— Ты чист, сын мой, — говорит он.
Я присоединяюсь к остальным у резервуара для окончательного подношения в конце похорон. Обычно мы бросаем венки, сплетенные из листьев дерева Кэрроу в воду, так что мне становится любопытно, когда Патрик направляется в заднюю комнату вместе с Дрю. Приход начинает роптать. Дед смотрит в недоумении.
Мистер Лэнгдон поднимает руки и наступает тишина.
— Гильдия решила отказаться от привычного места подношения, и перенести подношения в более… подобающее такому случаю место.
Этот объявление увечило взволнованный шепот среди собравшихся.
— Меня никто не проинформировал об этом, — говорит дедушка, хмуря серые брови.
— Разве? — невинно говорит Мистер Лэнгдон.
Дед смотрит на одного из членов Гильдии, мистера Крэнфилда — сухопарого человека с волосами бронзового цвета, как и у его сына, Эрика, одетого в дорогой, черный костюм. Мужчина смущенно отворачивается. Не к добру это.
Именно в этот момент, дверь в подсобку распахивается, и появляются Патрик с Дрю, таща брыкающуюся, кричащую девушку. Хотя у нее на голове надет мешок из дерюги, всем понятно, что это — Ревун. Паства издает испуганный вздох, и некоторые женщины хватают своих детей и бросаются к задней части часовни, подальше от твари.
— Что это? — требовательно спрашивает дед.
Мистер Лэнгдон не отвечает, так как он срывает с девушки-Ревуна капюшон. Когда я посмотрел на нее, у меня сперло дыхание. Я никогда до этого не видел Ревуна во плоти, и она совершенно не похожа на монстров, описанных в Гильдии. Девушка была опасно красивой, с глазами цвета ртути и гривой белоснежных волос. Ее запястья были связаны веревкой.
— Патрик нашел этого зверя в лесу, рядом с телом миссис Хоуп, — говорит мистер Лэнгдон.
Толпа охает и свистит. Мы все знаем, как нашли миссис Хоуп — привязанную к скале — но никто не упомянул, что они нашли там Люпина!
— Отпусти меня! — кричит Ревун. — Икар виноват, не я!
Дед ощетинивается, когда слышит имя.
— Опустите ее в резервуар, — спокойно говорит мистер Лэнгдон. — Жизнь за жизнь.
— Нет! — орет девушка, когда Патрик и Дрю тащат девушку к воде.
— Это зашло достаточно далеко! — говорит дедушка. — Это дом почитания и я не допущу этого. — Он пытается, встать между Патриком и резервуаром, но мистер Крэнфилд и мистер Кент тянут его назад. Их лица становятся красными от натуги.
Мистер Лэнгдон поднимает руку в молитве.
— И Его Всесилие разговаривал с Паломниками и сказал: «Хотите ли Вы изгонять всю Скверну из мира, ибо только Чистые вступают мое Королевство?» и Паломники воскликнули: «Хотим!»
— Изгнать ее! Изгнать ее! — скандировала паства, в то время как Патрик срывает с девушки одежду и тащит ее в резервуар рядом с телом миссис Хоуп. Паства толкает ее к краю воды, чуть не сбив меня с Кэтрин в воду. Я хватаю ее, не дав ей упасть. Она прячет свое лицо у меня на груди, когда девушку-Люпина топят в воде. Ее рот открывается в безмолвном крике, и она молотит руками по Патрику, Харриет и Дрю, отчаянно пытаясь всплыть на поверхность. Локоны ее белых волос идут рябью вокруг ее обнаженного тела, и на мгновение она похожа на красивую, морскую нимфу, а ее светящиеся глаза сверкают на нас из воды.
— Изгнать ее! — скандирует толпа.
— Прекратите это! — кричит дед.
Ревун отчаянно дергается под водой. И мое сердце сжимается, так что я не могу дышать, как будто это я тону. Ее серебряные глаза расширяются от ужаса удушья, и она ловит предсмертный вдох. Все кончено. Они вытаскивают ее из резервуара и сбрасывают ее тело к моим ногам. Брызги воды попадают на мой ботинок. Дед угрюмо смотрит вниз на ее тело.
— Пусть это послужит предупреждением Люпинам, — говорит мистер Лэнгдон. — За каждую жизнь, которую они отбирают, мы заберем одну из их.
— Так говорит Его Всесилие, — скандирует каждый.
Кэтрин бросает виноватый взгляд в мою сторону. Я опускаю взгляд на девушку-Ревуна, стыд наполняет мой желудок.
— Ибо сказано так нам, — говорю я.
Глава 7
ЭДМУНД
ПАТРИК И ДРЮ ВЫНИМАЮТ обмякшее тело девушки и относят ее в коридор, пока остальные прихожане выходят из часовни. Миссис Лэнгдон смотрит на мужа снизу вверх с обожанием, когда они идут по проходу. Слезы блестят в глазах Кэтрин, но она послушно следует за ними.
Октябрьский воздух снаружи чист, прозрачен и свеж, земля еще влажная от вчерашнего ливня. Женщины суетливо поднимают юбки, чтобы предотвратить попадание грязи на их подолы. Они сплетничают с подружками про сегодняшние танцы и о том, что они собираются надеть. Разговоры вежливые и притворные. В центре городской площади находится большой деревянный крест, более восьми футов в высоту.
Во времена Мучения — годового столкновения между Дарклингами, Люпинами и людьми Янтарных Холмов, приведшего к гибели сотен людей — любых граждан замеченных в общении с Дарклингами, привязывали к кресту, по приказу Гильдии. Они оставались там в течение многих дней. Многие умирали от холода или голода. Крест не использовался уже почти два десятилетия, до сегодняшнего дня. Патрик привязывает мертвую девушку к нему, что является предупреждением любому из ее вида, если они вернутся сюда в поисках очередной жертвы.
Мистер Лэнгдон подходит к деду, а его жена до сих пор держит его под руку. Он, должно быть, не на много старше тридцати шести, но благодаря рыжей бороде он выглядит старше. У всех детей в Янтарных Холмах молодые родители, так как принято жениться в восемнадцать лет и заводить первого ребенка уже в девятнадцать. Я смотрю с тоской на Кэтрин, которая находится снаружи ее дома с ребятами из школы.
Эрик Крэнфилд — парень, надеющийся позвать Кэтрин на танцы — подходит к ней. Он долговязый, но не долговязо нелепый, а крутой, с небольшим количеством веснушек на носу и рыжими волосами. Он опускает свою голову и что-то шепчет ей на ухо перед тем, как утешительно обнять ее за плечи. Внутри меня разгорается ревность.
— Прекрасная служба, Гектор, — говорит мистер Лэнгдон, привлекая мое внимание.
— Спасибо, — холодно отвечает дедушка. — Окончание ее, безусловно, было открытием.
Мистер Лэнгдон натянуто улыбается.
— Важно показать свою силу в эти страшные времена. Мы не можем позволить Ревунам думать, что они могут уничтожать наш народ без последствий.
Дед хмурится.
— И из-за этого действительно стоило начинать конфликт между нашими видами, из-за четырех человек?
— Если вы спросите меня, то Ревун получила то, что заслуживает, — вмешивается миссис Лэнгдон, игнорируя тот факт, что никто не спрашивал ее мнение. Она выглядит так же, как и ее дочь, такая же брюнетка, с бледной кожей и лицом в форме сердечка. — Если бы я делала по-своему, я бы отправила их всех в преисподнюю. Мы должны защищать детей, Гектор.
Дед скользнул взглядом по мистеру Лэнгдону.
— Я всегда защищаю детей.
Мускулы на лице мистера Лэнгдона напрягаются.
— Ты сегодня идешь на танцы? — спрашивает меня миссис Лэнгдон, а ее взгляд постоянно блуждает в сторону девушки-Ревуна. Я подозреваю, что она хочет получить длинные, белоснежные волосы девушки — мех Люпинов стоит немалых денег.
— Да. Я, на самом деле, иду с Кэтрин, — говорю я.
Густые брови деда поднимаются.
— Ах, вот как… замечательно, — отвечает миссис Лэнгдон, явно разочарованно. — Тебе придется прийти в магазин попозже, чтобы мы могли подобрать тебе новый костюм.
Я перевожу взгляд на свои коричневые шерстяные штаны и куртку. Я хотел одеть это.
— Я не могу… хм… новый костюм будет стоить очень дорого, — бормочу я.
— Не волнуйся, Эдмунд. Это за счет заведения, — говорит мистер Лэнгдон, смахнув какую-то воображаемую пыль со своего дорогого сюртука с узором геральдической лилии.
— Спасибо, — говорю я, испытывая только благодарность. Хотя я и ненавижу благотворительность — это то же самое, что и жалость.
— Вы не извините нас? — произносит дедушка.
Я нехотя следую за ним внутрь церкви, бросая на Кэтрин один последний, долгий взгляд. Она слишком занята разговором с Эриком, что бы заметить, что я ухожу. Мы поднимаемся наверх в наши жилые помещения. В нашем распоряжении всего четыре комнаты: кухня, крошечная ванная комната, дедушкина спальня и чердак, где я сплю. Наш дом можно описать одним-единственным, но емким словом — нищета. Стены выкрашены белой краской, паркетные полы и мебель — коричневой.
Не так уж много предметов на кухне, которая является главным помещением в доме. На столе стоит стеклянная банка, наполненная мертвыми бабочками, на стене висит телефон и старая фотография моей мамы. Мы очень похожи, с одинаковыми серыми глазами, темными волосами и большим, тонким ртом. Неужели она и правда покончила с собой, как сказала миссис Хоуп?
Дед поворачивается ко мне.
— Ты не идешь на танцы с этой девушкой Лэнгдон. О чем ты думал, Эдмунд? Ты же знаешь, что запрещено встречаться Дарклингам с людьми.
— Только потому, что Гильдия так говорит.
— И для этого есть очень веские причины. Тебе придется посмотреть на себя и понять почему.
Я вздрагиваю.
— Прости меня, Эдмунд. Я не это имел в виду… — Дед смотрит на меня добрыми глазами, которые так похожи на мои собственные. Я прославляю Его Могущество каждый день, в связи с тем, что я унаследовал глаза матери, а не моего отца. — Я знаю, что ты не такой, как другие Дарклинги, ты хороший мальчик. Но Его Могущество никогда не подразумевал, что наши виды будут вместе. Поэтому их потомство…
— Проклято застывшим сердцем, — бормочу я, цитируя святое Писание. — Это не справедливо.
— Я знаю, Эдмунд, — говорит дед. — Я молюсь Его Могуществу каждую ночь, чтобы он сжалился над тобой и благословил тебя сердцебиением. Это все, что я хочу для тебя.
Я отстраняюсь от него и подхожу к окну. Большинство людей вернулись домой, но некоторые слоняются около городской площади, в том числе Кэтрин и Эрик Крэнфилд. Компанию им составляют брат и сестра О'Мэлли. Патрик разглядывает свой серебряный кинжал, в то время как брат и сестра бездельничают на крыльце магазина Лэнгдонов. Я наблюдаю за ними некоторое время, представляя, на что бы это походило, если бы я был ими. Им не нужно оправдываться, когда их приглашают на ужин, потому что еда делает их больными, или задерживать дыхание, когда кто-то истекает кровью, а ее аромат разрывает их внутренности на части. Им не надо было вырывать зубы, когда они были маленькими, чтобы скрыть тот факт, что они родились с клыками, или им не надо врать своим лучшим друзьям о том, кто они есть… если бы они только знали… если бы знали. Они не должны сталкиваться ни с чем из этого, потому что они живы, а я… Я прикасаюсь рукой к своей груди и ощущаю тишину под ней. Демон.
Дедушка говорит, что я не похож на других Дарклингов, что я — хороший. Но я уверен, что это только из-за нашей веры, которая направляет меня на истинный путь. Если бы у меня не было этого, я уверен, я бы не оказался на этом пути. Хищник всегда там, таящийся внутри меня, вожделеющий, голодный. Но это не единственная часть меня, у которой есть желания: человеческая часть меня тоже жаждет. Я смотрю на Кэтрин долгим взглядом, наблюдая, как она развязывает волосы, позволив им упасть свободными, коричневыми волнами на ее узкие плечи. Эрик улыбается.
— Ты никогда не сможешь быть с ней, — мягко говорит дед. — Я беспокоюсь не только из-за твоей безопасности, но и из-за ее. Ты же знаешь, что желания внутри тебя, греховны, Эдмунд.
Я пристыжено уставляюсь на пол. Мой отец изнасиловал мою мать, поэтому я точно знаю, на что я способен. Я ненавижу тот факт, что его кровь течет в моих жилах. Но я никогда не трону Кэтрин!
Дед тянет меня подальше от окна.
— Ты голоден?
Я киваю, усаживаясь за кухонный стол, пока дед достает нож и стакан из шкафа. Он кивает в сторону банки с мертвыми бабочками на столе.
— Ты измельчишь немного для меня? — спрашивает он.
Я снимаю перчатки и откручиваю крышку, вывалив несколько бабочек с серебристо-голубыми крыльями в каменную ступку. Я начинаю перемалывать их пестиком в мелкий порошок. Мой дед подмешивает их в Святую воду в течение многих лет, в соответствии с решением Гильдии, чтобы горожане были спокойными. Нелегко быть заключённым внутри территории обнесенной стеной, и не сойти с ума через некоторое время, так что это для их же блага. Я высыпаю порошок в небольшой горшок.
— Этого должно быть достаточно, — говорит дед, садясь за стол. Он закатывает рукава его темной туники, обнажая его руки. На его руках порезы: некоторые старые, некоторые свежие. Он режет свою руку ножом и льет кровь в бокал. Ржавый запах щиплет мне ноздри. Он наполняет стакан до краев, прежде чем передать его мне. Я жадно пью.
— Помедленнее, Эдмунд, — говорит дед. — Это все, что ты получишь на этой неделе.
Я заставляю себя перестать хлебать кровь и попытаться смаковать ее, но это трудно, когда я голоден. Тепло распространяется по моему языку, пробуждая мои вкусовые рецепторы. Кровь обладает легким, горьковатым оттенком, который мне не нравится, но в любом случае — это хорошо. Я ставлю пустой стакан на стол и вытираю губы тыльной стороной руки, покрытой шрамами. Они по-прежнему выглядят просто ужасно, даже спустя столько лет. У Дарклингов имеются удивительные способности к регенерации, и у меня в какой-то степени тоже — эти раны убили бы человеческого ребенка.
— Почему ты спас меня в тот вечер, когда мама оставила меня во время купания? — тихонько спрашиваю я.
— Потому, что в тебе есть добро, Эдмунд. Человеческая часть, та часть, которая может быть спасена. — Он вздыхает, вставая, и тянется за телефоном. — Я должен позвонить миссис Лэнгдон и сказать ей, что ты не заберешь Кэтрин на танцы. Я скажу, что ты нездоров.
— Нет, подожди, — говорю я в спешке. — Это будет выглядеть странно, если я не пойду. Все там будут.
Его рука зависает над телефоном. Есть еще одна вещь, которую он ненавидит больше, чем семью Лэнгдонов, — это сплетни о нас.
— Хорошо. Но ты перестанешь видеться с девушкой после сегодняшнего вечера.
Я киваю, не глядя на него, зная, что не смогу сдержать данное обещание. Я устал смотреть на мою жизнь со стороны. Если все пойдет хорошо с Кэтрин сегодня вечером, то мне плевать, на какие риски я иду: я попрошу ее быть моей девушкой.
Я кладу руку на мое безмолвное сердце. Хотя бы раз в жизни, я хочу знать, каково это — жить.
Глава 8
ЭДМУНД
РОЙ БАБОЧЕК поднимается в моем животе, когда я стучу в дверь магазина Лэнгдонов. Позади меня, на городской площади, танцы уже в самом разгаре, мужчины и женщины одеты в свои лучшие наряды. На стоящих в цепочку нескольких магазинах развешан рукописный баннер, с надписью «ПРАЗДНОВАНИЕ 18 ЛЕТ МИРА». Девушка-Люпин привязана к кресту в центре городской площади. Ее мертвые глаза тупо пялятся на баннер.
Слева, подготовлена сцена для группы, а справа — стоит длинный ряд столов, где выложены тщательно продуманные закуски. Мой живот скручивает. Я надеюсь не подходить к еде: человеческая пища делает меня больным, но иногда я должен проглотить что-то, чтобы соблюсти приличия перед Гильдией.
Я быстро, в сотый раз проверяю свой наряд, мои нервы на пределе, когда я жду, что Кэтрин откроет дверь. Миссис Лэнгдон едва смогла скрыть презрение, когда я приходил к ней за костюмом. Она выбрала для меня бордовый, бархатный сюртук, с жилетом и галстуком золотисто-коричневого цвета, с темно-коричневыми брюками и ботинками. В моей правой руке зажат фиолетовый букетик на запястье.
Звуки шагов в коридоре, и наконец, дверь распахивается. Я улыбаюсь, держа букетик.
— Это тебе, — говорю я, ожидая увидеть Кэтрин.
— Зря пришел, — отвечает сухо Патрик. Он одет в дорогой чернильно-синий фрак и соответствующие брюки. В поясе заправлен серебряный кинжал. Много людей носят оружие в эти дни, с тех пор как Люпины начали утаскивать людей из города.