Рикгард мотнул головой. От некоторых собственных мыслей его кидало в дрожь. Какой еще черный рынок?..
— Я сказал: одна ночь. Чтобы наутро тебя не было, — прошипел он.
Девчонка молчала.
Чертова синтетическая машина. Это ведь просто алгоритмы. А ведь вчера происходящее казалось ему чуть ли не забавным…
— Уходи. Сейчас же, — приказал он.
Девица подняла на него взгляд, полный мольбы.
— И не вздумай тренировать эти свои штучки на мне! — воскликнул он. — Я прекрасно знаю, из чего ты сделана!
— Вы могли бы просто поблагодарить, — произнесла она тихо.
Боком протиснувшись к двери, она неловко подняла глаза и пробормотала:
— Простите, что заставила вас злиться.
Рикгард хотел было бросить еще пару колких словечек, но дверь уже закрылась. Не встретив достойного отпора, он как-то сдулся, недоуменно замолчал. Почему она так просто ушла? Не стала отпираться, уговаривать? Она как будто смутилась, испугалась, не захотела спорить и просто улизнула. Возможно, все это время она чувствовала в округе присутствие роботов, и покинуть квартиру не могла. А может, она просто хотела попрощаться.
И к чему этой железяке такие сентиментальности? Поблагодарить...
Рикгард фыркнул и пнул вычищенный матрас.
Потом огляделся по сторонам и пожал плечами. Мебель стоило выкинуть на свалку, да и все эти мелочи вроде посуды или дряхлых тканевых жалюзи, втиснутых под потолок рваным рулоном — тоже. И неужели он собрался жить здесь?
— Где моя ключ-карта от ангара?
В отдел Ликвидации он все-таки попал. Шмыгнул вслед за каким-то мальчишкой-студентом, бросился к своему столу и замер. Ящики тумбы кто-то выдернул и перевернул вверх дном, все бумаги пропали, а электронная панель, на которой он обычно анализировал данные со сканеров Иолы, исчезла. Как и ключ-карта от летного ангара. Его рабочий стол обчистили, и даже протертый стул куда-то укатили, как будто Рикгарду даже сидеть здесь больше не разрешали.
Но Тея, как обычно, играла дурочку.
— Не имею ни малейшего понятия, господин Рикгард. Возможно, вам стоит дождаться господина Квинта.
— С каких таких пор Квинт заделался в бюро находок?
— Простите, сэр, ничем не могу помочь.
— Тея, забрали все мои бумаги. И ключ-карту. Как я теперь попаду в ангары?
— Не могу знать, сэр.
— Все ты можешь! Ты здесь каждого таракана знаешь!
— Тараканов мы вывели три недели назад, господин Рикгард. Отдел Ликвидации не позволяет себе подобной антисанитарии.
— Пора бы вывести и тебя, — проворчал Рикгард, отворачиваясь.
Тея как ни в чем не бывало кинула ему в спину:
— Я ухожу через месяц, сэр. Спешу как могу.
Рикгард только хмыкнул. К счастью, Квинт себя ждать не заставил: Рикгард столкнулся с ним в коридоре.
— А, это ты, — без удовольствия констатировал Квинт. После обеда он раскраснелся и выглядел масляно-умиротворенным. Появление Рикгарда это равновесие нарушило. — Зайди-ка ко мне. Не удивлен твоим появлением, нисколько Даже в твой выходной. Но это даже хорошо.
Рикгард шагнул за ним в старомодный, обитый деревянными панелями кабинет. Здесь, как обычно, пахло бумагами, потом и кетчупом.
— Садись, — предложил Квинт, грузно опускаясь в свое скрипучее кожаное кресло.
Рикгард без лишних слов сел на жесткий стул напротив засыпанного отчетами стола и приготовился к неладному.
— Твой небольшой отпуск дал мне время... подумать, — начал Квинт, нарочито перебирая листы.
В окно ударили солнечные лучи, и Рикгард подвинулся в сторону. Его взгляд упал на сальный воротничок Квинта и незакрытый пасьянс на его экране. По коридору, громко хохоча, протопали новые стажеры — бездельники из университета, которые даже слово «Ликвидация» не могли написать без ошибки.
— В чем дело, Квинт?
Пауза, которую затянул Квинт, Рикгарду не понравилась. Он ненавидел контору и эти старые, пропахшие годами и типографской краской, никому не нужные кабинеты. Последние годы он держался здесь только из-за полетов и Иолы. За возможность подняться в воздух и за настоящее дело — поиск аномалий — он терпел и бумаги, и галстуки в горошек, которые носил Квинт, и дуру Тею, которая умудрялась одновременно жужжать о своем женихе и флиртовать с другими мужчинами — не с Рикгардом, конечно, но он и не напрашивался.
— Я тут подумал... — снова начал Квинт, вздохнул, оттолкнул папку с бумагами и посмотрел было на Рикгарда, а потом отвел взгляд чуть в сторону и сосредоточился на картине, висевшей прямо за спиной его подчиненного. — История не стоит на месте. Времена меняются. И это хорошо. За последние годы наш отдел шагнул далеко, очень далеко. Мы очень многое сделали. Ты очень многое сделал. Я прекрасно помню каждую твою звезду. Пожалуй, ты лучший из тех Ликвидаторов, которым выпала удача здесь работать.
— Но? Где твое «но»? Переходи к главному, — попросил Рикгард.
— Да, конечно, — почему-то смутился Квинт. Рикгарду вдруг показалось, что Квинт готовил эту речь заранее, а теперь, выискивая то место, с которого следовало продолжить, он замешкался. Слишком много слов, слишком много усилий. — Понимаешь, Рикгард, суть прогресса состоит в приспособлении. Прогресс не прямая стрела. Нельзя устремляться вперед, не замечая ничего вокруг. Мир меняется. И чтобы оставаться на плаву, нужно меняться вместе с миром.
— Пропусти этот параграф.
— Хорошо. В смысле... — Квинт опять смешался. — Я что хочу сказать. Ты отличный Ликвидатор, Рикгард. Отличный. Но ты сам понимаешь, какие сейчас времена...
— Переходи к «но», пожалуйста.
— Но. Да-да. Но с этого дня я вынужден отстранить тебя от полевой работы.
Рикгард выпрямился, и Квинт от его резкого движения вздрогнул, словно испугался удара.
— Что это значит?
— Ты, наверное, заметил, что твой пропуск в ангары конфискован, — Квинт пожевал губами и нехотя продолжил. — С этого дня ты больше не летаешь. Из этого следует кое-что еще. Рядовые сотрудники не претендуют на жилье, и дом придется освободить. Найдешь себе новую квартиру к понедельнику? Я понимаю, что так быстро ты достойную замену не найдешь — но в этих вопросах я ничего не решаю. И, пожалуйста, не думай, что Ликвидация в тебе больше не нуждается. Тебя ждет целый спектр важнейших обязанностей в конторе. Как ты понимаешь, потребность в твоих знаниях...
Рикгард больше не слушал. Он откинулся на жесткую узкую спинку и отвернулся к окну. Солнце слепило глаза.
Они отобрали Иолу. Рикгард больше не сможет подняться в воздух, не отправится на разведку в горы, не увидит Пыльные Города и не поймает больше ни одной аномалии. Он не получит больше ни одной звезды. Никогда. Вместо этого его ждут пасьянс, бургеры из закусочной ниже по дороге и целый спектр невыносимо тоскливых отчетов для Квинта.
— Ты можешь приходить к полудню, если хочешь, — бубнил тот. — Не думаю, что пара лишних часов что-то изменит. Я и сам слишком рано сюда не спешу, так что...
— Что будет с Иолой?
— А? — Квинт моргнул, сбитый с толку.
— Я спросил, что будет с моим летательным аппаратом.
— Боюсь, что парк сократят. Сейчас я, к сожалению, не могу сказать, какие именно аппараты спишут, а какие оставят. Два-три дисколета нам понадобятся: один для планового патрулирования, второй — на случай чрезвычайных ситуаций. Но не думаю, что теперь можно говорить о сколько-нибудь чрезвычайных ситуациях...
Рикгард выдохнул. В лучшие годы в ангарах Ликвидации стояла сотня аппаратов. Теперь оставят лишь два: чтобы ставить галочку в отчетах и летать за жареной картошкой.
— Значит, от Ликвидации ничего не останется?
Квинт сморгнул.
— Ну почему же. Конечно, ликвидировать уже фактически нечего...
Рикгард наклонился к столу Квинта:
— Восемнадцать.
— Что «восемнадцать»? — не понял тот.
— Всего случилось восемнадцать Возмущений, — прошипел Рикгард, едва сдерживая ярость. — После того самого взрыва они разгорались снова и снова. Это угли, Квинт. Они тлеют, но их не затушить. Все это время Ликвидация занималась последствиями. Не причинами.
— С последнего Возмущения прошло почти пятьдесят лет, — напомнил Квинт.
— Ты помнишь про четырнадцатое? Оно случилось после тридцати лет тишины. Тридцати. А теперь прошло пятьдесят, и где гарантии, что после такого затишья нас не ждет буря пострашнее? — выдохнул Рикгард.
— Да, но в те времена аномалий было как грязи, — покачал головой Квинт. — Везде, даже в городе, на улицах, в домах. Их видели все, даже дети. Аномалия могла поселиться у тебя в кухонном шкафчике, под кроватью, в сливном бачке. Теперь все по-другому. Аномалии исчезли. Той опасности больше нет.
— Аномалии остались, — выплюнул Рикгард, чувствуя себя заводной игрушкой. Сколько раз он повторял эту фразу и сколько раз она встречала тупое безразличие в глазах Квинта! — Может, не в городе, но за его пределами — аномалии есть! И пока опасность не изучена до конца, не уничтожена до последней песчинки, говорить об этом твоем «мире» — полнейший абсурд!
— Не абсурд. Мы пытаемся жить, Карьер. Эмпориум, другие города, мы все пытаемся жить. А ты гоняешься за призраками. Это паранойя.
— Хочешь списать и меня вслед за Иолой — посылай в психушку.
— Никто не считает тебя сумасшедшим, — миролюбиво поднял ладонь Квинт. — Просто ты боишься фантомов. Понимаю, ты устранил не одну аномалию, твои четырнадцать значков не какой-то там пшик. Но твое время прошло. Признайся сам себе: ты просто не хочешь стареть. Не хочешь, чтобы тебя и Иолу списали. Ты прикрываешься этим страхом перед аномалиями, только чтобы не бояться собственного конца.
Он говорил это так тихо, так спокойно, с такой бессовестной мягкостью, что Рикгарда вдруг захлестнуло. Давно он не слышал от Квинта подобных душеспасительных пафосных речей, но в этот раз Квинт превзошел сам себя. Его вислые щеки подрагивали, пухлые пальцы перебирали кончики шелкового, словно намасленного галстука, осоловевшие, равнодушные глаза смотрели тупо, бессмысленно. Его конец пришел уже давно, и Квинт с ним смирился без разговоров. Теперь подавал пример и Рикгарду.
— Я ухожу.
Рикгард вскочил на ноги.
— Ты не можешь, — напомнил Квинт. — Твой контракт...
— В пекло контракты.
И вышел вон. Квинт еще что-то говорил ему в спину, но Рикгард уже не слушал.
— Счастливого замужества, — бросил он по пути Тее.
Она с удивлением приподнялась над своей конторкой, пряча на коленях модный журнал и вытягивая шею, чтобы заглянуть в распахнутую дверь кабинета Квинта. Новая сплетня обеспечена.
На улице Рикгарда встретил синто-пес. Овчаркам полагалось сидеть на постах, но эта зачем-то увязалась следом за ним. Вывалив на сторону яркий синтетический язык, она словно бы насмехалась.
— Сам дойду, — бросил Рикгард.
Собака не отставала и беззаботно трусила за ним, как будто учуяла в кармане человека угощение.
— Я сказал, отвяжись!
Не хватало еще робота-конвойного для триумфального завершения карьеры. Или Квинт боится, что Рикгард отправится в ангары и стянет Иолу? Смешно.
— Да отвяжись же ты! — гаркнул Рикгард и собрался было пнуть собаку, но пес оскалился и рявкнул.
— Не оставишь меня, да? Думаешь, я подожгу контору? Спалю ангары?
Синто-псина обнажила клыки и стала наступать, подталкивая к воротам. Рикгард вытащил из кармана ключи от служебного автомобиля и личную карту Ликвидатора. Пес гулко залаял.
— Вот так, значит, да?
Рикгард швырнул ключи и карточку в траву.
— На, получай! Сдались мне эти подачки Квинта!
Он развернулся и быстрым шагом двинулся к воротам. С Ликвидацией было покончено.
Глава 9. Ирис. Квартал рыбаков, заброшенный дом и стеклышко
Чем ниже Ирис спускалась к заливу, тем больше ей попадалось полуразваленных, слепых хибар, из окон которых тянулись зеленые побеги. У воды город редел и рассыпался. В квартале рыбаков жили только рабочие из порта, но и их становилось с каждым годом все меньше и меньше. Разгрузку и погрузку автоматизировали благодаря быстрым и простым машинам, которые дешевели на глазах, особенно старые, но еще вполне добротные модели, и потребность в человеческой рабочей силе падала. Люди двигались вверх, в квартал Сифов или к фабрике полимеров, на которой всегда требовались внимательные человеческие глаза, и прибрежные улицы пустели. Здесь всегда было жарко, влажно и душно. В царстве морских ароматов — гниющих водорослей и рыбной чешуи — которых совсем не замечали местные, чужакам приходилось несладко, поэтому брошенные дома прибирали к рукам разве что совсем уж отчаявшиеся бродяги.
Но Ирис квартал рыбаков приглянулся. Она быстро оставила оживленные, заполненные зеваками улочки позади, и теперь почти не слышаланичего, только отголоски чужих ощущений где-то вдалеке. Спрятаться здесь не представляло никаких трудностей, да и отзвуки человеческих радостей и волнений здесь ее почти не задевали. В узких переулках, которые казались еще теснее из-за душного, влажного марева, который поднимался с мостовой, царила тишина. На жару Ирис было плевать, а вот молчание ей нравилось. Выйдя из мансарды Ликвидатора в город, она нырнула в горячую, липкую жижу, которая буквально плавила ее системы изнутри. Здесь же покой и равнодушие старых каменных стен обволакивали и убаюкивали.
Она крутила головой, рассматривая старые двухэтажные дома. Здесь, почти у самых скал, в отдалении от оживленного порта, который кипел и колыхался к северу, обитаемых жилищ почти не осталось. На потертых латунных табличках она еще различала фамилии, но распахнутые двери и зеленые ветви, которые опутывали каменную кладку и свисали с подоконников и черепичных скатов, говорили о том, что хозяева давным-давно исчезли.
Улица оборвалась внезапно. Закуток-балкончик, нависший над морем, был тупиком, и отсюда вид открывался только на бескрайний простор Алого Залива. Ирис смотрела и никак не могла наглядеться: Залив оказался совсем не таким, каким она его представляла. Он был куда больше, и отсюда, с высоты скального выхлопа, казался плоским, как доска. Легкий бриз, который гулял по воде, только слегка ерошил поверхность рябью. Морщинки расходились по воде симметричным рисунком, и отсюда, с уличного балкончика, Ирис никак не могла понять, какая она, эта морская вода на самом деле. Солнце стояло в самом зените и поблескивало серебристым пятном прямо под ногами, а дальше, правее, где город спускался к исполинской навесной конструкции, куда причаливали торговые корабли, курился грязноватый дым, плавал сизый пар, разносились отраженные водной гладью крики портовых рабочих.
Плоский и широкий, как броненосец, дом по левую руку окнами выходил прямо на воду. Расположение и вид Ирис понравились, и, судя по траве, которая пробивалась на пороге, людей он не видал уже давно. Дверь была заперта на замок, и Ирис заключила, что хозяева съехали, оставив свою недвижимость до лучших — или, скорее, худших — времен. А еще по этой улице проходил маршрут полицейского патруля. Вспоминая карту, Ирис поняла, что приписан этот патруль к дальнему, плохонькому участку — уж там светлые головы не работают. Именно такой-то ей и был нужен.
Быстро справившись с простым двоичным замком, она заглянула внутрь. Стекла, очевидно, выбило штормовыми ветрами, так что воздух здесь гулял легко и свободно. Пол покрывало слоем разнообразного мусора: птичьи перья, соломка, куски материи и обрывки газет.
Неплотно притворив за собой дверь, Ирис заглянула поочередно в комнатки на первом этаже. Ей вдруг подумалось, что это темное, уютное и прохладное жилище очень ее ждало: старая, покосившаяся и вздувшаяся от влажности мебель так и скучала по рукам, которые открывали бы дверцы и выдвигали бы ящики, а под слоем налетевших из двора листьев в большой комнате Ирис нашла плесневелый ковер из грубого рабочего джута. Наверху, куда вела облупившаяся лестница, кроме спальни обнаружилась обширная терраса — конечно, это была просто крыша, на которую можно было выбраться из окна, но привольное слово «терраса» Ирис нравилось куда больше.