– Понятно. А страхи преодолевать надо, ты знаешь? – Слава остановила машину во дворе дома, с трудом найдя место для парковки. – Побеждать их надо. И давить, как тараканов. Ничего, прорвёмся. Всё будет хорошо.
Поднявшись в квартиру, Карина села на стульчик в прихожей и долго не могла заставить себя войти. Всё напоминало о матери. Она гладила вещи на вешалке и плакала, и Славе не хватало духу насильно оторвать её от них. Но позволять сестрёнке слишком долго отдаваться горю тоже не следовало.
– Карин... Ну, давай как-нибудь... Соберись, моя хорошая. Возьми всё, что надо – да и поехали. – Слава сжала плечи девушки, погладила. И добавила в шутку: – А то чую, скоро действие укола кончится, рука заболит. И тебе придётся нас везти.
Карина опомнилась, встала, озираясь и вытирая слёзы.
– Да, Слав... Я сейчас, быстро.
Пока она собирала вещи, Слава заглянула на кухню. Желудок, циничная тварь, не имел уважения ни к пережитому ею стрессу, ни к горю Карины и нагло просил жрать. Обеда он всегда требовал по расписанию.
– Карин! – крикнула она в комнату. – Я зажую чего-нибудь? Есть хочу – сил нет.
– Да, конечно, – откликнулась девушка. – Бери, что хочешь...
Бутерброд с холодной котлетой Слава запила холодным же кефиром, слизнула белые «усы», ополоснула стакан. Не наелась, конечно, но так можно было худо-бедно жить дальше. «До дома дотерпеть не мог? – ругала она желудок. – Зараза ты и сволочь». А тот в ответ только урчал котлетой: «В том-то и дело, что дома ничего не приготовлено. Сестрёнку вот кормить надо... Хотя до еды ли ей будет? Ну ничего, заставим».
Вспомнив, что запасы холодильника давно не пополнялись, Слава притормозила около супермаркета – другого, конечно, но нервишки вздрагивали даже у неё, а Карина и вовсе посерела лицом.
– Я не могу... Не надо, – прошептала она, закрывая глаза.
– У меня дома насчёт пожрать – шаром покати, – виновато вздохнула Слава. – Ладно, ты в машине посиди, а я сбегаю.
– У тебя же – рука, – вспомнила девушка. – Как ты пакеты понесёшь? Пошли вместе.
Мужественно преодолевая своё горе, она зашла в магазин и взяла тележку... «Тележка так и осталась в молочном отделе...» И снова – слёзы чёрными ручьями. Молочный отдел, мать его!.. Слава обхватила здоровой рукой согнувшуюся над тележкой девушку за плечи.
– Кариночка... Всё, всё, пойдём отсюда. Без молока как-нибудь обойдёмся.
В кондитерском отделе стоял приторно-сладкий смешанный запах конфет, печенья, зефира, шоколадок, мармеладок... Слава спросила:
– Ты сладкое ешь? Или на диете, поди?
Карина качнула головой.
– Мне диеты не нужны. Мама говорит, что я жру как не в себя, а всё равно не толстею... – Снова эта оговорка, дрожащие губы. – То есть, говорила...
Слава, чтобы скорее проскочить этот момент и не давать сестрёнке зацикливаться, начала грабастать конфеты из лотков и ссыпать в пакетики.
– Держи мешок. Вон тех ещё возьмём... и вот этих.
Конфеты, наверное, в совокупности тянули на пару кило, а ещё она нахватала несколько шоколадок, вафли, мармелад и коробку пирожных. Не для себя, конечно – сама она сладким старалась не злоупотреблять, а чтоб сестрёнку побаловать. Не прошла она и мимо фруктов – свежих и сушёных. Набрала мяса: охлаждённое филе курицы, индейки, нежирную свинину – по полкило каждого вида. Спохватилась:
– Ты у нас не из веганов?
– Нет, я всё ем, – отозвалась Карина.
– Вот и отлично.
В общем, они выползли из магазина с двумя туго набитыми пакетами – с одной рукой Славе и правда было бы не утащить всё это. Она погрузила покупки на заднее сиденье и поцеловала сестрёнку в щёку.
– Ты умница.
Та плакала и стирала влажными салфетками макияж. Без него она выглядела естественнее, красивее и моложе, а вся эта «штукатурка» добавляла ей лишних десять лет. Теперь она смотрелась как раз на свой возраст.
– Так лучше, – сказала Слава. – В боевой раскраске тебя можно было принять за тридцатилетнюю даму.
Карина улыбнулась сквозь слёзы. Светлый лучик этой улыбки тронул сердце Славы и свернулся под ним пушистым комочком.
– Располагайся как дома, – сказала она, когда они вошли в квартиру. И заранее позаботилась о местах для ночлега: – Можешь занять кровать, а я на диване устроюсь.
Карина начала было спорить:
– Да ладно, зачем, лучше я на диване...
– Цыц, – оборвала её Слава. – Сейчас достану чистое постельное, сама расстелешь. Мне с рукой неудобно.
С одной рукой было не очень удобно и готовить, и Слава опять расстегнула фиксатор. Наполненный до отказа кухонный белый друг смотрелся роскошно.
– Хоть фоткай и подписывай снимок: «Самые пафосные холодильники планеты. Первое место в хит-параде».
Карина сидела на табуретке, грызла яблоко и устало улыбалась в ответ на Славины юмористические потуги. Но хотя бы улыбалась, а не рыдала – уже достижение. А Слава наготовила кучу еды: хватить должно было на три дня. Готовить она умела и старалась выбирать здоровые блюда, только не всегда хватало времени, чтоб побаловать домашним себя, любимую.
– Что поделать. Живу, как старый холостяк.
– А у тебя парень есть? – полюбопытствовала Карина.
Слава движением плеч попыталась сбросить каменное напряжение, которое вызывали подобные расспросы.
– Не люблю каверзные вопросики про личную жизнь, – натянуто улыбнулась она, изо всех сил стараясь не напугать сестрёнку знаком «проезд запрещён» на лице – иными словами, пресловутым «морда-кирпич». – Особенно когда её нет.
– Ладно, извини. У меня пока тоже... по нулям. – Карина вертела в руках яблочный огрызок, не зная, куда его выкинуть.
– У такой красивой девушки – и по нулям? Не верю. – Слава села к столу, удовлетворённым взглядом окидывая полную плиту кастрюль и сковородок, приоткрыла дверцу под раковиной, показывая Карине мусорное ведро.
– Да так, ерунда, пока ничего серьёзного, – смутилась сестрёнка, выбрасывая огрызок.
– Ну, какие твои годы. Всё будет, не переживай.
Анестезия тем временем действительно начинала улетучиваться, и рука заныла, но Слава не подавала виду. Стараясь занять и отвлечь сестрёнку, она травила дурацкие анекдоты, несла чушь – лишь бы не повисала тягостная, давящая на душу кладбищенская тишина. Карина смеялась, но в её смехе чувствовался горький надлом, а потом она уронила голову на руки и смолкла. Рана разболелась всерьёз, но Слава не решалась выйти в аптеку за обезболивающими таблетками: боялась оставить Карину одну.
– Когда можно будет забрать мамино тело для похорон? – спросила девушка, поднимая бледное лицо с измученно закрытыми глазами.
– Как только над ним проведут все следственные действия. – Слава бережно откинула упавшие каштановые прядки с лица Карины.
– А когда их проведут? – Сестрёнка открыла глаза, снова медленно наполнявшиеся слезами.
– Как только, так сразу. Я буду держать руку на пульсе, ты не переживай, – пообещала Слава. – Не думай об этом.
– А о чём, о чём мне сейчас думать?! Это кошмар какой-то... Мне всё время кажется, что это какой-то жуткий сон, и я сейчас проснусь... И мама заедет за мной после пар, и... всё будет, как раньше. Но уже ничего не будет... Потому что мамы больше нет!
Карина опять неподвижно распласталась на столе. Русалочьи волосы окутали ей спину и плечи.
– Знаешь, когда мне плохо, я просто иду в зал и... тупо тягаю железо, – сказала Слава после некоторого раздумья. – Не знаю, подойдёт ли тебе мой рецепт. Но принцип ясен: надо себя чем-то занять. Если просто сидеть и думать, думать, думать... можно свихнуться.
А мысли давили на Карину со всех сторон. Она думала о том, как ей дальше жить; учась на очном отделении, она ещё не имела своего дохода, и мама кормила, поила и одевала её. Мучила её мысль о похоронах; у мамы, наверно, были какие-то сбережения, но доступа Карина к ним не имела, вступать в наследство предстояло через полгода, а деньги были нужны сейчас. Страшил её и завтрашний поход к следователю... Придавленная глыбами этих мыслей, она уныло съёжилась, вцепившись пальцами в волосы.
– Так, сестрёнка, не раскисаем. – Слава поднялась, чуть встряхнула её за плечи. – Не думай сейчас вообще ни о чём, тупо выбрось всё из головы. Я с тобой, я тебя не брошу, поняла? Прогуляемся-ка сейчас до аптеки, вот что. Мне с одной рукой неудобно, поможешь.
Не то чтобы Славе очень требовалась помощь, просто Карину нужно было отвлекать от горя. Едва сестрёнка вспоминала о простреленной руке Славы, как тут же её собственные переживания отходили на второй план. В аптеке она решительно попросила упаковку ампул новокаина, шприцы, стерильные бинты, хирургические перчатки, вату и борный спирт.
– Не факт, что одни только таблетки помогут, – сказала она.
Дома она надела перчатки и осторожно сняла повязку. Бинт, конечно, пропитался кровью и прилип, и Слава зашипела, когда его отдирали.
– Больно? – испуганно вздрогнула Карина.
– Ничего, ничего.
Девушка набрала в шприц раствор из ампулы, протёрла кожу вокруг раны борным спиртом и обколола оба пулевых отверстия. Делала она всё уверенно и твёрдо, как заправская медсестра.
– Ты прямо профи, – усмехнулась Слава.
– Я бабушке уколы делала, – ответила Карина. – Я и внутривенно умею.
Чистую повязку она наложила даже лучше, чем те врачи.
– Прямо как заново родилась. Спасибо, сестрёнка. – Слава снова чмокнула Карину в щёчку, а та вдруг порозовела и обняла её за шею.
От её щекотного тёплого дыхания возле уха Славу окутал плащ мурашек, а сестрёнка ещё и уселась к ней на колени – как сегодня в машине.
– Мне с тобой хорошо и спокойно. Когда ты рядом, мне ничего не страшно. Все беды и проблемы просто разбегаются от тебя, как от супергероя.
Слушая этот шёпот, Слава замирала и млела в каком-то жарком тумане. В машине ничего подобного она не испытывала, а сейчас её вдруг резко и горячо накрыло осознание, что у неё на коленях сидит потрясающая девушка. Сказать о ней «красивая» – ничего не сказать. Это было чудо с ресницами, которое выросло в сказочную принцессу, и сладкая пульсация однозначного желания туго и мощно билась ниже пояса. Но... уложить в постель младшую сестрёнку, пусть и не родную по крови? Нет, извращение какое-то. Слава мягко спровадила Карину со своих колен.
– Да ну... Какой я супергерой? – усмехнулась она. – Такой же человек, как все. Со своими заморочками и проблемами.
Стыд за свои мысли подступал к щекам пожаром, и Слава плеснула себе в лицо холодной воды. Ещё не хватало сестрёнке узнать, что она о ней думала... Убежала бы куда глаза глядят. И правильно бы сделала.
Ночью рука дико разболелась, но Карина спала, и укол было сделать некому. Слава ворочалась на диване, сдерживая стон, но потом всё-таки встала и проглотила таблетки кеторола. В инструкции было написано – одну-две, но Слава хряпнула для верности пять. И вырубилась.
Проснулась она оттого, что кто-то возился около дивана, звякая посудой. Пахло свежим кофе. Это Карина пристраивала на столике завтрак – бутерброды с вчерашним куриным филе с овощами, фруктовый салат и яйца всмятку.
– Доброе утро, Слав.
– Привет, принцесса, – пробормотала Слава.
Это вырвалось у неё само спросонок – развязно-ласковое и, наверно, лишнее. Карина смущённо улыбнулась. «Не надо было жрать столько таблеток», – думала Слава, садясь и протирая сонные глаза. Семь утра... Ёлы! На работу ж проспала...
Вспомнив, что на работу сегодня не нужно, а нужно к врачу за больничным, Слава усмехнулась. Карина тем временем пристроилась рядом, придвинув столик к дивану.
– Кушай, Слав... Ты вчера столько наготовила, что нам двоим за неделю не съесть.
– Да, что-то размахнулась я. – Слава отхватила половину бутерброда, отхлебнула кофе из кружки. – С голодухи, наверно.
Рука почти не беспокоила, таблетки ещё действовали. В инструкции было написано, что за руль после них нельзя, но толкаться в автобусе не было никакого желания.
– Съезди со мной в больничку, а? – попросила Слава сестрёнку – опять же ради того, чтобы не оставлять её наедине с горем ни на минуту. – Я врачей ужас как боюсь. Как увижу белый халат – меня аж трясти начинает. Медсестёр ненавижу прямо: твари бессердечные. А ты не такая... Ты даже уколы делаешь не страшно. И руки у тебя ласковые.
– Такая большая, сильная – и боишься врачей? – улыбнулась Карина.
– Ну... Вот так вот исторически... и истерически сложилось, – вздохнула Слава, делая глуповато-комичное лицо.
Она была готова корчить клоунаду даже на костре, поджаривающем ей пятки, лишь бы только Карина улыбалась, а не плакала.
Врачиха в ведомственной поликлинике попалась как раз её «любимого» типа – слегка циничная, усталая. Приём она вела с таким видом, будто её всё достало. И больные – в первую очередь. Однако Славу она ждала со вчерашнего дня: видно, Батя сдержал слово.
– Вчера чего не явились? Больничный ваш готов, пока на семь дней. Будете в четырнадцатый кабинет ходить на перевязку. Кабинет работает с десяти до восемнадцати, приходить можно в любое удобное время.
– С десяти до восемнадцати, а приходить – в любое время? – не удержалась от подкола Слава. – А если мне удобно, скажем, в девятнадцать?
– Не умничайте мне тут, – сказала дама-врач, поправив очки на носу.
– Есть не умничать, товарищ доктор! – шутовски козырнула Слава. – А если у меня дома своя медсестричка есть? Она и повязку наложить умеет, и даже уколы ставить. Можно в кабинет не таскаться?
– Это ваше дело, – сухо ответила врач. – Восемнадцатого – ко мне на приём.
Она подтвердила назначение кеторола и выписала рецепт на ультракаин – на случай, если боль усилится и таблетки не будут достаточно эффективно её снимать.
К следователю Карину вызвали сразу после того, как Слава вышла из кабинета врача. Сестрёнка нервничала и теребила телефон: ей позвонили и пригласили, а она так переживала, что даже не запомнила, куда и в какой кабинет.
– Я примерно знаю, куда, – успокоила её Слава. – Если что, на месте разберёмся. Найдём, не дрейфь.
Сестрёнка умоляла взглядом зайти в кабинет к следователю вместе с ней, но Слава только мягко подтолкнула её вперёд, шепнув:
– Не бойся, никто тебя не съест. Всё нормально.
Долго Карину не мучили, но она вышла вся зарёванная, будто её там, по меньшей мере, полчаса оскорбляли и унижали. Ещё бы: одно дело – выложить, мгновенно излить свою боль близкому человеку, и совсем другое – снова воскрешать в памяти страшные картины, но уже в казённой обстановке и сухо-официальной атмосфере допроса человеку совершенно чужому, для которого всё это – лишь работа. Следака Слава тоже понимала: если участвовать во всём этом душой, каждый раз окунаясь в людскую боль и кровь, так можно и выгореть. Нередко так и происходило. Все здесь были в какой-то степени выгоревшие и искорёженные, как та врачиха – кто-то больше, кто-то меньше. Может, начала выгорать и сама Слава, но, прощупывая свою душу, она пока не обнаруживала отвращения к своей работе и всепоглощающей усталости.
Ей удалось узнать, что вчерашний стрелок был сотрудником отдела по борьбе с оборотом наркотиков. Во что-то он крупно встрял, попав между молотом и наковальней: с одной стороны – наркобизнесмены, с другой – служебная проверка и угроза вылета из органов, а то и срока. Может, он и сам подсел на что-то. Вот эти-то молот с наковальней и сорвали ему крышу.
– Ну, ну... Всё, – успокаивала Слава, обнимая Карину за плечи и усаживая в машину. – Всё, отмучилась на сегодня, отдыхай теперь. Могут, конечно, ещё какие-нибудь вопросы возникнуть, бывает и такое. Но ты уже так бояться не будешь во второй раз, правда? Поехали, дома укольчик мне вкатишь, а то рука опять поднывать начинает.
Тело им почему-то долго не отдавали: какие-то затянувшиеся экспертизы, бумажная волокита. Чтоб Карине самой не звонить и не обивать пороги кабинетов, Слава, как и обещала, держала руку на пульсе. Она брала на себя всё по максимуму: плечи у неё были шире и крепче, чем у хрупкой, подкошенной горем сестрёнки, и унести могли больше. Больничного на все эти дела ей не хватило, выписали Славу раньше, чем они с Кариной получили тело Светланы. Похоронами пришлось заниматься в свободное время – в выходные и после смен. Порой, отработав смену, Слава не падала в постель, а бегала, оформляя документы. Требовалось, конечно, присутствие и участие Карины, и той приходилось отпрашиваться с занятий.