— Это не убедит меня. Мне нужно видеть Риган.
— И ты умрешь неубежденным, Каррас! Это замечательно! Великолепно! — Она захохотала вдруг, откинувшись к спинке кровати. — Впрочем, пока что наша задача — развлекать тебя по мере сил. Уж очень не хотелось бы нам тебя потерять.
— Кому это “нам”? — быстро переспросил Каррас; в тоне его прозвучала тревога.
— Той милой компании, что собралась в нашей свинке. — Существо кивнуло. — О да, у нас тут такой симпатичный ансамбль! Чуть позже, быть может, мне удастся всех представить по очереди. А пока что я изнываю от невыносимого зуда в таком месте, до которого, ну никак не дотянуться. Слушай, Каррас, развяжи хотя бы ремешок на секундочку!
— Лучше скажи, где почесать.
— Ах, хитрец, каков хитрец!
— Давай ты мне покажешь Риган, а я развяжу один ремешок, только если ты…
Он замер, не договорив: глаза девочки наполнились вдруг невыразимым ужасом, рот широко раскрылся в немом вопле. В ту же секунду лицо снова пришло в движение и черты его мгновенно сложились в незнакомую маску.
— Может быть, все-таки расстегнешь эти ремни? — заискивающе проблеяла Риган; не успел Каррас удивиться необычайно чистому британскому произношению, как на смену этой физиономии явилась бесовская личина.
— Помоги, святой отец, рабу божьему, — затянула она скрипуче; тут же расхохоталась и откинулась на подушку.
Внезапно Каррас ощутил прикосновение на затылке: словно ледяные пальцы обручем сжали шею. Существо умолкло и теперь глядело на него с насмешкой.
— Кстати, твоя мамаша, Каррас, тут же, с нами. Ничего не желаешь ей сказать? Передам слово в слово, об этом можешь не беспокоиться!
Каррас как ужаленный вскочил со стула, но не успел уклониться от бурной и мощной рвотной струи. Риган залилась противным смехом. Несколько секунд священник стоял с белым, как мел, лицом, не замечая, что вязкая жидкость стекает с его пальцев на ковер.
— Если это так, — проговорил он безжизненным голосом, — то ты должен знать имя моей матери. Назови его.
Существо зашипело вдруг, сверкнув диким, безумным взглядом, выгнуло по-змеиному шею и плавно, как кобра, задвигало головой.
— Скажи мне, как ее зовут.
В ответ раздался оглушительный вой, и Каррас услышал, как за ставнями задребезжали стекла. Глаза у девочки закатились. Он постоял немного, затем взглянул на свои липкие пальцы, повернулся и вышел из комнаты.
Крис оттолкнулась от стены; бросила быстрый взгляд на перепачканный свитер.
— Что случилось? Ее вырвало?
— Есть у вас какое-нибудь полотенце?
— Вон там у нас ванная. — Крис поспешно указала на дверь, затем бросила через плечо: — Карл, ты пока присмотри за ней! — и повела Карраса по коридору.
— Простите вы меня ради Бога! — Она распахнула дверь и нервным движением сорвала с вешалки полотенце. Священник подошел к раковине.
— Вы держите ее на транквилизаторах?
— Да, вводим либриум. — Крис открыла краны. — Снимите свитер и вымойте руки.
— Какую дозу? — Он потянул за край чистой левой рукой.
— Давайте, я помогу вам. — Крис потянула свитер вверх. — Сегодня, святой отец, мы ввели ей четыреста миллиграммов.
— Четыреста?!
— Иначе не удалось бы надеть на нее эти ремни. Так что пришлось всем нам, вчетвером…
— Вы хотите сказать, что ввели дочери четыреста миллиграммов либриума единовременно?
— Поднимите-ка руки, святой отец. — Мягким движением она потянула свитер и сняла его через голову. — Да в ней столько силы, что… вы не поверите. Я попрошу Уилли, и она его выстирает. Еще раз прошу прощения, святой отец.
— Да ничего страшного. — Он расстегнул пуговицу и закатал накрахмаленный рукав, обнажив тонкую поросль на мускулистом предплечье.
— Мне очень жаль, — повторила она тихо и совсем уж без сил присела на край ванной.
— Она получает хоть какое-нибудь питание? — Каррас подставил ладонь под струю теплой воды. Крис судорожно мяла полотенце; голубым по розовому на нем было вышито: “Риган”.
— Нет, святой отец, только сустаген во время сна. Но сегодня она выдернула трубку.
— Выдернула? — Священник намылил руки и снова подставил их под кран. Вид у него был обеспокоенный. — Следовало бы ее, пожалуй, госпитализировать.
— Именно этого сделать я и не могу.
— Почему?
— Не могу, и все, — повторила Крис слабым, дрожащим голосом. — Нельзя, чтобы кто-то еще узнал об этом… — Она уронила голову; набрала воздуху в легкие и шумно выдохнула. — Святой отец, она… совершила нечто ужасное. Никто не должен знать об этом. Ни медсестра, ни врач. — Крис подняла взгляд. — Я не могу позволить себе так рисковать.
Каррас закрутил краны и, опустив голову, хмуро уставился в раковину. “Что если кто-нибудь, скажем, преступник…”
— Кто вводит ей сустаген, либриум и прочее?
— Мы сами. Нас врачи научили.
— Но вам будут нужны рецепты.
— Я думаю, в этом хотя бы вы нам поможете, святой отец?
Каррас повернулся к ней, держа руки над раковиной, как хирург, только что закончивший операцию. На секунду глаза их встретились; во взгляде ее он прочел ужас. Крис сидела в оцепенении, глядя прямо перед собой на что-то темное и страшное, видимое ей одной.
— Полотенце, будьте добры, — мягко напомнил ей священник.
— О, простите. — Она протянула его поспешно, но так и осталась сидеть с выражением напряженного ожидания на лице. — И все-таки, на что это похоже, святой отец? На одержимость, как вы считаете?
— А вы?
— Я не знаю. Мне казалось, вы специалист в этом деле.
— Что вам известно об одержимости?
— Совсем немного: о чем-то сама прочла, кое-что врачи рассказали.
— Какие врачи?
— Из Барринджера.
Он тщательно расправил полотенце на вешалке.
— Вы католичка?
— Нет.
— А ваша дочь?
— Нет.
— Вы верующая?
— Нет, но я…
— Почему тогда вы обратились ко мне? Кто вам посоветовал?
— Мне никто ничего не советовал! — выпалила Крис. — Я пришла, потому что мне некуда больше идти!
Священник стоял к ней спиной, теребя пальцами мягкую бахрому.
— Только что вы говорили, будто бы какие-то психиатры направили вас ко мне.
— Не знаю уже, что я вам наговорила. Я давно перестала соображать…
— Послушайте, сами по себе мотивы вашего решения интересуют меня меньше всего, — заговорил Каррас со сдержанной настороженностью. — Здоровье вашей дочери — вот то единственное, что в данный момент имеет значение. Но должен предупредить вас сразу: если вам посоветовали прибегнуть к экзорсизму как к своего рода шоковой терапии самовнушением, мисс Мак-Нил, лучше вызывайте без промедления “Сентрал Кастинг”: церковь на это не пойдет, и вы лишь зря потратите драгоценное время.
Он стоял, вцепившись в стойку, пытаясь унять дрожь в руках. “Что со мной? Что случилось?”
— Я, к вашему сведению, миссис Мак-Нил, — сухо заметила Крис.
— Послушайте. — Каррас опустил голову и смягчил тон. — Бесовская одержимость ли это, или психическое заболевание, я сделаю все, что только в моих силах. Но мне нужно знать всю правду. Это важно для Риган. Пока что я блуждаю в потемках; впрочем, не привыкать. Давайте-ка выйдем наконец из ванной и поговорим обо всем внизу, обстоятельно и спокойно. — Он повернулся к ней с бледной улыбкой и ободряюще протянул руку. — Я бы не отказался от чашечки кофе.
— А я — от чего-нибудь покрепче…
Внизу никого не было: Карл и Шэрон сидели у Риган. Они вошли в кабинет: Каррас сел в кресло у камина, а Крис расположилась на диване и тут же начала рассказывать обо всем по порядку, стараясь опускать все, что касалось так или иначе странного происшествия с Дэннингсом. Священник, в основном, слушал, сам говорил очень мало: лишь изредка задавал вопрос или отвечал кивком. Крис призналась в том, что сначала действительно рассчитывала на экзорсизм как на вариант шоковой терапии.
— Но теперь уже я не знаю. — Она покачала головой. — Ничего не знаю… — Она подняла взгляд на иезуита; веснушчатые пальцы ее, стиснутые на коленях, мелко дрожали. — Что вы обо всем этом думаете, святой отец?
— Компульсия на почве чувства вины; возможно, в сочетании с раздвоением личности.
— Слушайте, я этим сыта по горло! Как можете вы говорить такое после всего, что увидели?
— Походили бы вы по психиатрическим палатам, еще не то бы увидели. Ну хорошо, предположим даже, бесовская одержимость существует на самом деле. Но ведь девочка называет себя самим дьяволом — это все равно, что я объявил бы себя Наполеоном Бонапартом!
— Тогда как объяснить все эти стуки, передвижения?
— Я ничего такого не слышал.
— Но это происходило и в Барринджере, святой отец.
— Что ж, вполне вероятно. Но вряд ли есть необходимость призывать на помощь дьявола, чтобы найти всему этому объяснение.
— Тогда объясните мне это сами.
— Психокинез.
— Что?
— Вы слышали, наверное, о феномене полтергейста?
— Это духи, что ли, которые тарелки швыряют?
Каррас кивнул.
— Это явление, достаточно, кстати, распространенное, обычно наблюдается в доме, где живет подросток с неуравновешенной психикой. Похоже, некие запредельные напряжения высвобождают потоки неизвестной нам внутренней энергии — она-то и приводит предметы в движение. Считайте это победой разума над материей, если угодно.
— А я считаю это чертовщиной.
— Как бы то ни было, явления такого рода характерны отнюдь не только для одержимости.
— Боже мой, ну и картинка. Вот мы сидим тут: я, атеистка, и вы, священник…
— Независимо от того, какой феномен мы рассматриваем, — перебил ее Каррас, — истинным его объяснением всегда считается самое простое из тех, что учитывают все входящие данные…
— Может быть, я чего-то не понимаю, но когда вы начинаете рассказывать о том, что в башке у кого-то сидит нечто и метает блюдца, я это не воспринимаю как объяснение. Почему это происходит, можете вы мне сказать?
— Нет. При существующем…
— Что такое раздвоение личности, святой отец? Говорите, я слушаю. Неужели я такая дура? Способны вы, наконец, объяснить все так, чтобы до меня дошло? — Ее красные от слез глаза глядели с мольбой и отчаянием.
— В мире нет, наверное, человека, который бы взялся объяснить такое, — мягко заговорил священник. — Мы знаем одно: феномен существует, а все остальное — чистой воды спекуляция. Попробую объяснить вам все это на простенькой схеме. Итак, человеческий мозг состоит, предположим, из семнадцати миллиардов клеток. — Крис всем телом подалась вперед и слушала его теперь с напряженным вниманием. — Они принимают в среднем сто миллионов сигналов в секунду: таков примерно общий объем информации, непрерывно обрушивающейся на нас извне. Клетки мозга не просто принимают сигналы: они еще и эффективно их обрабатывают, действуя безошибочно и согласованно. Возможно ли такое без существования какой-то системы внутреннего общения? Вряд ли. Мозг наш в целом ведет себя так, будто каждая его клеточка — разумное существо. Теперь представьте себе, что в океане плывет гигантский лайнер: это — наше тело, и клетки мозга — его команда. Руководит ей с капитанского мостика клеточка-капитан. Что в точности происходит под палубой, он не знает: главное, корабль идет точно по курсу, а приказы выполняются точно и в срок. Капитан этот — ваше бодрствующее сознание. А теперь вообразите такую картину: некая клеточка из команды вдруг поднимается на мостик и объявляет капитаном себя. Мятеж? Да — иначе говоря, раздвоение личности. Ну как, понятнее стало?
Крис глядела на него немигающим взглядом.
— Картина, которую вы нарисовали, святой отец, настолько невероятна, что легче поверить в дьявола!
— Ну что ж…
— Слушайте, ничего я не смыслю в этих ваших теориях и схемах, — заговорила Крис напряженным полушепотом. — Зато я знаю другое. Приведите мне сюда точную копию моей девочки, святой отец. Пусть у нее будут те же лицо, голос, запахи, почерк — все то же. Я сразу скажу вам: нет, это не она — пойму в ту же секунду, почую нутром! Так вот, поверьте мне: то, что лежит сейчас там, наверху — не моя дочь! Я знаю это, знаю! — Она откинулась в изнеможении на подушку дивана. — Ну а теперь говорите, что мне делать. Итак, вы абсолютно убеждены: у моей дочери все нормально, — так, клеточка какая-то взбунтовалась в мозгу! — экзорсизм ей не нужен и ничего, кроме вреда не принесет. Ну хорошо, и как мне дальше быть? Говорите же, говорите!
На несколько секунд воцарилось тягостное молчание.
— Нет в этом мире ничего, в чем бы я был убежден, — тихо произнес Каррас. Некоторое время он сидел в задумчивости, утонув в своем кресле, наконец спросил: — Голос у Риган раньше был такой же низкий?
— Я бы сказала, наоборот, высокий.
— Как вы считаете, ваша дочь опережала сверстников в развитии?
— Вовсе нет.
— IQ?
— Где-то около среднего.
— Любимые книги?
— Нэнси Дрю, ну и комиксы, в основном.
— Нынешний стиль ее речи сильно отличается от прежнего?
— Просто ничего общего. Она раньше и половины таких слов не знала!
— Нет, меня интересует не столько содержание, сколько именно стиль, фразеология, культура речи.
— Боюсь, я вас не совсем понимаю.
— Не осталось ли у вас каких-то ее старых писем, сочинений? Может быть, где-то голос был случайно записан на пленку?
— Есть одна кассета: она наговаривала звуковое письмо для отца, да так его и не закончила. Хотите послушать?
— Да. Еще я хотел бы взглянуть на данные медицинских обследований, особенно тех, что проводились в Барринджере.
— Послушайте, святой отец, я ведь через все это уже прошла…
— Да-да, я понимаю, но мне все нужно увидеть своими глазами.
— Значит, вы все-таки против экзорсизма.
— Нет, я всего лишь против того, чтобы нанести вашей дочери ненужный вред.
— Но вы говорите это как психиатр.
— И как священник тоже. Прежде чем отправиться к администрации за разрешением на экзорсизм, мне придется заручиться всеми возможными доказательствами того, что девочка страдает не просто обычным психическим расстройством, и уж затем представить данные, свидетельствующие о том, что у нее наблюдаются все признаки одержимости.
— Какие, например?
— Я сам пока не знаю. Придется порыться в литературе.
— Да ну? Я-то думала, вы тут знаете все назубок.
— Боюсь, во всем, что касается одержимости, вы теперь любому священнику дадите фору. Кстати, когда вы смогли бы предоставить мне данные обследований из Барринджера?
— Если нужно, могу хоть сейчас вылететь к ним самолетом!
— А пленку?
— Пойду поищу. — Она поднялась.
— И еще, — вспомнил Каррас; Крис замерла над его креслом. — Вы упоминали о книге, в которой есть глава об одержимости. Постарайтесь припомнить, могла ли Риган прочесть ее до начала болезни?
Крис в задумчивости постучала ноготком по зубам.
— Кажется, за день до того, как все это началось, что-то она читала такое… Не могу сказать точно, что именно. Но, несомненно, книга побывала у нее в руках. В этом я более чем уверена.
— Неплохо бы взглянуть на нее. Можно?
— Ну разумеется, тем более, она из вашей библиотеки. — Крис пошла к двери. — А пленка, наверное, где-то в подвале. Сейчас вернусь, подождите секунду.
Каррас кивнул рассеянно и, опустив голову, стал изучать рисунок на коврике. Одна за другой потянулись бесконечные минуты. В какой-то момент он понял вдруг, что потерял счет времени; поднялся, вышел в прихожую и остановился, глядя в черное пространство без границ и ориентиров. Сверху доносилось хрюканье и тявканье, икание и шипение.
— Ах, вот вы где! А я искала вас в кабинете. — Каррас обернулся; Крис зажгла свет. — Уже уходите? — Она подошла к нему с книгой и кассетой в руках.
— Боюсь, мне пора. Нужно подготовиться еще к завтрашней лекции.
— Да? А где?
— В медицинском колледже. Постараюсь зайти к вам где-то после обеда, может быть, вечером. Но если что, звоните не раздумывая: я попрошу на коммутаторе, чтобы вас немедленно со мной соединили. — Она кивнула. Каррас открыл дверь. — Как у вас с лекарствами?