Губы его так и растянулись, но он все-таки покачал головой:
— Разве я похож на человека, который интересуется спасением слабых женщин? Тем более, женщин-омег? Да ты и не женщина толком. Ты девчонка.
— Тем более.
— Ничему полезному вас на уроках и не научили, — с улыбкой вздохнул Ликвидатор, и Ирис поняла, что он почти сдался. — Так чего ты от меня хочешь?
— Сначала я хотела просто выбраться из города, но теперь на воротах, наверное, вдвое больше охраны, — поспешно принялась объяснять Ирис. — Они подключили всех десяток, которые работают в Эмпориуме. Меня будут искать, но я постаралась максимально заблокировать все свои системы.
— Так ты хочешь, чтобы я тебя спрятал?
— Ненадолго. Они прочесывают город. Потом станет тише.
В эту минуту Ирис уловила в конце улицы движение. Зазвенело бьющееся стекло, кто-то завизжал. Потом мозаичный пол под их ногами содрогнулся от низкого гула.
— Они выпустили Мамонтов, — прошептала она, чуть отступая.
Неужели на ее поиски бросили такую тяжелую технику? Она же просто омега, обычная шестерка, у которой внутри ни особого ума, ни секретов — одни ошибки. Но какая разница? Ирис отступила вглубь коридора, в тень, и принялась отключать системы — одну за другой. Главное — понять, когда остановиться. Терять сознание сейчас нельзя.
— Кого? — не понял Ликвидатор.
— Они весь город на уши поднимут, — пробормотала Ирис.
— Да кто они такие, черт побери? — разозлился Ликвидатор.
Он толкнул двери, выглянул было наружу и тут же отшатнулся.
— Ну и монстры, — он мотнул головой, словно стряхивая наваждение. — Что это вообще такое?
Ирис обдало его страхом. Когда-то давно ее водили вниз, в подвалы, и она смотрела на ряды спящих роботов вместе со всем своим классом. Им объясняли, как в экстренных случаях работает охранная техника, а Ирис просто пялилась на гигантских, монстроподобных существ без шей, с крупными, квадратными головами, лапами-колоннами и массивными телами, в которых умещалось по сотне поисковых и распознавательных систем. Она не помнила их кодовое название, слишком уж оно было длинным и бессмысленным. Вместо этого она назвала их Мамонтами — каждый весил никак не меньше тонны. Тогда она не боялась. Людей, у которых она могла бы подслушать впечатления об исполинских тяжеловесах, вокруг не было. Зато поняла, как можно их испугаться, теперь.
— Это охранные роботы из Центра, — только и сказала она.
— Похоже, ордера у вашего Центра пока нет, — Ликвидатор опять выглянул наружу. — Заходят и тут же выходят. Смотрят только холлы и лестницы, наверное. Пошли-ка наверх. Быстро.
Ирис без единого слова бросилась вслед за Ликвидатором. Она едва успевала, ослабевшая от накатившего без привычных систем бессилия. По узкой скрипучей лесенке, сквозь облака странных, ни на что не похожих запахов, они добрались до самой мансарды. На последнем этаже виднелась дверь — видимо, под крышей поместилась одна-единственная квартирка. Вокруг было тихо: Ирис так и чуяла недоумение окрестных жителей, которые прильнули к окнам и в испуге замерли. Да, такого зрелища они не видели никогда и вряд ли еще увидят.
Внутри царила кромешная тьма, да и снаружи фонари горели тускло и вяло, но Ирис знала: у Мамонтов совсем не человеческое зрение, и в такой мелочи, как свет, они не нуждаются.
Ликвидатор запер дверь и встал у самого окна.
— Никогда таких не видел, — пробормотал он.
Он смотрел на улицу, как завороженный. Ирис отошла подальше.
— Их что, тоже делают в Центре?
— Да, в Центре. Но не тоже.
— Что?
Ликвидатор даже не обернулся.
— Нас не изготавливают. Мы рождаемся и развиваемся почти как люди. Только платы нам меняют до самого совершеннолетия.
— Да-да, конечно, — без интереса отозвался Ликвидатор. — Ого... Да их с десяток, не меньше.
— В Центре их больше сотни. Хранят в большом зале под лабораториями.
— Оружие у них есть?
— Есть. Но опасно оно только для омег.
— Пропала одна-единственная девчонка, а тут такое... — присвистнул с легкой улыбкой Ликвидатор. — Боишься?
Он, наконец, отвернулся от окна.
— Я не умею бояться. Я должна имитировать подходящие реакции, и сейчас я могу изобразить страх. Мои системы говорят...
— Да забудь ты про системы. Что у тебя в голове?
Ирис помолчала. В голове у нее настоящий хаос, но вряд ли Ликвидатора интересует полный список.
— Я просто не хочу обратно в Центр, — пробормотала она.
— Не хочет она... — эхом отозвался Ликвидатор, буравя ее взглядом. — Ты же просто железяка, железяка ты!
Он покачал головой, словно только сейчас об этом вспомнил.
— Как ты вообще чего-то можешь хотеть? — спросил он, но как будто не у Ирис. — Как такое возможно?.. Я же ввязался с тобой в историю, уже ввязался! Хорошо еще, если эти гром-машины не полезут сюда...
— Они довольно тяжелые, — отметила Ирис. — Скорее всего, деревянная лестница рухнет. Масса стандартного охранного робота, без улучшений и опциональных модификаций...
— Замолкни.
Они вместе замерли. Внизу стукнули двери, и по старой мозаике загрохотали шаги: раз, два, три... четыре, пять... шесть и семь... Тишина. Потом еще один удар и еще... Снова молчание. Несколько секунд в целом квартале стояло невозможное, случайное безмолвие. А затем об стену снова громыхнули двери, и Мамонты затопали вниз по улице.
— Странно, что такие высокие технологии не используют простые радары. Ну, или теплодетекторы, — протянул Ликвидатор, вернувшись к окну.
— Используют, — отозвалась Ирис. — Чего они только не используют. Но я отключила почти все, что может меня выдать. Если честно, то еще немного, и я упаду.
— Ты? Упадешь? — не поверил Ликвидатор.
— Да. Дело в защитном экране. Почти все силы уходят на него. Чтобы на радарах меня не было видно, — Ирис говорила сбивчиво и, в конце концов, опустилась на край матраса, втиснутого под скат крыши.
— Вот как, — хмыкнул Ликвидатор. — Так они в курсе, что ты на такое способна?
— Конечно. И они вернутся. Но я перенаправила всю энергию на экран, так что я продержусь дольше, чем они рассчитывают. В этом убежище мне не нужно тратиться почти ни на что.
— Убежище, — снова фыркнул Ликвидатор.
— Простите. Я навязалась... — пробормотала Ирис.
— И это очень мягко сказано, — отметил он. — Значит, вот что. Здесь я ночевать не собираюсь и сейчас уйду. Я не хочу ни малейшего отношения иметь ко всей этой свистопляске. А ты переждешь, пока этих твоих Мамонтов уберут подальше, и сделаешь ноги. Поняла? Чтобы наутро тебя тут не было.
— Все верно, — задумчиво сказала Ирис. — Вы живете в квартале Ликвидаторов. Но почему у вас есть доступ в эту квартиру?
— Давай без вопросов.
Внизу, прямо под окном мигнул фонарь, и Ирис увидела, как недовольно Ликвидатор сморщился. Вдобавок, ее обдало раздражением и — почему-то — уже знакомым страхом.
— Поняла, — покорно кивнула она. — Спасибо вам. Вы делаете для меня очень много.
Ликвидатор снова скривился. Он ушел, не сказав больше ни слова, а Ирис еще долго чувствовала его разлившееся по всей комнате раздражение. Потом она выдохнула, привыкая к безопасному режиму ограниченных возможностей, и тихонько поднялась на ноги. Рана все еще ныла, но странное покалывание теперь расходилось все шире и дальше, как будто по коже пробегали крошечные электрические разряды.
Освещенные квадратики окон заглядывали прямо в ванную, и полумрак здесь немного отступал. Зеркало было старым и мутным, а уголки его затянула черная сетка морщин. Крутясь на месте и поднимаясь на цыпочки, Ирис рассмотрела рану от чипа. Разрез затягивался: не слишком быстро, потому что в безопасном режиме ее тело делалось глупее и неповоротливее, но все-таки затягивался. Никаких воспалений, покраснений или других тревожных симптомов.
Дело, конечно, в перегрузках. Она просто не привыкла к такому обилию впечатлений, вот и тело реагирует странно. Беспокоиться совершенно не о чем.
Ирис вернулась в комнату. Нужно хоть немного поспать: экран требовал много энергии, а силы потихоньку убывали.
Обычно во сне она видела игры красок и произвольных форм, но иногда ее мозг формировал что-то посложнее, и тогда появлялись лица. Такое случалось нечасто, и эти сны скорее напоминали запись воспоминаний. Все, что произошло за день, повторялось словно бы в ускоренной съемке. Но на этот раз не было ни ярких красок, танцующих спиралями, ни записи событий дня.
Эмпориум стоял на скалах, уходивших в воды Алого Залива. Ирис никогда не бывала ни порту, куда приходили торговые и пассажирские судна, ни в квартале рыбаков, и море могла представить только по данным из библиотеки Центра. Как ни странно, записей об Алом Заливе там почти не было, только одна старая заметка в текстовом формате. Из нее Ирис поняла, что моря в основном зелено-синие или серые, и только благодаря особым водорослям залив Эмпориума бордовый.
И в ее сне море казалось кроваво-красным. Пологий холм спускался прямо к скальному обрыву, и высохшая трава волновалась на ветру. Небо нависало над головой плотным, плоским куполом. Темно-серые облака расходились рваными ранами, и солнце роняло по два-три луча то тут, то там.
Ирис обернулась. За ее спиной поднималась каменная твердь, и в зеве пещеры открывалось жерло печи. От нее полыхало жаром, и лицо Ирис опалило. Она в испуге отвернулась. Впереди скала обрывалась прямо в воду, а внизу ее ждали острые камни.
— Выбирай, — раздался голос.
Ирис вздрогнула. Мариэлла чуть наклонила голову; она не улыбалась, а только ждала. Вместо обычного форменного платья на ней было длинное черное, человеческое — как с журнальных картинок.
И как она здесь оказалась?
— Ты омега или человек? — спросила она. — Выбирай.
— Вы учили, что омеги — люди, — прошептала Ирис.
Мариэлла неопределенно качнула головой. Ее темные волосы трепал ветер, и Ирис вдруг заметила, что он выдирает прядь за прядью.
— Выбирать тебе, — сказала Мариэлла.
Ее волосы выпадали, словно их больше ничего не держало. Кожа плавилась, и черты растекались. Сначала овал лица вытянулся, потом по-птичьи заострился нос, сузились глаза, щеки покрылись пятнами, с ушей закапало биопластиком. Упала сережка с левого уха, потом с правого. По шее и груди побежали черные трещинки.
— Выбирай скорее, — глухо приказала Мариэлла.
Ирис было страшно, но вместе с тем она ликовала. Выбирать она не собиралась, а наблюдать за тем, как исчезает Мариэлла, было безотчетно приятно.
Трещинки поднялись по подбородку до самых глаз. Ткани плыли и распадались неопрятными хлопьями.
— Тебе придется, — прошептала Мариэлла.
Ее покровы плавились как кожа восковой куклы, скелет распадался кусками. Скоро от лица Мариэллы не осталось ничего кроме белой маски, а потом и она разошлась, оголив системы в черепе.
Ирис вдруг поняла, что все это время чувствовала человеческие страх и торжество. Она не изображала их, переводить было нечего — она ощущала их сама. Это было странно и вместе с тем знакомо, как будто бы она вспомнила нечто, что знала всегда, но никогда не замечала.
А потом вместо Мариэллы появился Человек-Без-Имени. Сначала он улыбался во все лицо, а затем принялся хохотать. Его черты искажались, как у Мариэллы, текли и расплывались, но он все равно смотрел на Ирис — нежно и весело, как будто ничего не замечал. Откуда он взялся и куда пропала Мариэлла, Ирис не поняла, а Человек-Без-Имени все стоял, молчал и смотрел, словно ожидал от нее ответа.
— Уходи, — прошептала Ирис. — Уходи!
Наваждение рассеялось только к утру. Когда первые лучи солнца протянулись через зеленоватые рамы до самого дальнего угла грязной комнаты, Ирис поняла, что это был просто сон.
Чувствовать она не умела. Человеком она не была. И выбирать было не из чего.
Глава 8. Рикгард. Горничная, невысказанная благодарность и конец
Против обыкновения, Рикгард проснулся поздно. Часы в гостиной успели отстучать одиннадцать, когда входная дверь звякнула, и в дом вошла горничная. Лицом к лицу он с ней встречался очень редко, да и имени толком не помнил. Это была женщина неопределенного возраста, с бурой кожей и сухими руками, и, столкнувшись с Рикгардом, она предпочитала не поздороваться, а недружелюбно отмолчаться. Но сегодня она не только заговорила. Она вошла прямо в спальню и бесцеремонно закатила в угол комнаты ручного робота-уборщика.
— Нужно рассчитаться за месяц, — сказала она, окидывая Рикгарда безразличным взглядом.
Он как раз натягивал рубашку, брошенную с вечера прямо на пол.
— Мне сказали, это окончательный расчет, — добавила она сухо и поджала губы, как будто Рикгард оскорблял ее своим присутствием.
Тот раздраженно встряхнул мятые брюки и неловко сунул ногу в штанину.
— Как это окончательный? — не понял он.
— Так. Окончательный, — ее губы стали тонкими, как нитки. — Больше мне для вас убирать не надо. Плюс надбавка за генеральную уборку. Итого десять галиев.
Рикгард наконец-то застегнул брюки и хотел спросить, отчего уборка генеральная — он ведь ее не заказывал — а потом все понял.
Его выставляют. Все-таки выставляют. Значит, он был прав.
Но неужели все случится так быстро? Ему даже ничего не сказали. Не удосужились предупредить. Дать хоть неделю или две... Или его просто выселят в конуру поменьше? Переведут в другой отдел и посадят за бумаги? Ведь не могут его вышвырнуть вот так вот запросто! Все-таки четырнадцать звезд и двадцать лет успешной работы...
Но никаких бумаг он не потерпит. Разве для этого он отдал все последние годы отделу Ликвидации?
Горничная приступила к уборке без лишних слов, а он, наскоро ополоснувшись ледяной водой, пулей вылетел вон. Только сейчас он кое-что понял.
Девчонка так и не кивнула, не пообещала уйти. Да она же и не собиралась! Что-то промелькнуло вчера в ее глазах, эта омега что-то задумала, но ввязываться в историю, зазывать в свой новый дом полицию, людей из Особых Назначений или синтетического Центра, Рикгарду совершенно не улыбалось. Еще вчера он думал, что нашел себе запасной аэродром. Сегодня утром оказалось, что он не запасной, а единственный. Но беглые омеги в убогий интерьер его нового жилища не вписываются. Никак.
Он должен сейчас же ее прогнать. С его-то черной меткой только и не хватало, что разборок с полицией.
Как он и думал, девчонка не исчезла. Зато и от стариковского бардака не осталось следа. Омега вышла к нему навстречу, робко улыбаясь, а Рикгард только шумно выдохнул. Приглаженная комнатушка раздалась в стороны, посветлела и преобразилась. Вчера мансарда поражала вонью и запустением, сегодня она напоминала человеческое жилье. Паутина и плесень исчезли, не осталось и следа мерзкого запаха старости, который так выводил из себя Рикгарда. Девчонка выскребла пол, отмыла посуду, привела в порядок развороченный шкаф и даже каким-то неведомым образом отчистила старый матрас.
— Ты зачем тут хозяйничала? — только и спросил он.
Девица сбросила улыбку и опустила взгляд.
— Я хотела сделать вам приятное. Вам не очень здесь нравилось, вот я и решила...
— Ты кто такая, чтобы решать, что нужно в моем доме, а что нет? — внезапно разъярился Рикгард. — Кто тебе сказал, что мне нравится, а что не нравится?
Она осталась. Как он и думал. Вообразила, что пара взмахов метлой что-то изменят. Увязалась за ним, как собачонка, и теперь втирается в доверие, как будто на него могут подействовать эти дешевенькие приемы десятилетнего ребенка! Какое право она имела копаться в его вещах — теперь-то они принадлежат ему! — и перекладывать весь этот хлам так, как ей взбредет в голову? И ведь не только вещах… Она покопалась в его мыслях. Но самое главное даже не в этом.
Не хватало в его жизни полиции. Она ведь приведет к нему весь Сенат, весь Эмпориум! Черная метка есть черная метка — грош цена его слову. Всю жизнь он пытался стереть это незаслуженное пятно, и вот теперь — эта девчонка... Его могут обвинить в чем угодно. Его уже можно обвинять. Он ее укрыл. Всего на одну ночь, но он ее спрятал. И она ведь даже не человек. Разработка самого Сената! Покрытая тенью секретности, дорогостоящая и очень, очень ценная биотехника. А может, отключить ее и продать на черном рынке по баснословной цене?