– Считаешь меня глупым?
– Совсем нет, – без промедлений ответил я. – Ты любишь его. Делаешь все, что
требуется. Разумеется, судить не мне.
Он стрельнул в меня глазами и тихо пошептал:
– А ты? Ну, знаешь… Был влюблен?
От неожиданного вопроса в груди как по щелчку появилось напряжение, будто его
слова стиснули мне сердце. Я хотел солгать, но решил: «К черту». В Эндрю было что–то,
отчего я ощущал… ну, я не совсем уверен… Безопасность? Что он не осудит меня.
Поэтому, учитывая вышесказанное, я выдал ему правду.
– Не думаю. Похоть, разумеется. Но любовь? – Я покачал головой. – Кажется,
любовь для других людей.
Эндрю изучал меня с минуту, точно я запутал его.
– У тебя есть… парень?
Я покачал головой.
– Нет. Нет времени. Я слишком занят, устраивая фейковые свидания с
красавчиками вроде тебя.
Эндрю усмехнулся, на шее показался легкий румянец. Похоже, ему не хватало слов.
– Ты несешь какую–то ересь.
Правда. Мне требовалось узнать о нем и Эли, и конечно, почему закончились их
отношения. Поэтому задал еще вопрос – самый сложный из всех.
– Почему он ушел от тебя?
Он посмотрел на меня так, будто я ударил его, и на некоторое время затих. Надулся
и выпятил губы, после чего снова впился зубами в нижнюю губу. И наконец–то произнес:
– Честно говоря, понятия не имею. Как я уже говорил, с ним все походило на
ураган. Знакомство, его переезд, его предложение пожениться, и все вроде шло прекрасно.
Ну, я так считал, а потом… – Он пожал плечами. – Потом я пришел с работы домой как
раз в тот момент, когда он уходил с чемоданом.
– Что он сказал? – без нажима спросил я.
– Что ему… – Эндрю громко выдохнул, – … что ему нужно передохнуть.
– То есть он не заявил, что все кончено? Не сказал, что помолвка разорвана?
Эндрю бросил на меня грустный взор и покачал головой.
– Нет. Просто сказал, что ему нужен перерыв и ушел, будто отправился за молоком
или что–то в этом роде.
– Х–м–м. – Без сомнений, что–то было не так. Я нахмурился, чего не упустил
Эндрю.
– Что?
Пришло время для второго сложнейшего вопроса.
– Думаешь, у него кто–то есть?
– Нет. – Эндрю затряс головой, нахмурив лоб. – По крайней мере, я так не считаю. –
Он посмотрел на меня с паникой в глазах. – О, Боже. А если есть? – Его лицо приобрело
нездоровый вид, а потом он схватился руками за голову.
Я положил ладонь ему на плечо и прибег к отлично отрепетированной реплике,
только в этот раз все было иначе.
– Эндрю, послушай меня. Если этот парень встречается с кем–то, тогда тебе будет
лучше без него. Но если ему просто нужен перерыв и немного времени, чтоб здраво
смотреть на происходящее, тогда мы поможем ему сфокусироваться на главном. Ясно?
Эндрю сделал глубокий вдох, собрался и, в конце концов, кивнул.
– Ясно.
– Отлично, – проговорил я, обнадеживающе улыбаясь. – Итак, если мы хотим, чтоб
твой мужчина заревновал и ползал у тебя в ногах, умоляя принять его обратно, тогда нам
есть, над чем поработать.
Глава 3
– Говорю вам, было невероятно, – рассказывал я, а Лола, Габриэль, Даниэла и
Эмилио глазели на меня. Мы пили кофе в тату–салоне, сидя там, где клиенты ожидали
своей очереди или пролистывали тату–журналы, что стало нашей утренней воскресной
традицией. Я как обычно прихлебывал зеленый чай, они – кофе, и проходил через
традиционный допрос после старта нового дельца. Какой он? Он извращенец? Есть ли у
него фетиш на надувные куклы? Ну, знаете… нормальные такие вопросы.
– У него на стене в гостиной висят иллюстрации, написанные им самим, – сказал я
им. – Карандашные наброски, но фон – акварельный. Охеренные картины. – Я кивнул на
книги по татуировкам на кофейном столике, что стоял между нами. – Ничего лучше в
жизни не видел.
– Н–да? – спросил Эмилио. Как татуировщик он бы оценил то, о чем я вещал. – Он
рисует мультики?
– Он делает видео–борды, которые отправляют аниматорам, – пояснил я. –
Нереально круто. А еще в гостиной у него огромный рояль.
– И что, в шкафу не скрываются похожие на живых синтетические секс–куклы? –
разочарованно задала вопрос Даниэла.
Эмилио шутливо насупился.
– Не все такие же извращенцы, как ты.
Он хмыкнула.
– Спасибо, малыш. – Я не смог сдержать хохот. Эмилио и Даниэла стали мне очень
близкими друзьями. Арендодатели – да, но Эмилио мне как старший брат, а его
красавица–жена – названная сестра.
– Значит, он симпатичный и совершенно нормальный? – спросила Лола.
Я пожал плечами.
– Настолько хорошо мы еще не знакомы, то есть секс–игрушек в ящиках я еще не
видал, но да. Если существует такое понятие как «нормальный». И говорю вам, он –
прекрасная замена предыдущему парню.
Габриэль прыснул.
– О, да ладно, – сказал он. – Что плохого в том, что пацан двадцати с копейками лет
коллекционирует ложки, а его диваны обернуты в полиэтилен?
Я покачал головой, вспоминая первые впечатления от посещения квартиры того
парня. Меня передернуло.
– То была наименьшая из проблем. Чувак был жутким как черт.
Лола рахохоталась.
– А тот говнистый супербогач перед ним? Который считал своего бойфренда
приобретаемым товаром и никак не мог врубиться, почему парнишка подался в бега.
– Это я посоветовал парнишке податься в бега, – пояснил я. – Я предпочел парня с
полиэтиленом и «Клороксом4» вместо этого козла. – Было вполне реально справиться с
дебилизмом Раймонда, но самовлюбленный «самодельный» миллионер Джерард считал, что за деньги можно купить любую прихоть, включая людей. Такое дерьмо со мной не
прокатывало.
4
Товарный знак отбеливателя для тканей и пятновыводителя.
– И когда Человек–Рояль будет здесь? – спросил Эмилио.
Мы всегда давали моим клиентам погоняла: Человек–Клорокс, Говнистый
супербогач, Шерстяной парень, Человек–Жопа. Для всех нашлись походящие. Но по
какой–то причине мне не понравилась идея навесить ярлык на Эндрю, тем более что
прозвище принижало его.
– Его зовут Эндрю, – заявил я и решил оставить без внимания направленные в мой
адрес взгляды и распахнутый рот Даниэлы. – Он будет здесь с минуты на минуту.
Как по заказу Эндрю, выглядя, как очень привлекательный ботаник в своем свитере
с ромбиками и классических брюках, остановился перед дверью в салон. Он разглядывал
название, абсолютно не замечая пятерых человек, наблюдавших за ним изнутри. Покачал
головой, пробормотал что–то под нос и хотел вроде постучать, но потом на секунду
«завис» и опустил руку. Сделал глубокий вдох и быстро тукнул по двери, решив, вероятно, не дожидаться пока потеряет самообладание и сбежит.
– Иди, спасай его, – пихнула меня Лола своей туфлей на высоком каблуке.
До меня дошло, что я сидел и, как идиот, пялился на него.
– Точно, – сказал я и быстро зашагал к двери отпирать задвижку. – Привет, –
поздоровался я.
Эндрю послал мне полуулыбку.
– Привет.
Я отступил немного назад.
– Проходи, знакомься с моей командой. – Эндрю вошел, благоухая всевозможными
приятностями, и я запер дверь: технически салон не работал еще час или около того.
Выглядел он потерянным и не на своем месте, таращась на всех, кто таращился на него.
Казалось, он либо грохнется в обморок, либо убежит. А, может, и все сразу. – Эндрю, –
начал я, положив ладонь ему на плечо и немного подтолкнув вперед. – Это Даниэла и ее
муж Эмилио, они владельцы салона. С Лолой ты уже встречался, а это ее парень Габриэль
или Габ, как мы его зовем. Ребята, это Эндрю.
Все четверо помахали, брякнули тихое «привет» и неловко перекинулись парой
слов. Эндрю вытер ладони о бедра, поэтому пока никто не успел ничего ляпнуть, чтоб
смутить его еще больше, я посмотрел на него, все еще придерживая рукой за спину, и
сказал:
– Готов?
Он быстро кивнул.
– Конечно.
Повернувшись к друзьям, которые смотрели на нас и улыбались, я произнес:
– Мы пошли. Словимся позже. Запрете за нами? – я направился к входной двери, отпер ее и придержал для Эндрю.
Дверь еще не успела закрыться, и клянусь, я уловил, как Лола визгливо зашептала, что она делает только в периоды эмоционального возбуждения.
– О, боже мой! Вы видели лицо Спэнсера? – Кто–то что–то забормотал, кто–то
засмеялся, но, к счастью, дверь со щелчком закрылась, и больше я ничего не услышал. По
воле Господа или благодаря хорошим манерам Эндрю вроде ничего не заметил. Я же
мысленно отметил: убить своих так называемых друзей.
Я указал на ведущую к пляжу улицу.
– Сюда.
Пройдя полблока в тишине и немного поболтав о его поездке до моего дома, он
проговорил:
– Твои друзья классные.
Я захохотал.
– Обычно они так себя не ведут. Они реально хорошие люди. Большинство считает
татуировщиков бандитами, что совсем не так. Эмилио и Даниэла – очень верные друзья, а
Лола… чокнутая. Но она моя лучшая подруга. Милая, суровая и чокнутая.
– Мало кто мог бы носить розовые волосы, черно–белое полосатое платье и
бирюзовые туфли.
Теперь я ухмылялся.
– Да, мало кто. Она смахивает на девочку из пятидесятых, встретившую панк–
рокершу.
Он улыбнулся.
– Правда.
– За углом есть небольшой марокканский чайный дом, – поведал я ему, кивнув
вверх по улице. – У них отличные завтраки. Ты ел?
– Несколько часов назад.
Господи, было воскресенье, десять часов утра.
– Ты давно встал?
– Уже успел сходить в зал.
Я покачал головой.
– Тогда аппетит должен был появиться.
– Никогда не пробовал ничего марокканского. На завтрак, конечно.
Я открыл дверь в кафе и поймал себя на том, что улыбался ему.
– Тогда сегодня у тебя первый раз.
Внутренний интерьер кафе – сочетание оранжевого, пурпурного и красного. Здесь
пахло специями и лимоном. Столы из темного дерева были низкими, а скамьи устелены
подушками, и я был благодарен, что мой любимый столик пустовал. Располагался он в
углу возле окна, в которое проникал солнечный свет.
Я уселся и ждал того же от Эндрю. Он устроился напротив меня, оглядываясь
вокруг и улыбаясь.
– Люблю это место, – признался я ему. – А этот стол? Если б можно было принеси
книгу и весь день получать чай, я бы никогда не ушел. Особенно зимой, когда солнце
проникает в окно.
Он улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки, и опять меня поразило, какой
же он красавец. Коротко постриженные волосы песочного цвета были зачесаны на бок, но
все равно немного взъерошены. Он был чисто выбрит и пах невероятно хорошо: мылом, дезодорантом и мужчиной. Он был такой весь из себя американский мальчик–аккуратист, знавший все на свете. Я постарался представить его в одежде примерно моего стиля или в
чем–то ином, нежели чем в свитере с ромбиками и классических брюках, но не преуспел.
Ему все это очень шло. Если бы существовал журнал под названием «Сексуальные
ботаники», он был бы на обложке.
Хозяйка, пожилая женщина по имени Зинеб, подошла к нам и сверкнула улыбкой.
– Спэнсер, давно не виделись.
– Знаю! Был занят на неделе, – сообщил я ей. – Но мой друг никогда не пробовал
ничего марокканского. Как считаете, с чего ему начать?
– С хобз бчехмы с бараниной и перцем, – ответила она. – Приготовлены сегодня
утром, и мсемен, твой любимый.
Я усмехнулся.
– Как всегда. Пожалуйста, с медово–инжирным вареньем.
Она закатила глаза.
– Разумеется. Чай?
– Для меня – да, пожалуйста. – Я махнул рукой на Эндрю, изумленно смотревшего
на меня. – И латте с двухпроцентным молоком, без сахара и сиропа. Спасибо. – Я сделал
для него заказ ровно так, как ему нравилось.
Зинеб оставила нас и выкрикнула что–то по–арабски своему мужу. Боже, я обожал
это место.
– Ты запомнил? – спросил Эндрю. – Какой кофе я пью.
– Конечно, – ответил я. Будто для него никто и никогда не делал таких простых
вещей. – Моя работа – помнить о тебе все.
– Да, безусловно, – сказал он, неожиданно обнаружив что–то интересное в меню.
– Что напоминает мне, – добавил я. – О любимой песне.
– Понимаешь, не так–то все легко.
– Нет, легко.
– Тогда какую песню ты любишь больше всех остальных?
– Кавер Джеффа Бакли «Аллилуйя».
Он моргнул.
– Так просто?
– Так просто.
– Хорошая песня.
– Песня прекрасная, – поправил я. – Не пойми неправильно, мне нравится версия
Леонардо Коэна. Но версия Джеффа Бакли… ну… прекрасна.
– Прекрасна? Довольно громкое заявление. – Он помрачнел. – Прекрасная песня?
Как ты определяешь прекрасную песню?
Я поймал себя на том, что улыбался ему.
– Не выворачивай ее наизнанку, вот как. Отбрось весь технический шлак:
параметры, аккорды и прочую лабуду. Исходи из ощущений. Что ты чувствуешь здесь. –
Я прижал руку с груди. – Эта песня остановит меня, где бы я ни был.
Он рассматривал меня с намеком на улыбку, но в глазах мелькнуло понимание и
невысказанное согласие.
– Что ж, если ты определяешь прекрасную песню именно так, то я бы назвал
«Лунную сонату» Бетховена. – Он тяжело сглотнул и пожал плечами, как бы извиняясь. –
Она не крутая или что–то типа того, но это красивая песня. Хотя формально это даже не
песня, а музыкальная композиция.
– Формальности в сторону, не извиняйся, – сказал я. – Никогда. Если тебе нравится, признай. Повторяй за мной… – Он в ожидании уставился на меня. И я произнес: – Моя
любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она
охренеть какая классная.
Он зашелся в хохоте и огляделся вокруг убедиться, не слышит ли кто мои
ругательства.
– Говори, – надавил я на него.
Он прокашлялся и тихо залепетал:
– Моя любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она… охренеть какая классная.
Я хмыкнул.
– Видишь? Разве не стало лучше?
Он усмехнулся как раз в тот момент, когда Зинеб принесла наши напитки и с
надеждой посмотрела на меня.
– Ну? – сказала она. – И кто твой друг?
Эндрю остолбенел, глядя на нее, а я представил их друг другу.
– Это Эндрю. Эндрю, это Зинеб, творец самого вкусного зеленого чая во всем ЛА.
Он просияла.
– Ему нравится марокканский зеленый, – обратилась она к Эндрю. – Мало кому он
нравится. Купи ему чай, и ты завоюешь его сердце. – Я фыркнул, а Эндрю почти
проглотил язык. – Еда скоро будет, – добавила она и удалилась, по–видимому, не обратив
внимания на ужас, отразившийся на лице Эндрю.
– Она считает, мы…?
Он кивнул.
– Лучше привыкнуть, – сказал я, разворачивая чашку чая. – Нужно, чтоб публика
думала, что мы встречаемся. Особенно Эли.
Брови Эндрю сошлись на переносице, но он кивнул.
– Да. Наверно.
– Не такой уж я и страшный, – брякнул я, пошутив лишь наполовину.
– Что? Нет! – яростно воскликнул он. – Ты просто… ну, знаешь…
– Нет, не знаю. – Это могло плохо закончиться. Мне практически не хотелось
задавать вопрос. – Это хорошее «ну, знаешь» или плохое «ну, знаешь»?
– Хорошее, – протарахтел он. Шею покрыл слабый румянец. – Просто ты такой…
стильный. – Он поежился от сказанного слова. – А я нет.
– Ну, простите мистер любитель «Заводного апельсина» и «Лунной сонаты», –
парировал я с улыбкой. – Это чертовски круто.
Он покачал головой, полностью игнорируя мои слова.
– Но посмотри, как ты одет.
Я глянул на свою одежду: брюки три четверти песочного цвета, белая рубашка на
пуговицах и синие замшевые «оксфорды».