Даже здесь, в этом тихом и пустом доме переходить в экономный режим Ирис боялась. Отключив большинство систем и буквально превратившись в комок бесполезных биосинтетических материй, она бы снова стала совсем беззащитной. Этот план куда лучше годился для необитаемых земель за городскими стенами. Здесь же бдительность была необходима: о приближении непрошенных гостей она хотела узнать пораньше. Если это Мамонты, то она выберется через кухонную дверь, а если полиция — то все в порядке. Скорее всего.
Ну и рискованный же план пришел ей в голову! Но другого выхода она не видела. Сама через ворота она не выйдет. Ни за что.
Она смахнула листья с оголенного поддона кровати, забралась туда с ногами, откинулась на изголовье и стала рассматривать залив. Отсюда виднелась лишь полоска воды, которая сливалась с горизонтом, но Ирис хватало и этого.
Ветер трепал полусгнившие обрывки занавесок, билась створка. Ирис наклоняла голову из стороны в сторону, и солнце играло бликами на россыпи осколков, устилавшей пол в изножье кровати. В этом танце света было что-то завораживающее, и Ирис наклонилась поближе.
Отражения в осколках двигались вместе с ней, превратившись в живую мозаику. Не шевелился только один треугольник, в котором сверкало что-то алое. Ирис почувствовала в мозгу странные сигналы, похожие на помехи, но расшифровать их не смогла.
Больше из любопытства, чем из настороженности, Ирис протянула руку и приподняла осколок. В нем заиграл свет, но на ощупь этот предмет от стекла отличался. Грани у него были мягкие, словно бархатные, а внутри двигалось изображение.
Ирис покрутила в пальцах странный предмет и вгляделась в картинку. Все-таки стеклом он не был и скорее походил на крошечный экранчик. Однако как Ирис его ни крутила, она не могла определить, что это за электроника и как она действует. Более того, стеклышко гнулось, но ломаться и не думало. Упруго пружиня, оно возвращалось в прежнее состояние, а внутри не прекращалось движение.
И тут Ирис поняла, что это за движение. Она подняла стекляшку повыше и заглянула в нее словно в глазок. Усыпанная листьями, птичьими перьями и осколками комната отступила. В бурое запустение капнули свежими, яркими красками. Бедно и просто обставленная, опрятная комнатка сияла чистотой. Обитые свежими сосновыми досками, стены пахли свежей смолой. Неуклюжие детские рисунки украшали проем между окнами. Постель была аккуратно застелена лоскутным одеялом. Из-за приоткрытых створок, щеголявших свежими стеклами, доносились крики чаек и шум залива.
Ирис опустила стекляшку и провела рукой по днищу кровати: жесткая, чуть влажная деревянная поверхность. Потом подняла стекляшку и еще раз оглядела комнату. Чем бы ни была эта вещица, она показывала не только изображение. Ирис слышала шум волн, чувствовала запахи свежего дерева, ароматы пекущегося хлеба, детские визги откуда-то сзади, со двора. Стоило опустить вещицу и отвернуться, как звуки и запахи пропадали.
Странная, очень странная электроника. Ирис знала об аппаратах виртуальной реальности, запрещенных Сенатом с десятилетие назад, знала, насколько они опасны и как неприятно могут повлиять на психику человека, но еще она знала, что подобная техника довольно объемиста. Обычная капсула виртуальной реальности, сеанс в которой когда-то стоил чуть больше, чем билет в кино, представляла собой кресло, оснащенное шлемом и проводами, похожими на паучьи лапки. Системы виртуальной реальности были громоздкими и статичными, а когда их запретили, на смену пришли старые, проверенные временем голографические театры, в которых глубокого погружения не получалось, а поэтому не развивалась и зависимость. Но что капсулы, что установки в голографических театрах, все они отличались огромными размерами. Втиснуть полноценный виртуальный мир в такую микроскопическую вещицу, как эта стекляшка, было невозможно. Ирис еще раз взглянула на чистый и новенький мирок, зашитый под эту маленькую заплатку, и, следуя импульсу программы имитации, невольно вздрогнула.
За такую непосредственную реакцию Мариэлла поставила бы высший балл. Какая обида, что никто больше не оценит ее успехи. Впрочем, на занятиях она не показывала и половины того, что выучила.
В стеклышке кто-то двигался. Ирис снова приблизила его к глазу. По комнате ходила женщина: невысокая, молодая, она была одета в цветастые юбки рыбацкой жены. Когда она обернулась, Ирис протянула руку, словно хотела проверить, из плоти и крови эта женщина, или это просто видение. Но в свежем, чистом мирке за стеклышком Ирис не было, и женщина вышла, даже на нее не взглянув.
Ирис снова опустила стекляшку и покрутила ее в пальцах. Ухватившись за уголок, она потянула, и стеклышко поддалось. Оно растягивалось, легко и просто, словно сделанное из пластилина. Раздвинув картинку до размеров небольшого оконца, Ирис коснулась пальцем его центра и обнаружила, что поверхность мягче, чем ей показалось вначале. Материя, из которого этот предмет был сделан, словно бы истончилась. Прорвать ее было легко, и в изображении ничего не менялось, только мягкая завеса касалась руки слабо и нежно, словно сотканная из газовой вуали.
Поглощенная странным исследованием, Ирис просунула внутрь оконца сначала ладонь, а потом заглянула туда сама. Звуки обступили ее, запахи ударили в нос с новой силой, и Ирис коснулась края стеганого одеяла, чтобы проверить, существует оно на самом деле или нет. Мягкое, нагретое солнцем, бьющим из-за льняной занавески, оно была всамделишным, вполне осязаемым и абсолютно настоящим. Ирис могла бы выбраться на ту сторону целиком, но заглянув за оконце, туда, где увидела бы собственные ноги, она ощутила, как стремительно нагреваются ее платы.
И как такое возможно? Только если... Система имитации щелкнула глубоко внутри, глаза Ирис расширились.
Ну конечно. Еще одно звено для цепочки, и как удачно оно подвернулось! Но удивляться тут нечего: если и находить такие вещи, то только в таких местах, как эти.
Ирис вернулась назад, в комнату, усыпанную птичьими перьями. Залив за разбитыми окнами стоял, не колыхнувшись. Ни криков ребятишек, ни ароматов чесночной приправы для свежего хлеба, только запах влажного дерева и водорослей царил повсюду, словно новый хозяин давно заброшенного дома.
Давно… Как давно? Когда-то здесь жили, но когда?..
Ирис взяла отброшенное было «стеклышко» и еще раз покрутила его в руках. Словно резиновое, оно потихоньку стягивалось. Оно уменьшалось прямо на ладонях, и очень скоро превратилось в крошечный треугольный осколок. Ирис еще раз рассмотрела его со всех сторон и машинально опустила в карман платья.
Она так увлеклась стекляшкой, что сигнал тревоги заметила не сразу. Теперь на улице раздавались голоса.
Она вышла на лестничную площадку и перегнулась через перила, чтобы разглядеть переднюю. Словно приглушенные ватой, голоса приближались, но слов Ирис разобрать не могла. Только когда кто-то ударил по двери, она отпрянула и прижалась к стене.
За ней все-таки пришли.
Глава 10. Рикгард. Дочь, четырехглазый омар и тайна омеги
— Дочь? Сержант, вы шутите?
Звонок из полицейского отделения застал Рикгарда врасплох. Все еще костеря синтетическую псину на чем стоит свет, он направлялся в «Синюю лягушку», потому что ничего лучше кроме «Старого Джо» этот день уже предложить не мог.
— Никак нет, сэр. Никаких шуток, — зазвучало в трубке. — Юная леди назвала ваш медицинский номер. Сами, понимаете, такие данные никому кроме родственников и полиции не доступны.
— Да нет у меня никакой дочери! — возмутился Рикгард.
— Простите, сэр, но такова процедура. Вы обязаны явиться в полицейское отделение.
Рикгард знал процедуру.
В отделении, куда его заставили тащиться через три квартала, пахло хлором и дешевым кофе. Миновав автомат по раздаче напитков, который успел прочитать ему меню из одиннадцати позиций за две секунды, Рикгард подошел к стойке. Из дальнего коридора неслись крики какого-то пьянчужки, который требовал встречи с восемью Сенаторами, а в углу на оранжевых протертых креслах восседала пожилая леди с надменным выражением лица.
— Теодор Рикгард? Отлично.
Из-за стойки выпорхнул юнец в желтой форменной рубашке.
— Подождите минутку, мы ее приведем. Мы нашли ее в не самом… благополучном районе. Принимая во внимание ваше положение… мы готовы пойти вам навстречу и отпустить ее без штрафа. Мелкое хулиганство. Она вскрыла замок опечатанного дома…
Рикгард приподнял бровь. В его мозгу шевельнулась догадка, и он чуть по лбу себя от досады не хлопнул.
Когда распахнулась боковая дверь, и сержант вывел в приемную омегу, Рикгард даже не удивился.
— Простите, господин Рикгард, за доставленные неудобства и эту необходимость… Согласно процедуре, вы должны заплатить штраф, но в этот раз...
Сержант неуверенно держал девицу под локоть. Та сутулилась, бросая на Рикгарда быстрые взгляды. Стыда и раскаяния в них не мелькало, разве что насмешка. Ее форменное платье истрепалось, а подол был заляпан грязью. Значок с гербом Сената, который — это Рикгард успел заметить еще в Центре — носили все омеги, исчез.
Невероятно. И когда она успела разыскать его медицинский номер? Впрочем, чего еще ожидать от машины.
Непонятно только одно: неужели полиция сцапала ее, совершенно не подозревая, что перед ними не человек, а омега? Да еще и этот наглый взгляд!
— Сержант, я вынужден вас огорчить, — начал Рикгард. — Эта девушка вовсе мне не дочь. Не знаю, куда вы смотрели, но…
— Сволочь, — вдруг прошипела девица. — Я так и знала. Знала!
Сцена развернулась в одно мгновение, словно книжка с объемными картинками раскрылась. Но это было совсем не то, что Рикгард ожидал увидеть.
Из глаз девчонки вдруг брызнули слезы, и сержант в недоумении выпустил ее локоть. Вместо того, чтобы воспользоваться шансом и просто-напросто сбежать, она сильно побледнела, качнулась, словно ее покинули последние силы, и аккуратно осела в кресло. Она смотрела на Рикгарда неотрывно, страшно, так холодно, что по его спине невольно побежали мурашки.
Во дает. Да никакая шестерка не изобразит на своем лице такого страдания…
— Ну, давай, расскажи им правду, расскажи! — глухо выпалила она.
— Я именно это сделать и собирался. Ты меня прервала, — заметил было Рикгард, не особенно понимая, чего ожидать от сцены дальше.
Девчонка себе на уме — это ясно.
— Сейчас ты скажешь, что никакой ты мне не отец, — совсем тихо сказала она.
— А у тебя другая версия? Поделись, — недоуменно рассмеялся Рикгард.
Странная уверенность синтетической девчонки и слишком хорошая игра вводили в заблуждение.
— Ты поменял все документы, вычеркнул меня отовсюду, — прошептала она. — Теперь я и вправду тебе никто.
— Поменял? — уточнил Рикгард.
Но сержант поднял руку:
— Пусть говорит девочка.
Ага, заинтересовался. У этих ушки на макушке всегда. Проверять и перепроверять — их работа. Только вот форменного платья синтетического Центра сержант так и не узнал. Желторотый. На пост, видно, заступил недавно. Про Центр знал только по новостям, а цвет и фасоны платьев запоминал навряд ли.
Девчонка шмыгнула носом и с ненавистью глянула на Рикгарда.
— Он прав. Он мне не отец. Приемный ведь не совсем отец, правда? Да еще и бывший, — она перевела взгляд на сержанта, словно искала у него поддержки. — Мы с матерью переехали к нему пару лет назад. А когда она пропала... — девчонка опустила глаза, и ее плечи мелко затряслись.
— Пропала? — уточнил сержант. — Заявление о пропаже подавали?
Он тут же выжидательно посмотрел на Рикгарда. Тот развел руками.
— Немолодая женщина, да еще и со взрослой дочерью вприкуску — звучит неаппетитно, — только и ответил он.
— Когда моя мать пропала, — тихо продолжила девчонка, — он выставил меня вон. Сказал, что я ему чужая. Сказал, что обеспечивать меня не обязан. Но были документы... Об удочерении... Он их уничтожил.
— Это правда? — нахмурившись, сержант повернулся к Рикгарду.
— Слушайте, да что за обвинения такие? — изумился тот. — Это просто слова. Я просто беру и сейчас же ухожу. Эта девица нигде не значится. Пробейте ее по базе, сосканируйте отпечатки. Или вы подобным сложностям пока не обучились?
Сержант моргнул.
— Я пробил ее по базе. И отпечатки тоже нашел. Ее зовут Иола Тамалис, и никакого адреса за ней не значится.
Рикгард обернулся к девчонке. В ее глазах промелькнула насмешка. Она взяла имя его дисколета!
— И что же вы сделаете? — поинтересовался Рикгард. — Документов-то нет. А на нет, как говорится, и суда нет...
Пожилая женщина, которая до этого момента безмолвно восседала в углу приемной, поднялась на ноги и, крепко сжимая свой зонтик, сделала шаг вперед:
— Бедная девочка. Бедняжка!
Она приближалась, держа свой зонт, будто меч наизготовку.
— У нас в городе целая армия беспризорников! Вот таких вот бродяжек, которым некуда приткнуться. А все бестолковые матери и отцы, бессовестные, безответственные!
Она потрясала зонтиком, все наступая.
— Вы посмотрите на ее платье, на ее лицо. Кем она станет через месяц, через год? У вас совсем нет сердца, да?
И ткнула Рикгарда зонтиком прямо в грудь.
— Да говорю же вам, она мне... — начал он.
Больше не хотелось отшутиться, посмеяться. История в участке обретала оттенок абсурдной постановки, и лучшее, на что он мог после нее рассчитывать — это головная боль. Вот ведь привязалась, пиявка. Строит вокруг него козни, цепляется, будто он и вправду чем-то ей обязан...
— На самом деле, он хороший, — вдруг пролепетала девчонка, обращаясь к разъяренной пожилой женщине. — Он хотел отдать меня в приют. Правда хотел. Но там нет мест. И все хотят денег.
— Значит, все-таки не сволочь? — спросил у нее Рикгард.
— Сволочь, — с готовностью кивнула девчонка. — Немножко.
— Так, — сержант мотнул головой и опустил руки. — Давайте начнем с начала. Вы — отец, но не совсем... То есть, вы им были, но этого не доказать. Но девочка вас знает, и вы ее, очевидно, тоже...
— Да уж конечно, — сверкнула глазами пожилая дама, делая еще один шаг и зонтика все не убирая.
Рикгард аккуратно отвел наконечник зонта в сторону и сказал:
— Давайте начинать не будем. Мне и с одного раза все яснее некуда. Куда вносить штраф?
Но сержант не отступал.
— Нет, так не годится. Штраф-то вы внесете, а что потом?
— А это уже дело не ваше, — отрезал Рикгард, все больше и больше раздражаясь.
— Не наше, — кивнул сержант. — А органов опеки.
— Так-так-так, — Рикгард ступил в его сторону, и сержант малодушно попятился, словно испугавшись кулака в нос. — Какие еще органы опеки? Уймитесь же. Эта маленькая интриганка сама же эту историю и придумала.
— Сама? — девчонка съежилась, и опустила голову, снова собираясь зареветь.
— Сама, — с нажимом произнес Рикгард. — Потому что я не давал ей карманных денег. И не пускал в кино со всякими проходимцами. Стащила документы, влезла в систему... Ты как все это провернула?
Девчонка подняла на него глаза и сквозь слезы улыбнулась.
— А теперь в кино отпустишь? Прямо завтра?
Сержант и пожилая дама переглянулись.
— Еще раз, — не понял сержант. — Ваша дочь обвиняется в мелком хулиганстве...
Рикгард выдохнул и попросил:
— Давайте ваши бумажки на штраф.
— Это месть, да? Я тебя выставил, а ты решила устроить мне веселую жизнь.
Рикгард все еще держал ее за руку и тащил сам не зная куда — только бы подальше от полиции. Ему не хотелось, чтобы сержант открыл дополнительные файлы и наткнулся на упоминание о черной метке, а еще ему не хотелось видеть людей из органов опеки. Во всей этой истории было слишком много вранья и недомолвок, а ведь без них ему так хорошо жилось! Теперь, когда у него нет карты Ликвидатора, Рикгард никто. Защитить его даже от придуманных обвинений будет некому.
Девчонка сбросила улыбку и вся как-то неприятно распрямилась. Улица была не из людных, но каждого прохожего она провожала взглядом.
— Они схватили меня в квартале рыбаков. Увидели вскрытую дверь.