— Я посоветую взять меня.Помнишь,я тебя предупредила:где ты, Кай, там и я, Кая. Относительно же других не скажу, чтоб Ромеро потом не разгласил, будто адмирал под башмаком у своей жены и ничего не решает,не спросив ее согласия. Кого ты собираешься взять?
— Ромеро и Осиму обязательно.Также Орлана и Гига.Вероятно, Лусина и Труба, парочку пегасов и драконов…
— И Громовержца?
— Ты имеешь в виду Бродягу? Его оставим на планете. Ты не смотрела, каков Мозг в новой ипостаси?
— Смотрела- забавен.
В свободный час я выбрался к Лусину. Он выгуливал Бродягу на драконьем полигоне.Я полетел туда на пегасе, в сопровождающие напросился Труб.Я спросил, как ему нравится возрожденный к новой жизни дракон. Ангелы драконов недолюбливают, хотя и не враждуют с ними, как пегасы, но Громовержец и у ангелов пользовался уважением.
— Посмотри сам,- сказал Труб таинственно.- Изумительное творение!-Он дружески огрел дракона крылом по шее.- Ангельское совершенство, вот что я скажу тебе,Эли!
Я наконец справился с изумлением.
— Как ты чувствуешь себя, Бродяга? Тебе нигде?… Я хочу сказать, черепная оболочка просторна?
— Ногу нигде не жмет,- ответил он голосом пижона в новых штиблетах и захохотал. Внешне это выразилось в том, что из распахнутой пасти посыпались огненные шары в облаках дыма.- Посмотри сам.
Он взмыл в воздух и кувыркался в вышине, то удалялся, то возвращался, то глыбой рушился вниз, то ракетой выстреливал ввысь, то замирал, паря. И все фигуры проделывал с таким изяществом,так был непохож на прежнего величавого, но неуклюжего Громовержца, что я не раз вскрикивал от восторга.
Решив,что воздушных пируэтов с нас хватит,Бродяга распластался у пригорка.
— Садись, Эли, прокачу.
Говорил он не очень чисто, шипящие слышались сильнее звонких, к тому же он шепелявил.Я как-то потом посоветовал ему взять у Ромеро урок произношения,но он возразил, что произношение Ромеро слишком монотонно. У меня он тоже учиться не захотел: я хриплю,у Мери голос глубок,у Осимы- резок, Лусин же не разговаривает, а мямлит. Дракон доказывал, что лишь у него идеальный человеческий выговор. Вскоре его манере речи будут подражать все, шипящие не портят, а облагораживают речь- в них отзвук полета наперегонки с ветром. Вообще, Бродяга за словом в карман не лез.
— Полечу с условием, что не будешь кувыркаться в воздухе.
Лусин на пегасе пристроился с правого бока дракона, Труб полетел слева. Вначале мы шли чинной крылатой тройкой- вроде звездолета между двумя планетолетами, настолько крупнее спутников был Бродяга. При этом дракон так натужно махал крыльями, будто еле держал равнение.
Труба он не обманул, но мне показалось, что Бродяге и вправду долго не снести группового полета. А затем, неуловимо изменив ритм, он мигом вынесся вперед — издали доносились лишь укоризненные крики Труба да обиженное ржание пегаса.
Дракон летел как ракета легко и мощно, он уже не махал крыльями, а лишь свивал и развивал туловище- судорога пробегала по телу. Ныне полет Бродяги и его потомства подробно изучен, но тогда я удивился и испугался. В шуме разрезаемого драконом воздуха,точно, было что-то не так свистящее, как шепеляво-шипящее.
Цепляясь за гребень, чтобы не свалиться, я крикнул — и едва услышал себя, так был силен поднятый Бродягой ветер:
— Трубу с пегасом за тобой не угнаться. Зачем ты их обижаешь?
Бродяге не пришлось напрягать легкие для ответа:
— Не обижаю, а знакомлю с собой.
— Подождем их,- взмолился я, когда ни ангела, ни пегаса не стало видно.
— Ждать- долго! — пробормотал он пренебрежительно и, повернув, помчался с той же быстротой назад.
Когда мы сблизились, над пегасом вздымалось облачко пара, да и Труб был не лучше. Обычно огнедышащие драконы не показывали и трети скорости Бродяги.
— Хорошо? Плохо? А?- допрашивал меня Лусин.
— Я же сказал тебе- отлично! Но что в тебе осталось от прежнего неподвижного Мозга-мечтателя, мой резвый Бродяга?
— Все мое- во мне!- похвастался дракон и так радостно дернулся, что я едва удержался на гребне.
Мирно болтая, мы потихоньку возвращались к драконьему полигону, когда чуть не произошла катастрофа.
Дракон, до того тихо махавший крыльями, вдруг закричал, взвился вверх и помчался куда резвее прежнего.А я не удержался на гребне и полетел вниз. И если бы Труб не подхватил меня на лету,я наверняка бы разбился о металлическую поверхность планеты.Ангел бережно опустил меня на почву, рядом опустился пегас.
Лусин и Труб были белее водяной пены,я тоже не глядел героем. Пегас злобно ржал и бил копытом.Инстинктивная вражда его народа к драконам получила новую пищу. Уносившийся дракон превратился в темную точку.
— Взбесился, что ли? — спросил я.
— Любовь,- сказал Лусин.У него отлегло от сердца, когда он убедился, что я невредим. И теперь он опять был готов восхищаться любым поступком дракона. — Удивительное чувство. Ошалел.
— Допускаю, что любовь- чувство удивительное, но почему из-за его шальной любви должен погибать я? Разве я ему соперник?
Из объяснений Лусина я понял,что в стаде четыре драконицы. И Бродяга яростно ухаживает сразу за четырьмя, особенной же его привязанностью пользуется белая, она моложе других.
И еще одно, перед тем как я расстанусь с Третьей планетой.
Тело Астра перенесли на «Волопас».Здесь он лежал в прозрачном саркофаге, а неподалеку- та сумка, в которой он нес склянки с жизнетворящими реактивами. Склянки лабораторий «Волопаса» опустели,их содержимое Мери вылила на планету.Я слышал недавно,что на золоте и свинце пробился мох- первая поросль жизни. Лучшего памятника Астру, чем возбужденная им эпидемия жизни, и пожелать нельзя.
Сам я ни разу не входил в помещение с саркофагом — Астр всегда со мной…
3
Интересующихся подробностями полета к галактам я опять отошлю к отчету Ромеро.
Там детально расписано, как больше двух месяцев мы мчались на «Волопасе» в сверхсветовом пространстве к звезде Пламенной- вокруг нее вращались почти полтора десятка населенных планет,- и как мы страшились,что будем перехвачены крейсерами разрушителей, и как недалеко от Пламенной нас повстречал звездолет галактов и приказал выброситься в Эйнштейново пространство- у галактов,как и у людей,сверхсветовые скорости в окрестностях планет запрещены. И как потом командир их корабля предложил мне перейти к нему на борт, а «Волопасу» продолжать курс в кильватере.
С этого события я и начну свой рассказ.
В планетолет погрузились четверо- Ромеро, Мери, Лусин и я.
Осиме предосторожности галактов казались подозрительными.
— Если будет плохо,сообщить об этом вы не сможете.Но если будет хорошо,вам дадут информировать меня об этом. Итак, в день, когда я не услышу голоса адмирала, сообщающего, что вам хорошо, буду знать, что вам плохо.
— И тогда вы,храбрый Осима,атакуете галактов и уничтожите их вместе с нами,- так я вас понял? — спросил Ромеро, усмехаясь.
— Буду действовать по обстоятельствам,- коротко бросил Осима.
На экране планетолета вырастал зеленый шар, похожий на крейсеры разрушителей, но меньше их.Мы падали на звездолет,как на планету, но не успели удариться о него, как открылся туннель и нас плавно всосало. Способ причаливания напоминал принятый на наших кораблях, и мы ожидали, что вскоре очутимся на площади,где швартуются легкие космические корабли. Вместо этого мы оказались в темноте. Свет вдруг погас во всех помещениях планетолета.
Незнакомый человеческий голос отчетливо проговорил:
— Не тревожьтесь.У вас обнаружено три процента искусственности. Когда мы выясним ее характер, вас выпустят.
Я услышал, как Ромеро стукнул тростью о пол.
— Проще бы спросить нас самих,какая у нас искусственность.У меня,например, кроме восьми зубов,двух сочленений и трех синтетических сухожилий,нет ничего искусственного.
— У меня легкие- синтетика,- уныло пробормотал Лусин. — Упал с пегаса. В Гималаях. Старые легкие поморозились.
— На Земле тоже проверяют астронавигаторов,прибывающих издалека, — продолжал рассуждать вслух Ромеро. — Но там предохраняются от заноса болезнетворных бактерий, а не от искусственности.
— Искусственность грознее бактерий,- прозвучал тот же голос.Нас, очевидно, слышали. — Но ваша неопасна. Можете выходить, друзья.
Вспыхнул свет, но не от генераторов, а наружный- широкое, радостное сияние лилось в окна.
За прозрачной броней окон простиралась зеленая равнина- луга, перелески, невысокие холмы, ручьи и реки, бегущие за горизонт. По берегам рек, у опушек лесов высились дома- причудливо разнообразные, то башни,устремленные вверх, то изящные жилые ограды,замыкавшие внутри себя сады. В воздухе проносились яркие,как цветы,птицы и змееобразные животные, схожие с летающими факелами. А над простором, зданиями и летающей живностью вздымалось небо,синее, тонкое и такое светящееся, какого мне еще не доводилось видеть.
— Отлично нарисовано!-сказал Ромеро.-Куда совершенней наших стереоэкранов. Однако я не представляю себе, как шагнуть на эту иллюзорную сцену.
— Выходите же, друзья! — проговорил голос еще приветливей.
Я отворил дверь и вышел наружу.Планетолет стоял на лугу. Вокруг столпились галакты, по облику — братья тех, кого мы видели на картинах альтаирцев и на скульптурах Сигмы: огромные, нарядно одетые, прекрасные, как греческие боги, удивительно похожие на нас и вместе с тем- иные!
Я соскочил на Землю и попал в объятия одного из хозяев. Больше всего в своей жизни я горжусь тем, что был первым человеком, обнявшим галакта!
4
Мы полулежали на лугу у речки- четыре человека и десять галактов в ярких одеждах.Чувствовали мы себя превосходно,но я с опаской подумывал,не посетило ли меня новое сновидение- вроде тех, что возникали в Империи разрушителей.
— Ну, хорошо, гостеприимные и прекраснодушные хозяева,- сказал Ромеро.- Мы попали в царство невероятного, ставшего повседневностью. Если вы хотели нас поразить,вам это удалось.После того как сам я стал частью иллюзорного пейзажа,не удивлюсь, если в следующую минуту закачаюсь на стебле, как вон тот синий цветок. Здесь чудеса обыденны, как ваш превосходный человеческий язык.
Галакты дружно рассмеялись в ответ на признание Ромеро.
— Никаких чудес,люди,- возразил один,сообщивший,что на человеческом языке его зовут Тиграном.-Чудо,то есть отклонение от естественных законов природы, мы считаем проступком,хотя,в принципе,творить чудеса каждый из нас способен. Детям мы,конечно,разрешаем чудеса,но галактов детского возраста почти нет. А в том,что мы говорим по-человечески, тем более нет чуда. Разве мы не расшифровали депеш «Пожирателя пространства» и разве вы не разобрали наших ответов?
Ромеро обвел тростью пейзаж.
— Но эта стереокартина!… Такое совершенство иллюзии!
— Иллюзии нет. Ты находишься в реальном пространстве.
— В реальном?- переспросил Ромеро, хмурясь.- Я не так наивен. Диаметр вашего звездолета максимум километр.А здесь до горизонта не меньше двадцати пяти, да и за горизонтом равнина, очевидно, не обрывается в бездну…
— За горизонтом- леса,потом море,мы еще поплаваем в нем, люди, потом снова лес и река, опять леса…
— И такой простор,захватывающий десятки, если не сотни километров, вы уместили внутрь шара диаметром в километр? И хотите, чтоб я поверил, что это не чудо и не иллюзия?
Галакты опять рассмеялись,и так радостно,словно наше сомнение осчастливило их.
— И все-таки нет ни чуда, ни иллюзии. По мере того как вы погружались внутрь звездолета, специальные устройства уменьшали размеры ваших тканей. К сожалению, мы еще не можем сокращать живые ткани в той же пропорции, что и искусственные. Это было одной из причин, правда не главной, почему нас встревожили элементы искусственности в вашем организме. Мы были бы в отчаянии, если бы вы предстали перед нами изуродованными- одна нога короче другой, один глаз нормальный, другой крохотный.
Ромеро схватился рукой за рот.
— У меня уменьшились искусственные коренные зубы!
— А я- лучше дышу,- объявил Лусин.- Странно.
— Все нормально,- объяснил другой галакт,этого на человеческом языке звали Лентулом.- Твое искусственное легкое было недостаточно эффективным, потому что взяли слишком большую массу для твоей грудной клетки,Лусин.Теперь легкие опали, и у нас ты будешь чувствовать себя лучше, чем раньше.
— Вы сказали,что… гм… возможный перекос в нашем организме не главная причина,почему вас обеспокоили элементы искусственности?- продолжал Ромеро. — Я хотел бы знать, если не секрет, какова же главная причина?
По прекрасному лицу Тиграна пронеслась тень.
— Секретов у галактов нет, все открыто для каждого. Но это рассказ о печальных событиях.Именно вопрос о том, повышать или понижать степень искусственности у живых существ, привел к войне между галактами и разрушителями.
Объяснение Тиграна породило кратковременное молчание. Потом заговорила Мери:
— Поразительна красота обширной страны,вмещенной в ваш звездолет! На наших кораблях имеются парки и городок, но они крохотны. Людям незнакомо вмещение большого в малое…
— О, этому мы вас быстро научим!- воскликнул Лентул.
Мери поблагодарила улыбкой и закончила:
— Но вот что меня смущает- зачем вообще это?У людей суровость быта составляет одну из притягательностей профессии звездопроходца. Наши конструкторы и не собираются обеспечивать экипажу звездолета все земные удобства, земную совершенную защиту от всех опасностей… У нас это называется романтикой дальних странствий.
Ручаюсь, вопрос Мери показался галактам нетактичным! Но приветливость Тиграна — он отвечал Мери- не изменилась:
— Наш обычай таков: каждый вправе затребовать все те возможности, которые посильны обществу.И,наоборот,никого нельзя лишать того, чем пользуется хотя бы один член общества.Поэтому мы обязаны обеспечить экипажу дальнего корабля такие же удобства,какими пользуются остающиеся. Иначе был бы нарушен принцип равноправия.К сожалению,полностью осуществить это не удается,прекрасная страна в звездолете,так восхитившая вас, далеко не столь прекрасна, как наши планеты. Из этого несовершенства вытекают многие печальные выводы.
5
О рамирах у галактов сохранились одни темные предания…
Этот странный народ хозяйничал в скоплениях Персея не то до появления галактов,не то в самом начале галактовой цивилизации. Ни об облике, ни об образе жизни этих существ известий не сохранилось,следы их деятельности тоже пропали, если не считать такими следами сами планеты. Дело в том, что планетооснащенность- галакт применил именно этот термин- светил Персея в сотни раз выше планетооснащенности других звезд Галактики. В Персее десять-пятнадцать спутников у одной звезды- рядовое явление. Предание приписывает обилие планет в Персее рамирам, умевшим скатывать эти космические шары из уплотняемого пространства.Возможно даже,что сами скопления произошли оттого, что рамиры, вычерпав между звездами пустоту, насильственно сблизили их.
— Реакция Танева,- вставил слово Ромеро.- Люди пользуются ею давно. Могущество рамиров того же порядка или на порядок выше, но не более современного человеческого.
— Но оно выше нашего,- возразил галакт.- Создавать планеты мы не умеем.
Дальнейшие известия делаются все неопределенней. Рамиры постепенно переселялись к ядру Галактики, где совершались какие-то грандиозные перестройки звездных масс.И сейчас там- звездные катаклизмы,ядро пульсирует, словно его разрывают мощные силы.А в Персее, после исчезновения рамиров, все планетные системы поступили во владение галактов.
— И разрушителей, очевидно?- спросил Ромеро. — И, сколько понимаю, вы не поделили доставшееся космическое богатство.
— Персей принадлежал галактам безраздельно, ибо сервов- так мы их называли — мы создали потом.
— Разрушители- ваше творение?
— Да. Мы их сотворили себе на голову! Просчет был в том, что разрушители вначале были созданы механизмами.