– Да. – Хемсворт выпрямляется. – Я сделаю. Спасибо Вам.
И выходит из машины.
Улица встречает промозглым холодом и моросящим дождем. Но Крису плевать. Теперь он знает, что должен делать.
В опустевших больничных коридорах тишина. Холодный свет люминесцентных ламп, эхо шагов.
Крис толкает легкую дверь больничной палаты и замирает. Потому что Том в сознании. Он часто хрипло дышит, запрокинув голову. Тонкие пальцы сжаты в кулаки. А руки и ноги зафиксированы ремнями.
– Они опять связали тебя, – Крис выдыхает это не в силах сдвинуться с места. Стыд обжигает, разливается под кожей, словно раскаленная лава.
– Крис? – шепот похож на прах. Серый прах в сером воздухе. – Ты... принес мою флейту?
– Нет, – Хемсворт медленно подходит к постели. – Прости.
– Ничего... – сухие губы силятся улыбнуться. – Спасибо, что... пришел... Крис. Я думал, что... не увижу тебя... больше. Твои родные... я понимаю... Я думал, ты уехал.
Тому явно сложно не только говорить, но и сформулировать мысль. В почти бесцветных, помутневших от боли глазах проскальзывает виноватое выражение.
Хемсворт отчаянно мотает головой. Сил сказать хоть что-нибудь – нет. Поэтому он только закусывает губу и начинает расстегивать ремни, фиксирующие тело музыканта.
– Не надо! – Том слабо дергается. – Когда боль... ее нельзя контролировать... Я же... Один. Я просто... Я могу...
– Мы едем домой, – Крис осторожно берет ладонь англичанина в свою. – Мы уезжаем отсюда прямо сейчас. Как ты хотел.
И целует его в сухие потрескавшиеся губы.
___________________________________________________________________
Placebo – My Sweet Prince
Глава 17. «Вопрос веры».
Забрать Тома из больницы оказалось не так уж сложно. Врачи только понимающе кивали, когда Крис объяснял, что хочет хоть немного скрасить последние дни двоюродного брата.
Хемсворта снабдили длинным списком таблеток, которые нужно было принимать Тому. Объяснили, как хоть немного облегчить приступы.
Средних лет мужчина в белом халате рассказывал об этом так, словно лекцию читал. С равнодушной интонацией профессора. Но Крис не винил врача. В конце концов, он всего лишь работает здесь. И его обязанностью не является проявлять участие к каждому, кто имел несчастье заболеть раком.
Из машины Тома приходится почти выносить. Англичанин безвольно обвисает на руках Криса. Хрипло, с трудом дышит. Он похудел настолько, что кажется совсем прозрачным. Черные отросшие волосы растрепались, их ерошит налетевший внезапно ветер.
– Мне холодно, – Том шепчет это едва слышно.
Хемсворт, не зная, что сказать, просто притягивает музыканта ближе, пытаясь согреть хотя бы теплом собственного тела.
Том спотыкается, запинаясь о пустоту, сгибается, прижимая ладонь ко лбу. Хрипло выдыхает, сдерживая стон.
– Тише, – Крис помогает ему выпрямиться и тянет к крыльцу. – Сейчас уложим тебя.
– Заботишься обо мне, – Хиддлстон снова едва не падает, зацепляясь о ступеньку. – Не проще было... оставить все как... есть? В больнице меня могли... просто привязать... – он говорит с частыми паузами, периодически жмурясь от боли.
Крис видит эту боль. В мутных покрасневших глазах. Слышит в хриплом прерывистом дыхании. Чувствует в дрожи, прокатывающейся по всему исхудавшему телу музыканта.
– Ничего, все будет хорошо, – Хемсворт закрывает дверь и включает в прихожей свет. Том вздрагивает, зажимает ладонями глаза, втягивает голову в плечи. Но не говорит ни слова.
– Я погашу, – Крис поспешно стягивает куртку сначала с себя, а потом пытается снять ее с Тома. – Опусти руки, это нужно снять.
Хиддлстон послушно отнимает ладони от лица, но глаз не открывает. В их уголках скопилась прозрачная влага. Крис осторожно проводит большим пальцем, стирая.
– Это больно! – Том дергается. – Не трогай глаза!
– Прости, – Хемсворт прикасается губами к уголку рта музыканта. – Идем ложиться.
Едва Крис укладывает Хиддлстона в постель, тот вцепляется трясущимися пальцами в его руку и сбивчиво шепчет:
– Ты же видел кого-то из них? Ты отдашь меня?! Крис!
– Нет, – Хемсворт наклоняется и мягко целует холодное запястье музыканта. – Ты будешь здесь. С тобой все будет хорошо. Ты будешь моим.
– Мое тело... дороже для тебя, чем родные? – в голосе у Тома вдруг появляется истеричное веселье, – ты подумал только о моей драгоценной заднице? Не о людях, которые погибнут? Я был уверен, что ты отдашь меня... Боже!..
– Том, я... – Хемсворт кладет ладонь на живот музыканта и начинает тихонько поглаживать через тонкую ткань рубашки. – Я должен объяснить тебе кое-что. Ты выслушаешь?
– Не хочу, – обескровленные губы растягиваются в улыбке. – Теперь нет больше ничего важного для меня. Еще немного потерпеть...
– Ты же не хочешь умирать! – Крис хватает англичанина за плечи. – Напрягись, Том! Десять минут! Мне нужно твое внимание на десять минут!
– Я сказал, что боюсь смерти... – Хиддлстон прикрывает опухшие веки. – Я не сказал, что не хочу умереть. С моей смертью все проблемы просто исчезнут на ближайшие... – Том смеется, не договаривая. – Это все настолько дико... Вся эта чертова мистика, моя флейта, какие-то способности, которые приносят только боль! Я не хотел этого!
– Как раз об этом, – Крис говорит совсем тихо, делая акцент на контрасте своих интонаций и Тома, – я и хотел рассказать, – он успокаивающе поглаживает пальцы музыканта. – Выслушаешь?
– Мне больно... – Хиддлстон слабо улыбается. – Я едва понимаю, что ты говоришь. Я не...
– Мы будем стараться, чтобы ты понял, – Крис ложится рядом, обнимает за плечи. – Ты просто слушай, хорошо?
Том едва заметно кивает. В мутных от боли, слезящихся глазах – никакого выражения.
А Крис начинает объяснять. Рассказывать то, что услышал от последнего из Старейшин. Проговаривает предложения по нескольку раз, упрощает их. Под конец он уже шепчет в самое ухо, массирует затылок музыканта, зарывшись пальцами в его густые волосы.
Том только хрипло смеется, когда Хемсворт, наконец, заканчивает. И почти с издевкой спрашивает:
– Ты сам-то... веришь? Это же чушь... Чтобы я сам...
– Вспомни, Том! – Крис сжимает пальцами плечо англичанина. – Просто сопоставь! Едва они сказали, что это рак – тебе резко стало хуже! Только вот... Почему это произошло снова? Они ведь дали год...
– Когда я... ездил в магазин, помнишь? – Хиддлстон запинается, прикрывает глаза. – Я ездил не только туда... Я ведь был у врача. Хотел провериться на всякий случай. И он сказал, что болезнь вернулась. Показал снимки... И мне...
– И тебе тут же стало плохо, – Крис заглядывает в блеснувшие мыслью, снова ставшие прозрачными глаза. – Ты поверил этому человеку.
– Думаю... мне уже было... плохо перед этим, – Том неуверенно касается кончиками пальцев виска. – Я же...
И Крис вздрагивает. В черных волосах англичанина на секунду проявляется рыжина, тонкая прядка. А Том зачем-то проводит ладонью по волосам, приглаживая.
– Ты не помнишь? – Крис садится и тянет за собой Хиддлстона, тоже заставляя сменить положение. – Или тебе не хочется об этом думать?
– Пусти! – англичанин безуспешно пытается вывернуться. Отталкивает Криса от себя. – Я не хочу ничего помнить! Это больно! Мне больно, Крис!
– Что ты помнишь, Том?! – Крис встряхивает худое тело музыканта. – Тогда, когда он трахал тебя, что ты помнишь?!
– Боль! – Хиддлстон истерично вырывается. – То, как безумно мне было больно! Какого черта ты спрашиваешь меня об этом?! Тебе мало того, что я умираю?!
Но Крис не отступает. Заставляет себя забыть о том, как больно сейчас Тому, о том, что вся эта память, пусть и им же самим созданная, она причиняет ему еще большее страдание.
Он должен добиться того, чтобы Том поверил.
Да, он испытает боль. Но она приведет к исцелению.
– А его лицо? – Хемсворт говорит намеренно жестко. – Когда он трахал тебя, ты видел его лицо?
– Он был сзади, – Том смеется. – Он брал меня сзади. Это только ты у нас иногда пытаешься быть нежным.
– А как он поранил тебя? – Крис сдергивает с музыканта тонкую рубашку, намеренно грубо проводит пальцами по шраму на его груди. – Ты помнишь, как он наносил тебе эти раны? Чем?
– Я не хочу думать об этом! – Том вдруг всхлипывает, прижимает ладонь к лицу. – Я не хочу вспоминать! Мало мне было отца...
– Ты сам свел с ума своего отца, – сейчас Хемсворт чувствует себя настоящим подонком. Но что он еще может? Только эмоции помогут Тому хотя бы слегка отвлечься от боли. – Ты сам сделал его алкоголиком и насильником. Ты виноват.
– Зачем ты так? – на щеках музыканта влажные дорожки. – За что, Крис? Как я мог...
– Ты просто должен помнить, Том. Вся твоя жизнь – череда неудач. Родители, которые странным образом потеряли рассудок. Друзья, которые отворачивались от тебя. Твое одиночество. Все, что преследовало тебя. Твои крики по ночам, – Крис больше не смотрит на англичанина. Он просто не может видеть боли в прозрачных глазах. Не может видеть в них этот немой вопрос: «за что?». Так что ему просто остается говорить.
– Что бы ты ни сказал... – Том вдруг безвольно откидывается назад, расслабляясь, – это все равно ничего не изменит. Я не... Я не чувствую уже. Я не хочу, чтобы все это продолжалось. Моя жизнь, пропитанная одиночеством, все эти несоответствия, которые сводят с ума. Я просто хочу покоя. Я устал чувствовать боль.
– Боже... – Крис осторожно опускает Хиддлстона на подушку. – Том, я ведь... Просто попробуй хотя бы подумать о том, что я сказал! Они заставили тебя поверить в реальность, которую внушили тебе. Ты сам создавал себе всю эту боль! Тебе стоит просто захотеть! Вот, гляди!
Хемсворт вскакивает, сдергивает со стола маленькое карманное зеркало. Подносит его к лицу Тома. И просит:
– Посмотри на себя. Просто вглядись! Ты говорил, твои волосы ведь не всегда были такими! Вспомни!
– Мне больно, Крис! – англичанин невидяще смотрит в свое отражение. – Бога ради, перестань! Я не... оно разрывает изнутри! Скребется!
Хиддлстон вцепляется в виски так, словно и правда пытается...
Крис отбрасывает зеркало, перехватывает тонкие запястья музыканта, разводит его руки в стороны. И четко проговаривает:
– Просто сосредоточься. Поймай это чувство. Осознай то, что доставляет тебе эту боль.
– Оно... – прозрачные глаза вдруг закатываются, Том мучительно выгибается на постели, пальцы комкают простынь. А потом он затихает. Только слабое, едва слышное дыхание свидетельствует о том, что жизнь еще теплится в измученном организме.
А Крис просто улыбается, перебирая в пальцах тонкую рыжую прядь.
______________________________________________________________________
Patrick Doyle – Letting Go
Глава 18. «Пусть он не забудет».
Теплые пальцы касаются шеи, щек. Гладят ласково. Так, будто его кожа и не кожа вовсе, а что-то хрупкое, до чего боишься неосторожно дотронуться.
Том приоткрывает глаза и тут же видит перед собой уставшее лицо Криса. Голубые глаза смотрят обеспокоенно.
Хиддлстон улыбается этим глазам, тянет руку, дотрагивается до небритой щеки Хемсворта. А потом вдруг понимает, что все это может быть... лишь выдумкой. Реальностью, которую он сам себе создал. Ведь если рассудить здраво: стал бы Крис вот так сидеть рядом с ним? Стал бы возиться с умирающим, при условии, что вся его семья... Черт!
На глаза отчего-то наворачиваются слезы. Все это неправильно! Почему то, что так волшебно, так тепло – оказывается вымыслом? Сном, пусть и красивым.
– Том? – Хиддлстон зажмуривается, чувствуя на щеке теплое дыхание. – Ты ведь очнулся?
Голос звучит отчаянно. Так, будто...
– Я долго был без сознания? – слова получаются хриплыми, едва слышными. Том сам пугается своего голоса и поэтому не говорит больше ничего, а просто вопросительно смотрит на Хемсворта, надеясь на ответ.
– Долго, – его подхватывают под спину, осторожно меняют положение. Движение отзывается тупой болью в затылке. Неприятной, ноющей. Хиддлстон морщится и прикрывает глаза. Снова. Это, похоже, начало входить в привычку.
– Это пройдет, – Крис едва ощутимо касается его волос, почти... благоговейно. А потом целует куда-то в висок.
Хиддлстон касается пальцами щеки, удивленно ведет по гладкой коже. За то время, как все это началось он ведь ни разу не...
– Это ты сделал, Крис? – в интонации столько неуверенности, что Том удивляется сам себе. Но, в конце концов, кто его осудит?
Хемсворт смущенно улыбается и скомкано кивает:
– Я просто не знал, что делать. И подумал, что тебе будет приятно, если... – он запинается, бросает быстрый взгляд на Тома, – когда ты очнешься.