кадры.
– Полезная вещь. Правда в мелочах, – шепчет она.
Я скольжу большим пальцем по ее щеке.
– Я признался в том, что бы я хотел. А как насчет тебя?
Она смотрит и улыбается.
– Как насчет пошалить?
– Я согласен немного пошалить. Рассказывай. – Я переключаю передачу, молча проклиная
Гавриила Норта. И Джекса, тоже тот еще гондон – я все равно выясню, что именно их
связывает. Мы подъезжаем к светофору, на котором горит красный свет и пока она красит
губки помадой, я использую этот момент, чтобы насладиться ее видом, одетую в
облегающую юбку, тонкую белую блузку под пиджаком, подходящему по цвету к ее юбке.
Ее ошейник сабы поблескивает, располагаясь на шее и я чуть не издаю стон от чувства
удовлетворенности, будто пещерный человек. Она забрала свои белокурые волосы вверх.
Весь ее образ создает простой эффект. Эффект элегантности.
А в противоположность ко всему этому, что я представляю себе, спрятано под одеждой.
Могу биться об заклад, тонкое кружево нижнего белья. То, что должно быть снято,
медленно и зубами, если я не загоню себя в угол и не доведу до того, что кончу раньше. У
нас уже есть опыт «срывание трусиков с ее невероятного тела» до того, как я начну
трахать ее часами.
– Ты слушаешь? – Смеется она.
Я моргаю, делаю глубокий вдох, и качаю головой.
– Прости. Я замечтался о том, как буду вытворять невероятные вещи с тобой. Но позже.
– Ключевое слово: замечтался.
– Кса, образно говоря, – произношу это резко вслух и для нее, и для себя. Я оглядел ее и
продолжил то, что начал говорить, – Это не то, чего я хочу.
– Другими словами, хочешь больше всего или не совсем? – спрашивает она, ее голос с
хрипотцой – слегка настороженный. – Может быть, нам лучше определиться с тем, что ты
имеешь в виду, прежде чем устраивать ужин.
– Малышка, я говорю не о чем–то меньшем или полном отсутствии. Будь уверена.
– Ааа, – отвечает она. – Продолжай.
– Как насчет компромисса? – предлагаю я, набирая скорость, поворачивая на
второстепенную улицу. – Давай поужинаем, расслабимся и обсудим нас с тобой.
– Это как–то связано с твоей сегодняшней встречей или с тем, как мы едва смогли
выполнить твои обязанности в качестве Дома в клубе?
– Ты проницательна как никогда. Но здесь больше. Мне нужно больше... нас. – Я смотрю
на нее, желая, чтобы она легко согласилась с этим.
– Нас?
– Да. Ты и я. Нас. Только нас.
Она кивает, предпочитая не выспрашивать у меня.
– Ладно, так что насчет еды?
– Мы можем взять на вынос или сходить куда–нибудь? – Я говорю это спонтанно, готовый
развернуть машину направиться, но куда? В мою квартиру?
– Нам лучше сходить куда–нибудь ...иначе мы оба знаем, мы не будем ничего есть сегодня
вечером. Какое твое любимое блюдо?
– Я уже ответил на этот вопрос. – мрачно смеюсь над ее реакцией и ее последующим за
этим вздох. – Честно говоря, я просто твой обычный поедатель гамбургеров и картошки
фри с пивом парень, – говорю я ей и жду.
– Я голосую «за» такую еду. Где мы можем съесть хороший бургер?
– Серьезно? – Я скольжу своим взглядом вниз по ее телу. – Ты одета для ужина при свечах
с вином.
– Я одета для работы, но я могу съесть гамбургеры и картофель фри и запить все это тобой
под столом. Не обольщайся, то, что снаружи не имеет ничего общего с моими вкусовыми
рецепторами. Сенатор, я думала, что это уже решенный вопрос.
– Хорошо, но не говори, что я тебя не предупреждал. – Я ухмыляюсь. – Самые лучшие
бургеры, есть только в одном месте. В ресторане у Дьюка. Огромные бургеры и совсем не
далеко отсюда. Прямо по авеню Массачусетс.
– По 17. Так ведь?
– Ты осваиваешь свой район. – В это мгновение, я понимаю, насколько сильно я хочу
узнать ее маршруты, по которым она передвигается по Вашингтону, чтобы она была как
можно ближе ко мне. Пока я думаю только о еб*ом Габриэле Норте. Я сжимаю губы,
раздираемый тем, что я хочу, вернее кого. До встречи с Кса я никогда не думал, что я могу
погибнуть. Это тяжело.
– Для меня будет лучше, если пресса будет знать. Лесли прислала письмо, предлагая
бросить СМИ косточку для затравки в связи с тем, что ты им хочешь сообщить, – отвечает
она, доставая свой телефон, а я сжимаю руль при мысли о нас на сцене.
– Иисус, – бормочу я.
Заехав на автостоянку, рядом со входом к Дьюку, я расстегиваю верхнюю пуговицу на
воротнике. Мы припарковались в углу и стоим в тусклом свете фонарей, я рисую в своем
воображении как развожу бедра Кса в сторону, смакую ее словно закуску. Когда ее
соблазнительный смех звучит в моих ушах, я понимаю, что пялюсь на нее. Она смотрит на
меня, глядя на мой приоткрытый рот и поймав меня за грязными фантазиями номер девять
миллионов три.
Наши взгляды встречаются и легкая улыбка, появившаяся в уголках ее полных губ
вырывает глубокий стон из моего горла и одновременно приступ резкой боли возникает у
меня в груди.
– Я не виноват, – ворчу я в свое оправдание и закатываю глаза. Мой член тверд как камень
и если нам придется ждать два часа – или два дня – я сойду с ума. – Давай поедим и
проясним некоторые моменты.
Я открываю ей дверь, заставляя себя собраться и не терять головы, но в тоже время, я
жажду не просто смотреть на нее, мечтать о ней, волноваться за нее и обдумывать свой
последующий шаг по отношению к этой женщиной. Пока я не могу понять, какого черта
происходит, единственное мое желание – это быть рядом с ней. Настолько чертовски
близко, чтобы она была как моя вторая кожа.
– Я слышала об этом месте. – Она выпрямляет свои ножки и я инстинктивно вытягиваю
шею, заглядывая ей между ног. Согласен, я животное, жадное и готовое сожрать любой
кусочек, какой я смогу найти, когда дело касается ее.
Если я ее поцелую, мы не станем продолжать здесь на парковке. То, как она слегка
приподнимает бровь, оглядывая меня, в тот момент, когда я помогаю ей выйти, дает мне
понять, что она в курсе моего стояка, и это служит катализатором для моей едва
сдерживаемой нужды подмять ее под себя и заставить кричать.
Я заключаю ее в свои объятья, говоря ей таким тоном, который звучит как
предупреждения.
– Просто так для сведения, умные комментарии, скорее всего, приведут тебя к
неприятностям.
– Горячие, жесткие, волосовыдирающие неприятности? – Она закусывает губу и я
приподнимаю бровь.
– Не начинай то, что в итоге закончу я. На моих собственных условиях.
– Ты не единственный, кто может завершить сделку, Сенатор? – Она запускает свою
нежную ручку в мой галстук и тянет. Наши губы соприкасаются и мои мышцы сводит,
дрожа от усилия сдерживать себя от того, что мы оба хотим.
– Это не тот момент, чтобы помешать мне, – четко произношу я свое предупреждение.
– Нет? – Ее тон сочиться наглостью. – Ты более угрюмый, чем обычно, так что, возможно,
это идеальный момент.
Она заслуживает импровизированный урок за свою дерзость. Я смотрю в ее глаза цвета
аквамарина, утопая в них. Мое сердце грохочет у меня в груди. Вздохнув, я чувствую, что
я, бл*ь, почти задыхаюсь.
– Пойдем! – Я на грани срыва и придерживаю Кса за локоть, немного грубо, но она и не
сопротивляется. Стремительно растущая нужда погрузиться в ее влажную, теплую
шелковистость ослепляет меня. Я устремляюсь к яркой красной вывеске с надписью
«выход», мой пульс ускоряется и в тоже самое время каждая клеточка во мне вспыхивает.
Когда мы подходим к тротуару, я ослабляю свою хватку. – Ты даже не представляешь,
насколько близко ты была к тому, чтобы быть жестко оттраханной на капоте моего
автомобиля.
– Я абсолютно уверена, что представляю. Чувствуешь себя лучше после пробежки?
– Не играй со мной. – Парирую я. – Только не сегодня.
– А кто тебе сказал, что я играю? – Из нее вырывается наружу ее задиристость. В тоже
самое время, она смотрит на меня, не моргая, широко распахнутыми глазами. Неужели она
тоже, как и я на грани?
– Кса, нам определенно нужно пересмотреть наше соглашение. Чем раньше, тем лучше.
– За нами наблюдают. – Она смотрит куда–то позади меня.
– Ладно. Пойдем сюда. – Я веду ее в ресторан. Мы обходим сидящих за столами людей и
для нас сразу же выделяют место в дальней кабинке. Журналистам придется постараться,
чтобы добыть информацию о нас, хотя некоторые уже имеют достаточно
высокотехнологичное оборудование для получения тонны фотографий из окон снаружи.
– Что бы ты хотел съесть? – спрашивает она, выглядывая на меня из–за меню.
– Мне сделать заказ за нас обоих?
Она закрывает меню.
– Давай попробуй.
– Как насчет остренького?
Она выгибает брови.
– Чем острее, тем лучше.
Я заказываю нам двойной гамбургер с жареным гусиным яйцом и сыром Гауда, но на этот
раз без обжаренного лука и чеснока.
Когда нам приносят пиво, она поднимает свой бокал и произносит:
– За нас.
Я поднимаю свой и стараюсь отбросить на задний план мысли о Норте. Я не собираюсь
допустить, чтобы этот сукин сын разрушил хотя бы долю секунды проведенного времени
с Кса.
– За наше с тобой будущее.
Мы чокаемся своими запотевшими кружками со свойственным стеклянным звоном. Затем
я делаю глоток из своей, наблюдая за ней поверх края кружки. Господи, сколько раз я
делал это? Смотрел. Ожидал.
Я не могу продолжать играть в эту игру. В начале это казалось правильным – это
дополняло мою потребность обладать ею, давая мне ясность в установленной,
вынужденной сдержанности.
Но не сейчас. Я не могу притворяться, что то, что мы делаем, относится к разряду
жесткого траха. Я хочу ее. Всю ее, даже вне нашей кровати. Мы провели почти месяц
вместе и я единственный, кто настаивает на этом.
С ней я всегда был голоднее, жаднее, и возбужденный ночь напролет, я не хочу
продолжать этот танец притворства, который мы устраиваем для всего мира. Я полностью
понимаю, что я попал и разрушаюсь ради Ксавии. Я должен встать и уйти. Для нее. Для
меня. Бл*ь, почему я не могу сдвинуться с места?
– О чем ты так усердно думаешь? О чем–то очень мрачном? – спрашивает она с
озабоченным выражением на личике. – Ты хмурый.
– Я думаю... о нас. – Я бросаю на нее взгляд. Если бы я только знал, как оценить то, что
чувствует она в ответ. Расшифровать ответ на невысказанный вопрос, но который,
несомненно, существует. Проблема, о которой все знают, но предпочитают молчать.
– Хм, все еще звучит как–то сердито. – Она вздергивает свой подбородок. – Ты думаешь о
«нас», с позиции «Сенатор – сотрудник»? Или «Кса и властное животное»?
Я провожу рукой по щетине на щеке, затем выдыхаю:
– Обо всем.
– И именно эти мысли раздражают тебя. – Мы по–прежнему смотрим друг на друга, она
глядит, не моргая, в мои глаза. – Ты беспокоишься. Почему?
Осознание волной проходит сквозь меня и усиливает мою потребность обладать ею.
– А ты? – я спрашиваю.
– Может быть. Иногда. Но не когда мы вместе. Тогда это проще.
– Мы стали друзьями, – шепчу я и это лишь часть правды.
– О, мы больше, чем просто друзья, – отвечает она.
Я выпиваю половину своего пива и смотрю на нее. Она, в большинстве своем, права. Это
легко, просто быть с ней и тяжело, когда мы не вместе. На мгновение, я перевожу свое
внимание на журналистов, делающих снимки, затем отбрасываю свои мысли подальше,
как я научился уже проворачивать подобное с журналистами, снующими вокруг,
записывающими очередные новости.
Но сейчас, я с ней, и это не политическое дело, но они постоянно нас преследуют. Это
похоже на то, к чему она привыкла, пока росла. Я читал отчеты Арчера, которые он дал
мне по Кса, но там есть прорехи и, начиная с сегодняшнего дня, я буду восполнять их,
пытаясь узнать, что за связь есть между Нортом и ее дедом.
– Каково это расти под фамилией Кеннеди? – Спрашиваю я, желая услышать ее версию.
Пожав плечами, она делает глоток своего пива и слизывает каплю с верхней губы, прежде
чем ответить мне. – Я действительно не знаю. Моя мама и я не относимся к клану Кеннеди
настолько сильно, насколько большинство людей считает. У нас есть доступ в некоторые
крупные партии. Мой отчим и мама по–прежнему друзья, которые трахаются регулярно,
словно дикари. Если что, это так говорит Вирджиния. Вся власть в руках моих дедушки и
бабушки. Сила, которая не так явно является движущей в Вашингтоне, но является очень
сильной в своей невидимой форме. Но я так понимаю, после того как ты собрал
информацию, тебе это не в новость. Слушай, не отталкивай меня. Что–то произошло
сегодня, и либо ты скажешь мне, что случилось, либо забудь об этом.
Мои глаза округляются, прежде чем я беру себя в руки и стараюсь скрыть свое реакцию.
Затем я рычу недовольно и решаю прекратить что–либо планировать и просто побыть с
ней.
– Ты права, – признаю я. – Я понятия не имею в какое осиное гнездо я вляпался, но когда
узнаю, я дам тебе знать. Это лучшее, что я могу сделать. Поверь мне.
– Я верю. – Она кивает и я чувствую, как напряженные мышцы шеи расслабляются. – Если
когда–нибудь ты захочешь узнать что–либо конкретное, ты всегда можешь просто
спросить меня.
– Я не оставлю попыток узнать о тебе все, но так как ты член клуба – это необходимое
условие.
– Итак, – говорит она, потягивая пиво.
– Итак? – Отвечаю я, прикидывая, как ответить ей.
Она закатывает глаза.
– Почему бы не спросить меня? Если ты нашел что–то, что заставляет тебя быть хмурым
сейчас, может быть, я смогу помочь. Я буду рада рассказать тебе все, что ты хочешь
знать... чего жду и от тебя тоже.
Просто так здесь не разобраться, поэтому я разрешаю ей сделать первый шаг.
– Спрашивай. О чем угодно.
Улыбка исчезает с ее лица.
– Почему у тебя ни с кем не было длительных отношений? Даже в колледже.
Мне повезло, что я не подавился пивом прямо сейчас. Вместо этого, я опираюсь локтями
на стол, сложив ладони вместе.
– Это то, где я обычно намеренно провоцирую срыв в отношениях. Еще в колледже, когда
девочки хотели «узнать меня», я улыбался, лгал сквозь зубы и саботировал эти отношения.
Я намеренно забывал позвонить или делал так, что они застукивали меня с другой
девушкой. Я специально хотел делать что–то невероятно ничтожное, чтобы испортить эти
отношения. Даже не надо учебника по психологии, Фрейд – говно, просто на сто
процентов мудак. Потом я обнаружил для себя, что контроль за всеми аспектами секса в
жизни, которые не соответствуют стандартам интимной жизни, связанны с вопросами и
историей моей личности. Только у тебя одной возникли подозрения, что моя жизнь менее