— Ваши ответы записываются, мистер Энгстрем; я хотел бы, чтобы вы, зная об этом, были в них абсолютно точны.
— Я точен.
— Припоминаете ли вы конфликт, возникший между билетером и пьяным зрителем за пять минут до окончания сеанса?
— Да.
— Что явилось причиной его, не могли бы мне сказать?
— Тот человек — он был пьян и мешал другим.
— И как с ним поступили в конце концов?
— Вон! Вышвырнули вон.
— Никаких конфликтов в зале в тот вечер не возникало. Второй вопрос. Помните ли вы остановку по техническим причинам и паузу в ходе шестичасового сеанса, которая продолжалась минут пятнадцать?
— Нет.
— Зрители кричали, свистели?
— Нет, не было никакой паузы.
— Точно?
— Ничего такого не было.
— Пауза была, и она зафиксирована в журнале киномеханика. Из-за нее сеанс закончился не в 8.40, как обычно, а примерно в 8.55, и первый автобус, который мог довезти вас до пересечения М-стрит и Висконсин-авеню, прибыл не в 9.20, а где-то в 9.45. Таким образом, домой вы могли вернуться не ранее, чем без пяти десять, и уж никак не в половине десятого. Не угодно ли объяснить столь странное несоответствие?
Карл выслушал все это с полнейшим равнодушием.
— Нет, — только и сказал он.
Детектив смерил его долгим взглядом, затем отвел глаза, щелкнул чем-то под пальто и некоторое время глядел себе под ноги.
— Мистер Энгстрем, — начал он слегка усталым, доверительным тоном, — совершено, по-видимому, серьезное преступление. Вы — под подозрением. Из независимых источников мне стало известно, что мистер Дэннингс беспрестанно вас оскорблял. И вот теперь, насколько я понимаю, вы не в состоянии указать свое местопребывание в момент его смерти. Послушайте, все мы нормальные, живые люди. И женатому мужчине случается оказаться в таком месте, о котором распространяться ему нет никакого резона. Вы заметили, может быть: я устроил все так, чтобы мы смогли поговорить с вами наедине, без свидетелей. Я не записываю. Магнитофон выключен. И мне вы можете полностью доверять. Если в тот вечер, мистер Энгстрем, вы действительно были с женщиной, признавайтесь в этом без малейших колебаний: я проверю факты, сниму с вас все подозрения, и жена ваша ни о чем не узнает. Итак, скажите мне: где вы находились в момент гибели Дэннингса?
На секунду Киндерману показалось, будто что-то вспыхнуло в глазах швейцарца и… тут же угасло.
— Я был в кино, — упрямо процедил он сквозь зубы.
Детектив поглядел на него в упор. Некоторое время слышны были лишь его тяжелое дыхание да мучительно равномерное секундное тиканье. Первым нарушил молчание Карл.
— Вы меня арестуете? — Голос его слегка дрожал.
Киндерман не ответил. Еще несколько секунд он глядел на швейцарца пристальным, немигающим взглядом; в тот самый момент, когда тот, казалось, собрался было сказать что-то, резким движением оттолкнулся от поручней, сунул руки в карманы пальто и неспешной походочкой, беспечно поглядывая по сторонам, направился к машине.
Карл провожал его взглядом, стоя на крыльце с непроницаемым, каменным лицом. Детектив открыл дверцу, вынул откуда-то пачку бумажных салфеток, высморкался и с самым беззаботным видом устремил взор свой куда-то вдаль, к реке, будто размышляя над тем, где бы можно было сейчас пообедать. Затем, не оглянувшись, влез на сиденье. Машина скрылась за углом; тут только Карл заметил, что его дрожащие пальцы уже не сжимают дверную ручку…
Хлопнула входная дверь. Крис с задумчивым видом сидела в кабинете за стойкой бара и тонкой струйкой вливала водку в стакан со льдом. Раздались шаги; Карл поднялся по лестнице. Помешивая указательным пальцем в стакане и рассеянно поглядывая себе под ноги, она медленно направилась в кухню. Что-то было не так. Какой-то далекий, неясный ужас словно тонкой полоской света из-под двери тихо струился в одинокую темную комнату ее сознания. Что там, за дверью? Что там?
Не поднимай глаз!
Крис зашла в кухню, села за стол и пригубила стакан. “…Убил человек необычайной физической силы…” Снова взгляд ее упал на книгу о колдовстве.
Что-то…
Послышались шаги: это Шэрон возвращалась из спальни Риган. Она вошла в кухню, села за машинку и заправила в нее чистый лист.
Что-то…
— Ужас просто, — пробормотала девушка; держа пальцы на клавишах, она скользила взглядом по закорючкам своей стенограммы. Наступила неловкая пауза. Крис с отсутствующим видом поцеживала водку из своего стакана. Шэрон вновь попыталась с ней заговорить. — Сколько этих хиппи у нас тут развелось — на М-стрит, да и на Висконсине. Наркоманы. Оккультисты. “Гончие ада” — это их так полиция называет, — начала она тихим, дрожащим голосом. Затем умолкла в ожидании ответа, все еще глядя к себе в листок. — Может быть, и Бэрка…
— О Боже, Шэр! Давай наконец забудем об этом! — взорвалась Крис. — Мне, знаешь, и с Рэгс проблем хватает. Так что извини уж… — Она закрыла глаза и вцепилась пальцами в переплет.
Шэрон решительно уставилась в клавиши, разразилась оглушительной минутной очередью, потом вскочила и выбежала из кухни.
— Пойду пройдусь! — бросила она в дверях ледяным тоном.
— Держись подальше от М-стрит, — мрачно посоветовала ей Крис.
— Всенепременно.
Дважды хлопнула входная дверь. Крис вздохнула, на секунду устыдилась своей вспышки. “Что ж, выпустила пар… Нет, не весь. Осталась дверь, и под ней — полоска света… Слабого, тусклого света.”
Отключись!
Крис набрала побольше воздуху в легкие и попыталась сосредоточиться. Затем раскрыла книгу, нашла место, на котором остановилась, и принялась лихорадочно перелистывать страницы, перепрыгивая взглядом с абзаца на абзац. Нужно было найти хоть что-то, хоть один знакомый симптом…
“Бесовская одержимость… синдром… случай с восьмилетней девочкой… противоестественная… четверо сильных мужчин едва удерживали ее от…”
Крис перевернула страницу, замерла, заслышав шум. Это Уилли вернулась с продуктами.
— Уилли?.. Уилли? — Собственный голос показался Крис безжизненным и тусклым.
— Да, мадам, — отозвалась женщина и поставила сумки на пол. По-прежнему глядя вниз, Крис подняла перед собой книгу.
— Это ты принесла ее в кабинет, Уилли?
Та обернулась, кивнула и стала вынимать покупки.
— Где ты ее нашла?
— Наверху, в спальне, — буркнула Уилли и, открыв холодильник, начала засовывать в мясное отделение ветчину.
— В чьей спальне, Уилли?
— Мисс Риган. Убирала и нашла ее под кроватью.
— Когда ты нашла ее там? — проговорила Крис, уже не в силах оторвать взгляда от первой страницы.
— Когда все уехали в больницу, мадам. Чистила пылесосом, вот и нашла.
— Ты в этом уверена?
— Уверена, мадам. О, я уверена.
Крис замерла, не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться: с необычайной ясностью в памяти ее вспыхнула картина: спальня Риган… распахнутое настежь окно… вечер… тот самый вечер. А глаза ее все отказывались поверить необъяснимому, ужасному знаку…
От первой страницы, по всей ее длине, была аккуратно оторвана тонкая полоска бумаги.
Крис вздрогнула и подняла голову: сверху послышались шум и какая-то возня. Раздался кошмарный, оглушительный стук — будто очень частые удары огромного молота в пустой гробнице, — закричала Риган, с болью, ужасом и мольбой, и тут же ей ответил отвратительный злой бас: это Карл зарычал на ее несчастного ребенка!.. Крис пулей вылетела из кухни.
Боже милостивый, что там происходит?
Вне себя от ужаса она взлетела по ступенькам и через холл бросилась к двери. Раздался страшный треск: что-то тяжелое прогрохотало по полу, ударилось о стену и рухнуло вниз. Вслед за тем раздался детский крик:
— О нет, не надо! Пожалуйста, не надо!
Карл что-то прогремел ей в ответ; но нет, это был не Карл! Кто-то чужой ревел на ее дочь угрожающе-злобным басом!
Крис ворвалась в спальню и замерла. На полу у письменного стола без сознания лежал Карл. Стены комнаты сотрясались под ударами невероятной силы. Чуть согнув и раздвинув ноги, Риган сидела на мелко вибрирующей кровати и сжимала в руках белое костяное распятие. Трубка искусственного кормления была выдернута, и кровь тонкой струйкой стекала из носа. Глаза у девочки вылезли из орбит: казалось, она не могла оторвать взгляда от длинного конца креста, которым нацелилась себе между ног.
— Пожалуйста! Не надо, прошу тебя! — визжала Риган, будто пытаясь оттолкнуть от себя распятие, неумолимо приближавшееся к ней плавными толчками. — Ты сделаешь так, как я говорю, дрянь такая! — злобным басом рявкнула она же. В это мгновение лицо девочки словно растаяло: черты расплылись, а затем стянулись в свирепую, дьявольскую маску — ту самую, что возникала уже под гипнозом. Крис стояла в оцепенении, обескураженная молниеносной сменой лиц и голосов.
— Нет!
— Ты сделаешь это!
— Ну пожалуйста!
— Ну-ка, пихай его, стерва, или я тут же тебя и прикончу!
— Прошу тебя!..
— Давай-ка впихни, впихни в себя Иисуса!
Риган попыталась было отпрянуть от какой-то ужасной, надвинувшейся на нее неизбежности; она широко раскрыла обезумевшие глаза, страшно разинула рот. Вопль нечеловеческого ужаса вырвался у нее из груди. Дьявольская маска наползла на лицо, и комната наполнилась вонью. Ледяной холод хлынул из самых стен. Стук прекратился, и вопль перешел в лающе-сдавленный злорадный хохот. Резким движением Риган ввела конец распятия во влагалище и принялась мастурбировать им, приговаривая все тем же низким, гулким голосом:
— Теперь ты моя, теперь ты моя, вонючая тварь! Ты, мерзость! Пускай, пускай же Иисус пропихнется с тобой хорошенько!
Мать стояла, не в силах пошевелиться, сжимая в ладонях щеки. Дочь вдруг зашлась дьявольским хохотом и протолкнула рукоятку вглубь: простыня под ней окрасилась алой кровью. Крис испустила животный крик, бросилась к кровати, вцепилась в крест и рванула его к себе. Секунду Риган глядела на нее, изумленно и злобно; затем ухватила за волосы, резко нагнула голову, ткнула ее лицом себе между ног и яростно задвигала бедрами.
— Аааххх! Наша маленькая свиноматка, — вновь зарокотала она чувственным басом. — Лижи меня! Лижи меня! Лижи меня! Аааххх!
В следующую секунду Риган резко дернула ее за волосы вверх и с размаху свободной рукой ударила в грудь. Крис пролетела через всю комнату, грохнулась о стену и упала на пол почти без чувств.
Комната вновь сотряслась от оглушительного хохота.
Какие-то пятна и блики, невыносимый звон в ушах и визгливые, искаженные звуки — все это слилось и закружилось, заполнило сознание одним туманно-расплывчатым водоворотом. Крис попыталась встать, но смогла лишь поднять голову: кровать, детская фигурка на ней — все поплыло перед ее невидящими глазами. Риган сидела теперь спиной к ней и, ритмично орудуя распятием, нежно напевала себе хриплым басом:
— Вот так-то, моя свинка, вот так-то, мой сладенький поросеночек, моя свиночка…
Широко раскрыв глаза, ничего уже не слыша и не соображая, Крис, с лицом, вымазанным кровью, поползла к кровати мимо распластавшегося Карла. В ту же секунду из пелены вращающегося тумана выплыл новый ужас, нахлынул волной и отбросил ее назад, к стене. Медленно и постепенно голова дочери на неподвижном туловище стала приходить в движение. С чудовищной неумолимостью, дюйм за дюймом лицо стало поворачиваться — дальше и дальше, сначала в сторону, потом назад — и наконец уставилось прямо на нее, свесив подбородок к спине.
— Ты знаешь, что она со мной сделала, эта твоя паршивая девчонка? — хихикнул знакомый голосок.
Крис взглянула на безумную ухмылку, рассохшиеся губы, на эти лисьи глазки. Дико взвизгнула. И продолжала кричать, пока сознание наконец не оставило ее.
Часть третья
БЕЗДНА
“Они сказали: какой знак даешь ты нам, чтобы мы поверили тебе?”
“Однажды во Вьетнаме бригадный командир провел конкурс: тому, кто убьет десятитысячного вьетконговца, обещался недельный отпуск в роскошных апартаментах полковника…”
“Вы видели, и все же не верите.”
Крис стояла, опершись о парапет набережной Кейбриджа, пытаясь не слышать безумного автомобильного гвалта, а за спиной ее водители с одуряющим безразличием все сигналили друг другу, каждый в надежде прошмыгнуть быстрее других затор и устремиться, наконец, к срочным своим делам.
Накануне она связалась с Мэри Джо, но не решалась сказать ей правду: “…С Риган? Да ничего, в порядке все.
Я, кстати, подумываю, не собраться ли нам снова той же компанией. Кстати, как зовут того психиатра-иезуита? Я бы и его включила в наш…”
Снизу донесся смех: это юная джинсовая парочка проплыла под мостом во взятом напрокат каноэ. Быстрым, нервным жестом Крис стряхнула пепел в воду и скользнула взглядом по тротуару, убегавшему вдаль, к городским постройкам. Сбоку кто-то направлялся к ней торопливым шагом: синий свитер, брюки цвета хаки — нет, на священника не похоже. И вновь она опустила взгляд, пытаясь в мелкой ряби, поднятой суденышком, поймать собственное мелькающее отражение. Крис успела даже разглядеть название: “Каприз”…
Шаги раздались совсем близко: уголком глаза она увидела, как мужчина в свитере подошел, замедлил шаг и остановился рядом, у парапета. Крис поспешно устремила взгляд вдаль.
— Двигай дальше, приятель, — бросила она хрипло и щелчком запустила окурок в воду, — или, клянусь Богом, сейчас позову полицию!
— Миссис Мак-Нил? Я отец Каррас.
Она вздрогнула, резко обернулась и покраснела. Угловатое, будто выщербленное лицо…
— О Боже, я… Боже праведный!
В полной растерянности, не зная, куда деть руки, она сняла очки, но тут же, встретив взгляд темных, печальных глаз, надела их снова.
— Конечно же, нужно было мне сразу предупредить вас, что я приду в обычной одежде.
Голос звучал ласково, убаюкивающе; Крис показалось, от одного только его звука тяжесть стыда стала вдруг растворяться, сползать с усталых плеч. Она поймала себя на том, что не может оторвать взгляда от его тонких, мускулистых рук.
“Как у Микеланджело, только очень уж вены вздувшиеся…”
— Мне казалось, так будет надежнее, — продолжал он. — Вас, по-моему, больше всего беспокоила именно опасность огласки.
— Мне бы лучше о другом побеспокоиться… ну какая дура, а? — воскликнула Крис и принялась лихорадочно шарить у себя в сумочке. — Конечно же, я не сомневалась в том, что вы придете ко мне, как самый обычный…
— Человек? — вставил он, улыбнувшись.
— Ну, о том, что вы человек, я догадалась еще тогда, в студенческом городке. Потому-то и обратилась именно к вам. — Она поискала что-то в карманах жакета; затем подняла взгляд и увидела, что он наблюдает за ее пальцами. — У вас нет сигареты, святой отец?
— Ничего, что без фильтра? — Каррас потянулся к нагрудному карману.
— Я сейчас искурю и веревку.
— Что мне с моей зарплатой чаще всего и приходится делать. — Он вынул пачку “Кэмела” и щелкнул ее по донышку.
— Обет бедности, — заметила Крис с натянутой улыбкой и вытянула себе сигарету.
— Есть и в нем своя прелесть. — Теперь он полез в карман за спичками.
— Какая же?
— Веревка начинает казаться вкуснее. — Каррас еще раз взглянул на ее трясущиеся руки и едва заметно улыбнулся; наконец выхватил сигарету, сунул ее в рот и, сложив ладони чашечкой, чиркнул спичкой. Затем выпустил дым, протянул сигарету Крис, а сам повернулся к шоссе. — Тут всегда прикрываться от ветра приходится. Из-за машин, наверное.
— Спасибо, святой отец. — Она поглядела на него с симпатией и благодарностью, почти что с надеждой. Конечно же, закуривая сам, он забыл укрыть спичку в ладонях. Они склонились над парапетом.
— Откуда вы родом, отец Каррас?
— Из Нью-Йорка.
— Я тоже. И, знаете, возвращаться туда ни за что бы не стала. А вы?
Каррас усилием воли подавил подступивший к горлу комок.