсем характер портиться начинает.
- Переживает, говоришь? Птичкин, почему переживаешь?
- Так ведь серьезная проблема возникает, товарищ гвардии старший лейтенант. А от нее всякие нехорошие мысли происходят.
Хотелось Птичкину потрепаться... Почему бы и не дать ему такую возможность? Барышев был уверен, что шутка перед боем - самое то, что нужно.
- Выкладывай свою проблему, Птичкин. - Разберемся и вредные переживания устраним.
- Вы, товарищ гвардии старший лейтенант, наверно заметили, что я, по своему характеру и устоявшимся привычкам, человек совершенно гражданский?
- Да уж, заметил, - подтвердил комбат. - Но кажется, большинство гражданских привычек сержант Логунов из тебя уже успел выбить.
Успел, - согласился Птичкин, - но частично. Осталось еще вполне достаточно. Я ведь призван в армию временно, для того, чтобы участвовать в сокрушении фашистской военной машины и ее чокнутого фюрера. Получается что-то вроде договора: я уничтожаю танки, их военная машина рассыпается, и я возвращаюсь к гражданской жизни, где люди не ходят в строю. Каждый ходит сам по себе. Мне это нравится.
- Это ты напрасно, - не согласился комбат. - Строй - это красиво.
- Вы не подумайте, я не против строя вообще. Понимаю, многим нравится, и пусть ходят. Никаких возражений у меня по этому поводу нет. Но сам я лучше - по тротуару, не торопясь и не печатая шаг.
- Для того, Птичкин, чтобы ходить по тротуарам, надо, сначала с фрицевскими танками разобраться. - Комбат образно, но вполне понятно каждому военнослужащему сообщил, что, по его мнению, непременно следует сделать "с фрицевскими танками". Взводу понравилось.
- Точно, - согласился Птичкин. Но вместо того, чтобы все это сделать мы сидим. А время идет. Спрашивается, чего сидим?
- Достал ты меня, Птичкин, - Барышев притворился озадаченным. Он привычно сдвинул фуражку на лоб и почесал затылок. - А ведь Птичкин прав, лейтенант, - повернулся он к Столярову. - Чего сидим? Надо с этими фрицевскими танками что-то делать.
- Надо, - согласился Столяров. - Тут, говорят, к Лепешкам фрицы танки подбрасывают. Может этими заняться?
- А что! Рваните в Лепешки, тут всего километров тридцать. Пусть люди делом займутся. Только... - комбат повел взглядом по солдатам, - порядка не вижу. Как они в бой пойдут в таком виде? Распустились...Огородников, ты почему такой расхристанный? Где ремень?
- Здесь ремень, товарищ гвардии старший лейтенант. - Огородников полез в карман и вытащил свернутый в тугой рулончик брезентовый ремень. К третьему году войны кожи на солдатские ремни не хватило и их стали делать из толстых нитей. - Такой день, что забыл про него. У нас, в Чебоксарах, ремень совсем не носят. Когда хорошо покушаешь, штаны без ремня держатся.
- Вот дам я тебе Чебоксары, дождешься ты у меня, - пригрозил Барышев наводчику. - Ты на кого похож? Ремня нет, пилотка на ушах держится, гимнастерка расстегнута... Гвардеец должен быть красавцем, чтобы девки от одного твоего вида млели! Привести себя в порядок! А ты, Григоренко, на кого похож?! Зарос как поп! Позор для всей батареи. Такого патлатого ни одна девка не поцелует.
- Та ножниц добрих нэмае, - стал оправдываться Григоренко. - Ти, що у сержанта, воны ж ни рижуть, воны скубуть.
- Скубуть, значит. Гогебошвили, у тебя бритва в порядке?
- Грузинская бритва, товарищ гвардии старший лейтенант, как огонь. Грузинская бритва всегда в порядке.
- У этого рыжего запорожца гриву возьмет?
- Конечно. Грузинской бритвой даже проволоку брить можно.
- Если к завтрашнему дню не пострижется, побрить Григоренке голову! Под Котовского!
* * *
- Теперь давайте поговорим серьезно, - предложил комбат. - У этих Лепешек завтра фрицы собираются пробиться на фланге корпуса. С неприятными для нас последствиями. Надо их придержать. Там наши тридцать четверки, пехота. А противотанковых орудий нет. Вашему взводу приказано выдвинуться к Лепешкам и занять линию обороны. Раз посылают взвод, думаю, взводом и управитесь. Вот и все дела. Командуй, лейтенант. Меня посылают со вторым взводом. Тоже по делу. Справимся, опять соберемся вместе. А пока - удачи вам.
Ушел комбат не оглядываясь. Оглядываться на тех, кто уходит в бой - плохая примета. Барышев в бога не верил, и в приметы не верил. Но, на всякий случай.
* * *
Птичкина и Гольцева лейтенант Столяров отправил навести порядок на машине. Следовало подготовить место для еще одного боекомплекта. Птичкин распределил работу по справедливости, соответственно стажу службы во взводе. Гольцев переносил в дальний конец кузова и укладывал в штабелек пятидесятикилограммовые ящики со снарядами, Птичкин приводил в порядок цинки с автоматными патронами.