— Благодарю.
Старик отвесил старомодный полупоклон, и Рикгард скривился.
— Ну, бывай, — сказал старик нерешительно. Взгляд его прочувствованно затуманился. — Ты, это… Присмотри за моими вещами. Я ж тут двадцать лет прожил. Как со своей дамой сердца разбежался, так сразу… Я тебе не рассказал? Разошлись мы.
Он неуклюже потоптался на придверном коврике, пропитанном плесенью.
— Значит, новая у меня жизнь начинается? — спросил он, шумно шмыгнув носом. — К сынку возвращаюсь. Его женушка, конечно, та еще стервозина… Но это ничего. Я ее быстро к ногтю прижму. Она еще у меня увидит, увидит она у меня…
Он пятился к двери, нащупывая замок дрожащей то ли от старости, то ли от нахлынувших чувств рукой. Рикгард смотрел на его старые, вздувшиеся вены под желтой кожей, а старик все мучительно бормотал.
— Я же сам от нее, дурак, сбежал. По карманам деньги, карты рассовал, и был таков. Она ведь до сих пор жива. А я ни разу к ней не заглянул. Погонит в шею. Погонит.
Рука, наконец, нащупала щеколду. Дверь подалась. С лестничной площадки пахнуло кислятиной.
— Ну… Пойду я, что ли. Как все у нас быстро получилось. Я ж давно думал, что надо к сынку перебираться, а тут…
Покивав то ли Рикгарду, то ли квартире, старик с небывалой для пьянчуги решительностью шагнул за порог и был таков. Дверь захлопнулась, и Рикгард остался один. Он обернулся, и красное солнце ударило в лицо. Огромные окна, словно широко распахнутые глаза, смотрели на залив, который погружался в сладостную дремоту теплого вечера.
Квартал Сифов был дрянным местечком. Пожалуй, даже отвратнее соседнего фабричного квартала. Улочки заливали помои, а грязная ребятня перекидывалась силиконовыми мячами из фабричных обрезков, которые выкидывали на большую свалку за холмом неподалеку.
Обшарпанный, потрепанный, едва втиснутый между соседями домишко, кривой, как нескладный рисунок, поднимал мансарду над другими крышами с любопытством ребенка. Казалось, ему все не наглядеться на залив, который так близко, и вместе с тем далеко — ведь ему до него никогда не дотянуться.
Рикгард очнулся только когда улица погрузилась во мрак, и зажглись первые фонари. Все это время он просидел на грязном матрасе, тупо смотря на то, как залив уходит во тьму. Квартира тоже помрачнела, осунулась и замолкла. Кран в ванной больше не капал, а крики снаружи затихли.
Оставаться в новой квартире и на ночь Рикгарду не хотелось. Нужно нанять сюда горничную, и хорошо бы не ту, что обходит дома в квартале Ликвидаторов. Можно даже купить андроида. Убирать самому этот свинарник, конечно, и думать нечего, но квартирка, если ее как следует оттереть и отчистить, вполне сносная.
Рикгард поднялся с матраса, на ощупь добрался до двери, вдохнул полную грудь гнилостной вони, и улыбнулся.
Двадцать лет старик прожил здесь, а он — в своем стеклянном доме на одиннадцать комнат, не считая подвальных помещений, гаража и подсобок. Есть в этой ровной математике какая-то ирония.
Он отпер дверь, и с лестницы пахнуло так, что заслезились глаза. Спускаясь по винтовой скрипучей лестнице, он слушал перебранку за тонкими перекрытиями, потом звон бьющейся посуды, крики, плач ребенка, снова вопли и глухие удары…
На квартирку в центре денег бы не хватило ни за что. А если так — можно и потерпеть. В конце концов, такого вида, как здесь, нет даже в квартале Ликвидаторов.
Коридор на первом этаже, устланный мелкой мозаичной плиткой, освещался дешевым газовым фонарем, воткнутым в плохо закрепленный кронштейн. Рикгард и позабыл, что есть еще в Эмпориуме места, где экономят электричество.
Он распахнул входные двери, готовясь наконец-то отделаться от стойкого аромата помоев, но кто-то метнулся ему навстречу, и он позабыл о запахах. Прежде, чем неизвестный успел бы нанести удар, Рикгард выбросил руку и крепко его схватил.
И только подтащив щуплую мальчишескую фигурку под газовый фонарь, он с удивлением увидел знакомое лицо. Перед ним сжалась бледная, растрепанная, испуганная, как птичка, та самая синтетическая девица, которую он выбрал себе в стажеры еще вчера утром.
— Так-так, — сказал он.
Вместо того, чтобы оправдаться или испугаться еще сильнее, девчонка вдруг выпрямилась и выдохнула. Бледность сошла с ее лица в одно мгновение, как будто краны с белилами прикрутили. Она взяла себя в руки быстро и ловко. Как машина. Только вот перехватила его руку она с удивительным, внезапным для омеги чувством:
— Меня ищут... Прошу вас... Не прогоняйте меня.
Рикгард едва удержался, чтобы не расхохотаться. По правде говоря, он даже не понял, зачем ему сдерживаться — не перед железной же девахой стесняться?
— Я вас искала. Я знаю, о чем вы думаете: вы всех нас ненавидите. Но их вы ненавидите куда больше. Я не такая, как они. Прошу вас. Меня сожгут.
Она резко повернулась к нему спиной, коротким движением рванула за пуговицы на спине и оголила гладкую кожу на пояснице. Сквозь зияющую рану виднелись обрывки мышц и гнезда для электросхем.
— Я вытащила свой гео-чип.
Рикгард нахмурился.
— Не очень понимаю, чего ты ждешь. Похвалить тебя или отругать? Как у вас там в школе принято?
— Я дефектная, — произнесла она раздельно и четко, словно втолковывала прописную истину младенцу.
— Дефектная, — повторил Рикгард. — Я не пойму: это плохо или хорошо? По всей видимости, ты этим гордишься. Или думаешь, что меня это обрадует.
— Такие, как я, подлежат уничтожению. Я прошу вас о помощи.
— Что, роботы теперь тоже боятся смерти?
Взгляд у девицы был долгим, пронизывающим, как будто она не просто думала, а пыталась прочитать его мысли.
— Я не робот, — наконец сказала она.
— Да-да, вас там учат, что вы люди, — припомнил Рикгард то немногое, что он знал о синтетическом Центре. — Но мне ты можешь не заливать.
— Прошу вас. Я сбежала. Они меня уничтожат, если отыщут.
Между ее бровей залегла складка, а губы едва заметно дрожали, но лицо ее все равно оставалось бледным, невыразительным.
— А ко мне ты почему примчалась? Как меня нашла?
— Я сняла ваши данные. Вчера.
— Сняла мои что?
— У омег множество систем, — начала она. — Доступ к ним открывается с опытом.
— Это как в виртуальной игрушке, что ли?
— …Некоторые можно комбинировать и получать ранее не существовавшие сочетания.
— То есть, ты на досуге балуешься комбинациями систем. Занятно.
— Есть система распознавания, она состоит из подсистем: визуальной, аудиальной, обонятельной...
— И?
— А есть система слежения. Объединяя две в одну, я получаю систему слежения после распознавания. То есть, ввожу ваши данные... В данном случае, запах.
— Мой... что?
— Тело человека, как и животного, испускает определенный набор веществ, —объясняла девчонка. — Люди такие вещества могут не чувствовать, но я развила свою систему обоняния таким образом, что способна улавливать запахи на огромном расстоянии.
— Фу ты, говоришь как машина, — Рикгард сплюнул. — Так к чему ты ведешь?
Девчонка глянула на Рикгарда с вызовом.
— Слушайте, вы сами меня выбрали. Вчера. Мне не к кому было идти. Понимаете? Я прошу вас как человека. Помогите.
Живости в ее чертах как будто прибавилось.
— По запаху, значит, отыскала? Как собака?
— Да. Только у собаки обоняние в шестьдесят семь раз хуже, чем у меня.
— А твои друзья тебя не отыщут? Так же, как ты меня?
— Нет. У омег все по-другому.
— И почему ты побежала ко мне?
Девчонка смотрела на него долго, выжидающе — то ли прислушивалась к звукам улицы, то ли ждала, что он ответит сам.
— Да куда ж тебе, дуре, еще бежать, — вздохнул Рикгард. — Ты первый раз в городе, да?
— Да. Все пошло не так, как я планировала. Они разослали тревогу. Я не могу просто убежать. Я должна переждать.
— Ты уверена, что уничтожила чип? Может, у тебя были другие? О которых ты не знаешь.
— Я сейчас же могу перечислить все свои системы и дополнительные надстройки. Каждую микросхему, каждый тип ткани.
— Я понял, — Рикгард поднял руку. — Умничать не обязательно.
— Я не умничаю, — моргнула девица. — Я знаю свое тело. Как пять пальцев, — подумав, добавила она, словно не сразу нашла верное выражение.
— Твоя директриса заявила, что ты глуповата.
— Она сама дура.
Сказала и тут же захлопнула рот, будто сболтнула лишнего.
— Вот как, — хохотнул Рикгард. — Так за что тебя хотят уничтожить?
Девчонка помолчала, то ли колеблясь, то ли снова прислушиваясь к звукам улицы.
— Я чувствую то, что чувствуют люди, — наконец ответила она.
Глава 7. Ирис. Мамонты, сон и сложный выбор
Проверку гео-чипов Ирис прошла успешно: хорошо, что не додумалась вынуть чип заранее. Даже с открытым «доступом» он работал как обычно, так что проверять дополнительно ее Мариэлле было незачем. Все пошло не так, когда Ирис отделилась от группы и завернула в проулок. Сначала она немного попетляла между капсульных гостиниц с цветными вывесками и развлекательными центрами, откуда орала музыка и слышались взрывы смеха. Боли она не чувствовала, но голова у нее трещала по швам. От обилия информации программы висли, и она то и дело останавливалась, чтобы зажать уши и немного перевести дух. Ирис ловила информацию отовсюду; но в одной лишь информации вреда не было — куда хуже были все те ощущения людей, что сыпались, текли, врывались отовсюду, как газ, который заполняет все свободное пространство. Какофония эмоций туго переплетенным клубком надувалась и ширилась где-то внутри, и терпеть ее было все сложнее и сложнее. Там, на площади, было еще хуже, но Ирис убежала почти сразу, не выжидая удобного момента. Слишком уж было шумно. Здесь, на первой линии казалось чуть легче, но и эта легкость оборачивалась свинцовым панцирем. Ирис хотела забиться дальше, убежать в самую глубь города, и она бежала.
Лабиринт улочек второй линии встретил ее прохладой. Окна этих домов выходили в узенькие дворики, в которых из-за вечной тьмы пользовались выдвижными зеркалами — сверкающими пластинами, которые выезжали над крышами и преломляли солнечные лучи прямо на дно этих колодцев. Ирис тенью проскользнула вдоль стен в дальние арки, на третью линию. Здесь было еще темнее и тише. Грохот залитой солнцем площади остался позади. Но чем дальше Ирис уходила, тем больше она путалась в карте.
Гео-чип она вынула, едва завернув за угол. Расстегнула пуговицы на спине, у самого пояса, и выковыряла плату, не обращая внимания на прохожих, которые все-таки таращили на нее глаза. Хорошо, что процедура заняла всего пару секунд, а рана не успела толком срастись. Для верности Ирис несколько раз сломала и растоптала чип, а потом бросилась прочь, но уже на четвертой линии поняла, что карты ведут себя странно. Улочки мелькали, изображение в ее голове дрожало и покрывалось пятнами. Сначала она подумала, что задела что-то лишнее, извлекая чип. Чуть позже она поняла, что это Мариэлла отключает все гео-данные, которые только могли загрузить себе ее подопечные. Ирис изловчилась закрыть доступ раньше, чем Мариэлла смогла докопаться до чего-то хоть мало-мальски предосудительного. Например, до слов «катись ты», мысленно выведенных яростно-красным поперек затаившихся систем. Хотя уж этой информацией Ирис бы поделилась с удовольствием. Только вот пропускать сознание Мариэллы и дальше было опасно. Поэтому она просто побежала куда глаза глядят.
Кажется, по пути она спросила у прохожего, как попасть к восточным воротам, и дорога в лабиринте тесных грязных улочек привела ее к запаху Ликвидатора. В то самое мгновение Ирис поняла, что Мариэлла включила общую тревогу: сигнал паучьей сетью пополз по городу, ища омег-десяток. Уж они отыщут отбившуюся от стада подопечную куда быстрее, чем полиция. План «А» провалился, и наступило время плана «Б». В конце концов, нелюбовь, которую испытывал к омегам Ликвидатор, вынести было проще, чем триумф на лице Мариэллы, прима и Человека-Без-Имени.
— Умеешь чувствовать? Разве омеги устроены по-другому? Вы же вроде как люди, — покачал головой он.
Ирис ощущала его неприязнь и раздражение, но к ним примешивалось что-то странное. Ирис его забавляла, но как и почему, понять она не могла.
— Мы умеем изображать чувства, — сказала она. — Система имитации предлагает нужные для определенной реакции жесты и мимику. Но это лишь имитация. А я вижу ваши чувства, слышу, они проходят через меня. Я как будто могу к ним прикоснуться.
Слова находились с трудом. Описать свои ощущения целиком и полностью Ирис до сих пор не могла. Вдобавок системы, все еще перегруженные от быстрого бега, смены впечатлений и обилия человеческих эмоций, откликались не сразу.
— Серьезно? — Ликвидатор хмыкнул. — И что же? Ну-ка, интересно. Расскажи.
Его темные глаза бегали, как будто он старался рассмотреть ее всю сразу одновременно.
— Я вас раздражаю. Вы хотите поскорее уйти, — попыталась объяснить Ирис.
— Это очевидно.
— Но вы… Вам любопытно. Я не до конца разобралась, что это такое, но вам… смешно? Не понимаю, — она запнулась.
Ликвидатор чуть наклонил голову, и его улыбка исчезла.
— Смешно? — спросил он.
— Да, — кивнула она. — Не разберусь никак, что это значит. Как я могу вас раздражать и одновременно интересовать?
— Да, ты, конечно, не девятка… Но и не шестерка, — покачал головой Ликвидатор. Его ироничная небрежность сменилась озабоченностью. — То есть, эта твоя… эмпатия — ее быть не должно?
— Это дефект.
— Но как все это происходит? Ты говоришь, что сама чувствовать не умеешь.
Он интересовался. Он больше не отталкивал ее, не мечтал поскорее от нее избавиться. Неужели он все-таки ей поможет?
— Я не знаю. Да, не умею. Но ваши реакции... Я их не изображаю. Они не внешние. Они... как вы вам это объяснить... — Ирис запиналась. Нужные слова возникали в мозгу медленно, путались и расплывались. Объяснить свое состояние было до невозможности трудно. Но ей нужно было, нужно рассказать это все Ликвидатору. Теперь только он мог ей помочь. Когда запасной план становится последним, все надежды становятся в два раза тяжелее. — Они внутри. Вернее, это как зеркало изнутри. Я отражаю то, что вы чувствуете, но возникает это где-то глубоко внутри меня. Я не понимаю этот механизм. Если собственные реакции я должна как бы перевести на ваш язык — показать мимикой, интонацией, жестами — то реакции других приходят сами. Уже на вашем языке. А для меня они чуждые. Они меня вводят в заблуждение. Хорошо, когда вы один. В толпе невыносимо. В Центре люди появляются только иногда, там все было просто. А здесь все по-другому.
Ликвидатор сощурил глаза:
— И за такие дефекты что, сжигают?
— Да. Они сжигают омег с любыми неисправностями. Даже самыми незначительными. Понимаете, омеги не машины. Нельзя меня просто взять и починить. Можно, конечно предугадать возможные ошибки и устранить причины раньше. Но это не то же самое, что вылечить уже больное тело. Мы созданы в том числе и из биоматерии. Мы развиваемся как люди. Мельчайшая оплошность способна перерасти в...
Ирис замерла. Подходящего понятие в ее словаре не нашлось.
— Мутацию, — пробормотал Ликвидатор.
— Да, наверное, вы называете это так, — кивнула Ирис.
Ликвидатор снова сощурился и провел большим пальцем по подбородку. Он явно сомневался; Ирис понимала это даже не по жесту, а по веществам, которые выделяла его кожа. Волны сменились, и она поняла, что еще немного, и он, может быть, согласится. Оставалось совсем чуть-чуть.
— Прошу вас, — она опустила голову.
— Ты мне вот что объясни, — сказал, прерывая молчание, Ликвидатор. — Почему я должен тебе помогать? У меня своя жизнь, и благотворительность в нее не вписывается.
— Вас уже давно никто о ней не просил, — отозвалась Ирис.
Ликвидатор так и замер. Она ощутила его страх. Почему он так испугался этих ее слов?
— Это шутка, — она изобразила улыбку. У нее оставался еще один, очень слабый, но человеческий аргумент. — Вам скучно. Вам интересно. Вы мне поможете, потому что я жалкая, и я девчонка. Сильные мужчины любят спасать слабых женщин. Я знаю, я выучила это на уроке.