холодильником, он сбросил одежду и влез в костюм. Когда он вышел, завязывая
туфли, девушки исчезли в розовых всполохах. Бетси Джентри лежала на кровати
Маленькой Энн под старым кимоно и выглядела совсем крохотной. Ее лодыжка
покоилась на пакете со льдом, капли воды срывались на подложенную клеенку.
- Бетси, почему ты мне не сказала?
- Потому что она артист, и у нее номер, – отрывисто бросила Марго. – Быстрее, Томми, у тебя не лицо, а кошмар какой-то.
Она держала мокрую тряпку, и Томми, сообразив, что весь в слезах и грязи, покорно дал ей привести себя в порядок.
Примчавшись к манежу, он с облегчением увидел, что не опоздал: группа одетых
в розовое девушек толпилась возле входа. Он снова вспомнил, что его, изображающего девочку, увидят все школьные друзья, но это больше не имело
значения.
Какое ему дело до того, что они думают? Он акробат. Он делает то, чему его
учили и чего требует номер. Возможно, выставив себя таким плаксой, он потерял
особенную дружбу и расположение Марио. Зато вернул самоуважение.
Оркестр начал играть вступительные ноты вальса «Леди в розовом». Зелда
рядом отсчитывала такты под нос. А потом Томми лез по канату, и лица публики
сливались в неясное пятно. Мир снаружи был настоящим, куда более настоящим, чем когда-либо – но этот мир больше никогда не имел над ним власти.
Глава 4
Во время антракта, пока разносили жареные каштаны, сахарную вату и
игрушечных обезьянок на веревочках, Томми, одетый в шорты и свитер, смотрел, как готовится второе отделение. В публике была пара-тройка знакомых лиц, но
никто не смеялся, а один мальчик даже помахал ему рукой. Быть может, Джефф
и Нэнси просто решили наказать его за хвастовство. Впрочем, какая разница?
Никакой. И все же Томми понимал, хоть и смутно, что с ним произошло что-то
важное, что он одолел какую-то решающую ступень.
Шаффлз Смолл, канатоходец, стоял у входа в своем белом с серебром костюме –
он открывал второе отделение.
- Ты все еще здесь? – позвал он Томми. – Тебя искал Тонио Сантелли. Тебе надо
научиться рассчитывать время, парень. Беги-ка ты к ним в трейлер побыстрее.
Томми быстро зашагал в указанном направлении. На заднем дворе появились
большие пустые места – рабочие и униформисты убирали оснащение с первого
отделения. Оборудование воздушного балета: шесты, кольца, канаты –
складывали и грузили в машину. Большую клетку со львами уже увезли.
Добравшись до фургона с надписью «Летающие Сантелли» на боку, Томми
увидел Папашу Тони, мрачно выглядывающего из дверей.
- Где тебя носит? Ты что, забыл? Ты умудрился забыть, что Ламбет велел тебе
дебютировать в Сан-Анжело?
- Нет, я думал… Марио сказал…
- Молодой человек, здесь пока не Марио распоряжается. Ламбет велел
выпустить тебя в Сан-Анжело… что ж, мы выпустим тебя в Сан-Анжело. В любом
случае у нас парный номер, его утвердили утром. Выйдешь с нами, встанешь на
мостик. Начнем с двойной трапеции. Потом поможешь со стропами – и покуда все
на этом.
- Честно? – неверяще спросил Томми.
- Нет, я сам себя развлекаю. Только не в шортах! Ступай в трейлер, они подберут
тебе трико.
Марио и Анжело стояли перед полкой, которую использовали в качестве
туалетного столика. Марио встряхивал зеленые с золотом накидки – в таких
Сантелли выходили на манеж. Анжело кивнул Томми.
- Явился, наконец! В следующий раз приходи на антракте, понял? Вот, возьми, –
он протянул потертые зеленые трико. – Они мои, но тебе должны подойти.
Только зашнуруй потуже. Если свалятся с мягкого места на манеже, точно
будешь выглядеть полным дураком.
- Чудное ты выбрал время, чтобы говорить о людях, выставляющих себя
дураками. Если ты, конечно, меня имеешь в виду, – Марио был в дурном
настроении.
Анжело дал Томми зеленый топ с золотой полосой через грудь – такой же, как у
него.
- Успокойся, Мэтт, хватит показывать характер. Сядь, выкури сигарету, подыши.
Если ты выйдешь в таком виде, Папаша запретит пробовать, говорю тебе. Нет, я
тебя предупреждаю!
Марио пробормотал что-то нелицеприятное по-итальянски, а Анжело подошел к
Томми, который нервно натягивал колючие шерстяные трико. Он показал, как
затягивать шнурки и затыкать концы внутрь, потом обмотал запястья Томми
марлей и лейкопластырем сверху.
- Не туго? Ослабить?
- Нормально…
Никогда раньше Анжело не уделял Томми столько внимания. Обычно мальчик
его побаивался, но сейчас слишком переживал, чтобы об этом задумываться.
Прежде ему не разрешали ошиваться рядом, когда Сантелли по-настоящему
готовились к выступлению. Смешки и грубоватые шутки репетиций остались
позади – Марио и Анжело были тихие, собранные и предельно серьезные.
- У тебя песок в волосах, – Анжело протянул ему расческу.
Расческа была не слишком чистой, но Томми воспользовался ей без колебаний.
Марио все еще стоял возле зеркала – закреплял зеленую с золотом накидку на
плечах. Потом повернулся. Как всегда в сценическом костюме он выглядел
крупнее. Брови вразлет придавали его чертам нечто дьявольское.
- Когда будем выходить, ты пойдешь между Анжело и Папашей Тони. Видел, как
у нас забирают накидки?
Томми кивнул.
- Сегодня это сделаешь ты. Пусть публика разглядит тебя, как следует. Сперва
возьмешь у Папаши Тони, потом у Анжело, потом у меня. Отдашь их
униформисту. Ну, сам знаешь. Только не суетись.
Анжело тоже затянул шнурки на горле. Томми накидки не полагалось: он был
просто запасным.
Они прошли к манежу как раз вовремя: оркестр уже заиграл медленную
волнующую мелодию, которая предваряла выход воздушных гимнастов. Томми в
сотый раз напомнил себе спросить, как она называется, и понимал, что снова
забудет.
- Вперед, – Анжело взял его за локоть и подтолкнул к входу.
Марио все еще молчал. Томми знал, что некоторые артисты перед
представлением волнуются больше, чем другие. Он и сам был бы рад подойти к
аппарату ближе, чем на фут, без тошноты. Но Марио выглядел так, будто
происходящее казалось ему сном.
Анжело быстро улыбнулся Томми:
- Ну, хорошо, парень, все нормально. Ты проделывал это сто раз, и этот ничем не
отличается.
Потянувшись мимо мальчика, он схватил Марио за локоть.
- Мэтт, ты натянут, как струна. По-прежнему чувствуешь удачу? Если нет, я не
против.
Марио ответил что-то, но что именно Томми не разобрал из-за многократно
усиленного голоса Джима Ламбета.
- Летающие Сантелли…
Томми сделал глубокий вдох. Его пошатывало, как будто ноги вдруг стали
короткими и не доставали до земли. Он старался идти, как другие: медленными
размеренными шагами, не глядя ни направо, ни налево. Когда торжественная
музыка без перехода сменилась грациозным бодрым вальсом, Томми повернулся, собрал тяжелые накидки и передал униформисту. На лестнице он был
последним, огни били в глаза.
Ступив на мостик, Томми почувствовал себя как в первый раз – не слишком-то
твердо – и взялся за боковую стропу. Рука Марио, крепкая и уверенная, легла на
плечо. Было холодно – и внутри, и снаружи. В свете прожекторов трапеции
выглядели другими – тонкими странными темными линиями. Анжело и Папаша
Тони на второй ловиторке тоже смотрелись по-другому, больше, чем обычно. До
сознания долетали обрывки слов:
- Впервые на арене… самый юный воздушный гимнаст, когда-либо выступавший в
цирках Америки… к Сантелли присоединился новый член труппы… Марио и
Томми Сантелли на двойной трапеции…
Когда они спустили трапецию, Марио шепнул:
- Свет глаза не слепит?
- Нет.
- Хорошо… вперед!
Внутренние часы начали отсчитывать ритм без участия сознания. Раз: четыре
ладони хлопают о перекладину. Два: долгое скольжение, высокий пик, возвращение. Три: снова пик – во вспышке незнакомых огней Томми увидел
тонкую темную линию сетки внизу. Четыре: полет в пустоте, шлепок рук Папаши
Тони об его запястья, напряжение плечевых мышц… Не видя, Томми знал, что
Марио так же попал в хватку Анжело, и тела их сейчас изгибаются с отточенным
до автоматизма сходством. Обратный кач, переворот лицом к мостику, снова
полет, секундный ужас, от которого он так никогда и не избавился – а вдруг
трапецию отнесло ветром – нахлынувшее облегчение, когда перекладина
оказывается под пальцами, равновесие, чтобы ни один край не перевесил, не
испортил полет. Стиснутые ладони. Долгий грохот барабанов, или это
собственное сердце? Ноги ощутили поверхность мостика, и Томми услышал свои
первые аплодисменты – накатывающие, нарастающие, будто шум крови в ушах.
Странно, но он не ощущал ни восторга, ни гордости, только причудливое
опустошенное облегчение. Восторг придет позже.
Он смотрел, как убирают трапецию. Позже – Томми слышал, как это обсуждали –
он будет осенять себя крестом в этом небольшом перерыве. Но не в первый раз.
На мостик ступил Папаша Тони, и Марио отцепил одиночную трапецию.
- Хорошо, – шепнул он, – ты справился. Теперь не путайся под ногами.
Томми напряженно следил за трюками, которые знал до того хорошо, что мог
увидеть их во сне. Двойное заднее сальто Марио, два с половиной сальто вперед
Папаши Тони, пассаж.
Нервно потирая запястья, Марио прошептал:
- Освободите больше места.
Передав Марио перекладину, Папаша Тони что-то тихо сказал. Томми не
разобрал слов, но уловил вопросительную интонацию. Марио кивнул. Папаша
Тони поднял руку, давая сигнал Ламбету. Обычно финальным трюком было
двойное с пируэтом – два сальто с полувинтом между ними. Номер закрывал
Папаша Тони, хотя в последнее время вместо него, бывало, выступал Марио.
Сегодня Большой Джим выкрикнул имя Марио.
- А теперь… леди и джентльмены… труднейший трюк в истории воздушного
полета… Марио Сантелли попытается исполнить тройное сальто в руки к
ловитору… Марио Сантелли!
Томми вскрикнул вслух.
Я и не знал…
Марио сошел с мостика. Лишний раз раскачавшись, направил трапецию вперед, вперед, на практически неправдоподобную высоту. Когда стропы почти
сложились, он отпустил перекладину, опрокинулся назад в невероятно быстром
кувырке, затем сделал второй – немыслимым образом выше, чем первый, третий, падение… Томми забыл, как дышать… В последнюю долю секунды Марио
выпрямился, и Томми почувствовал (с рывком, от которого стало больно глубоко
внутри), как его запястья встретились с руками Анжело. Хватка было
соскользнула, но в последний момент, когда казалось уже, что он улетит в
черную пустоту позади ловитора, укрепилась.
Собственное отрывистое дыхание звучало громче, чем крики и отдельные
аплодисменты. Марио и Анжело качались вместе, Анжело сиял.
Легко прыгнув обратно на мостик, Марио повернулся к зрителям, изящно поднял
руку и помахал, ожидая оваций. И они пришли – оглушительные, становясь все
громче и громче. Один за другим гимнасты ныряли в сеть, кувыркались с ее края
и покидали манеж, и клоуны выбежали на финал.
Томми почти забыл, что сегодня исполнилась мечта всей его жизни. Исполнилась
благодаря Марио, который нашел время и силы прийти и вбить в него здравый
смысл. Ему снова стало стыдно.
Не успела закрыться занавеска входа, как Анжело крутнулся к Марио и
сграбастал его в медвежьи объятия. Папаша Тони словно светился изнутри, лучась гордостью и счастьем. Бледный и осунувшийся, Марио начал дрожать.
Томми метнулся к стопке накидок и набросил одну ему на плечи. Марио выдавил
улыбку.
- Эй, парень, понравилось?
Едва соображая, что делает, Томми обхватил его за пояс. Руки Марио
сомкнулись у него на плечах, и Томми выдохнул:
- У тебя получилось! Ты сделал тройное сальто! Но почему ты не сказал мне…
даже не сказал, что собираешься его попробовать?
Марио засмеялся. Он почти уже снова превратился в самого себя.
- Решил, что с тебя и без того на сегодня хватит впечатлений. Ладно, ладно, давайте не будем дорогу загораживать.
Ни Анжело, ни Папаша Тони не сказали Томми и слова по поводу его первого
выхода. Но он считал вполне естественным, что все внимание и восхищение
направлены на Марио. Пока они шли к фургону, рука Марио лежала у Томми на
плече. Спустя минуту он отнял ее и спросил:
- Что это, Том?
Удивленный и слегка сконфуженный, Томми потрогал значок, прикрепленный к
изнанке топа возле шеи. Как-то автоматически, сам того не помня, он переколол
его с рубашки на сценический костюм. И только сейчас заметил. Щекам стало
горячо.
- О, это… это же значок со святым. Ты сам мне его дал.
- Будь я проклят. Наверное, он присматривает за нами обоими. Я был прав. Так и
думал, что с тобой… мне повезет.
Темные горящие глаза неотрывно смотрели на Томми. Так они стояли с минуту, и
ладонь Марио лежала у Томми на плече. Потом Марио вздохнул и улыбнулся.
- Беги, Везунчик. Твои родители наверняка хотят знать, не свернул ли ты себе
шею.
- Марио, ты волшебник! – прогудел кто-то, и Томми увидел стоящего перед
фургоном Ламбета.
За ним гомонила толпа не переодевшихся еще артистов. Все они, окружив Марио, рассыпались в поздравлениях, и Томми, не желая мешать его триумфу, ускользнул в темноту. По пути к родительскому трейлеру он услышал, как его
кто-то зовет, и остановился. Навстречу спешила Маленькая Энн в пальто поверх
костюма.
- Ты чего не сказал, что выступаешь с Сантелли? Слушай, по-моему, это была
подлая штука.
- Какая штука? Ты про что? Что я сделал?
- Не ты, Марио, – с негодованием воскликнула она. – Он что, даже не сказал тебе, что сделает это сальто и все испортит?
- Что ты несешь? – недоуменно потребовал Томми. – Вряд ли он кому-то сказал, кроме Анжело. Но он весь сезон пытался, все это знают. В чем дело?
- Теперь все так взбудоражены, что забыли, что это твой первый выход, – злобно
пояснила Маленькая Энн. – Новый гимнаст в труппе стоит небольшой шумихи.
Держу пари, он специально это сделал. Так зазнался, что ни про кого больше не
думает!
Томми взвился – пораженный, ошеломленный и лишь слегка обозлившийся.
- Господи, ты совсем без понятия? Тройное сальто, Маленькая Энн! Ты не
знаешь, что это значит? Да только два-три человека во всем мире его делали! А в
последнее время вообще никто. Разве что Барни Парриш – и тот разбился! Да
еще Джим Фортунати на Большом Шоу… а он выступает у самого Старра! И ты
считаешь, что они должны прыгать вокруг меня? Ты совсем с ума сошла!
Девушка отшатнулась, как от удара.
- Ну тогда извини, – гневно сказала она, развернулась и убежала к своему
трейлеру.
Томми шагнул следом: все же она была его лучшим другом, и он не хотел сердить
ее – но потом пожал плечами и остановился. Какая, в конце концов, разница? Он
вдруг задумался, видел ли его выступление отец.
Неделей позже цирк Ламбета закрывался на зиму. Томми выступал с Сантелли
каждый вечер и один раз появился на дневном представлении. Тройное сальто
Марио попробовал всего еще один раз. В последний день после дневного
спектакля, когда Томми помогал матери убирать в трейлере перед долгим
зимним перерывом, в дверях вдруг появился Марио. Томми бросился к нему.