Гитлер повернулся к Деницу, – вы, Карл, тоже не оставайтесь в стороне. Если близко подходить к русским берегам стало опасно, то возьмите под прицел ту же Исландию, черт ее возьми. Как только ваши лодки смогут базироваться на Фарерских островах, то расстояние, которое им нужно будет проходить до главной арктической американо-большевистской коммуникации, сразу сократится вдвое.
– Мой фюрер, – сказал Дениц, – мои бородатые мальчики не останутся в стороне. Готовы к заброске на подводных лодках группы диверсантов, которые будут помогать ориентироваться пилотов наших доблестных люфтваффе, а также окажут помощь десанту в первые, самые тяжелые минуты высадки.
– Это хорошо, Карл, что вы проявляете инициативу, – воскликнул Гитлер, – было бы просто прекрасно, если все так же серьезно относились бы к своим служебным обязанностям. Но этого, как видно, всем не дано. Мы давно заметили, что чем дороже вооружение, тем менее эффективно оно используется.
– Мой фюрер, – сказал Геринг, ловко воспользовавшийся моментом для того чтобы вставить свои пять копеек, – разрешите представить вам командира передового десантного отряда гауптштурмфюрера СС Отто Скорцени. Он имеет опыт тайных операций, а на Восточном фронте награжден за участие в боевых действиях Железным крестом 2-го класса. Рейхсфюрер рекомендовал этого человека для того, чтобы на англичанах отработать будущие спецоперации на Восточном фронте. Десант на большегрузных планерах – это целиком и полностью его идея. И я глубоко сожалею, что у нас не хватает самолетов-буксировщиков для того, чтобы перебросить все в один прием.
– Подойдите ко мне, – Гитлер жестом подозвал к себе Скорцени, который стоял по стойке «смирно», держа в левой руке большой чемодан, – покажите-ка, что это вы принесли?
Чуть покраснев, будущий супердиверсант Рейха положил на стол чемодан, и отщелкнул замки.
– Мой фюрер, – сказал он, – с недавних пор, на Восточном фронте у русских солдат начали встречаться совершенно оригинальные образцы вооружения, по которым можно было сделать вывод, что большевики взяли на вооружение тактику штурмовиков прошлой войны. Рапорты и донесения о стычках частей Ваффен-СС с русскими штурмовыми подразделениями поступали регулярно к рейхсфюреру. Как только я вышел из госпиталя, то мне, как временно негодному к боевой службе, было поручено заняться этим вопросом. Недели две назад, под Ригой к нам вместе со всей своей экипировкой перебежал солдат такого штурмового батальона. Причины, заставившие его сделать это, не столь важны. Важно то, что он принес вместе с собой. Я думаю, что вам, мой фюрер, как старому солдату штурмовых частей Великой войны будет интересно взглянуть на это…
С этими словами Скорцени откинул крышку чемодана, демонстрируя Гитлеру товар лицом. Там, упакованные с чисто немецкой аккуратностью, лежали: штурмовой автомат ППШ-42, калибра 9-мм, разгрузочный жилет, заполненный магазинами и гранатами, обтянутая тканью каска, малая саперная лопатка с ремнем, на котором висел финский нож в ножнах.
– Вы правы, гауптштурмфюрер, – пробормотал Гитлер, склонившись над чемоданом, – это действительно интересно! Скажите, а что стало с тем перебежчиком? Вы его случайно не расстреляли? Предавший единожды, предаст и снова – славяне они все такие – запомните это, Отто.
– Нет, – пожал плечами Скорцени, – командир нашего подразделения, убедившись, что это просто дурак и трус, передал его людям Канариса для дальнейшей разработки. А вот штурмовую экипировку мы Абверу не отдали.
– Это правильное решение, – сказал Гитлер, расстегивая пуговицы на пиджаке, – Карл, Эрих, помогите мне примерить это…
Через несколько минут фюрер стоял в своем кабинете, полностью экипированный в прикид советского спецназовца, и вертел в руках саперную лопатку.
– Скажите, Отто, – спросил Гитлер, – а зачем русским штурмовикам лопата? Они что, так много роют?
– Нет, мой фюрер, – ответил Скорцени, – этой лопатой они убивают немецких солдат. Посмотрите, как отточено лезвие… Как бритва. Говорят, что в тесноте окопа, или во время боя в помещении, в руках опытного солдата лопатка – страшное оружие, не менее опасное, чем винтовка со штыком. Ну, а в случае необходимости, ей действительно можно отрыть небольшой окоп или могилу.
Гитлер молча кивнул, и, отложив лопату в сторону, в полной тишине взялся за автомат.
– Обратите внимание, мой фюрер, – нарушил тишину Скорцени, – большевики теперь используют немецкий калибр – девять миллиметров. Автомат приспособлен под парабеллумовский патрон.
Гитлер вскинул голову, и посмотрел на Скорцени, – Отто, я жду от вас подвига! – напыщенно воскликнул он. – Мне нужна победа, и только победа! Я знаю, что для тебя и твоих бойцов нет ничего невозможного. А я обещаю вам, что германская промышленность даст вам вооружение лучше, чем у русских. У вас будет самое лучшее в мире немецкое оружие!
Потом он повернулся ко всем присутствующим, – Сделайте все, что в ваших силах, но в любом случае, к середине мая Фарерские острова должны стать нашими. До начала летней компании этого года Англию необходимо полностью и окончательно выбить из войны.
23 апреля 1942 года. 23:05. Сталинград, cтанция Гумрак
Подполковник ОСНАЗ Сергей Александрович Рагуленко
Конец апреля в Сталинграде – это уже настоящая весна. Западный ветерок доносит до нас одуряющие запахи полыни и цветущей степи. Забыть бы сейчас о войне, и пойти прогуливаться под луной и звездами с симпатичной девицей, предварительно набросив на ее плечи свой утепленный китель.
Но запахи цветов смешиваются с соляровым угаром, а ночь наполнена не девичьим шепотом и стрекотанием кузнечиков, а командами, солдатским ядреным матом и ревом тяжелых дизелей. Родная стихия. Мы с Леней Брежневым стоим на пригорочке, и наблюдаем за погрузкой моей бригады в эшелоны. Наша 2-я гвардейская механизированная бригада ОСНАЗ готовится к отправке в район сосредоточения. Где это – не наше дело, узнаем, когда наш «папа» – Бережной будет ставить нам задачу. Вообще-то наш комиссар нормальный мужик и, между прочим, вполне не дурак выпить и пройтись по бабам.
Бабы, кстати, как и девушки, в окрестностях Сталинграда, впрочем, тоже имеются. От налетов с воздуха станцию прикрывает зенитно-артиллерийский полк с исключительно дамским личным составом. Может быть это тот самый полк, что в нашем прошлом ценой собственной жизни задержал прорыв немецких танков у Латошихи. А может, и не тот самый… Если разобраться, то не суть это важно. Главное то, что за этих девочек, одевших на себя солдатские гимнастерки и юбочки, сапоги и ботинки с обмотками, которые им явно не по размеру, мы готовы перестрелять всех немцев, которые попадутся нам на пути.
А пока, соблазн велик. Высокие и не очень, пухленькие и худенькие, грудастые и не очень, блондинки и брюнетки, вчерашние школьницы-десятиклассницы, того самого знаменитого выпуска сорок первого года, и студентки, для того, чтобы отправиться на фронт, бросившие свои филфаки и биофаки. Все они одновременно и бойцы Рабоче-крестьянской Красной Армии и дочери праматери Евы, которым хочется даже в военное время вспомнить, что они женщины, которым природой дадено любить и быть любимыми. Тем более, что от слова ОСНАЗ и позвякивающих медалей и орденов девичьи сердца тают, как мороженое прямо в руках, только успевай облизывать пальчики.
Мои ребята тоже не железные, и на них так же как на девушек-зенитчиц действует весна, и им тоже хочется обычных человеческих чувств и немного счастья. В бригаде примерно полторы тысячи бойцов, и у каждого из них свой путь на этой войне. Пусть, сейчас даже со спины легко можно отличить новичков от бывалых ветеранов, прошедших с нами весь боевой путь от Евпатории до Риги, но и любой из новичков тоже чего-то стоит. У каждого из них были бои, окружения, раны, госпиталя, боевые награды, которые в эти годы давали весьма скупо. Необстрелянных бойцов и командиров в нашем пополнении нет. Нет среди наших новичков и полуграмотных колхозников, для которых трехлинейная винтовка Мосина – это уже «чудо-оружие». Большей частью это молодые, в недавнем прошлом городские мальчишки, восемнадцати-двадцати лет, которые в своей жизни никого еще не целовали и не любили. Сейчас мальчикам хочется на танцы, да и девочкам тоже хочется того же. Но мальчики пойдут на войну и могут там погибнуть. Ведь даже в ОСНАЗе, несмотря на всю нашу технику и тактику, тоже бывают потери, и мне тоже приходилось – да еще, тьфу-тьфу – придется не раз писать похоронки. Чудес на свете не бывает, потери можно уменьшить, но совсем обойтись без них невозможно.
Быть может утрата этого первого советского поколения – молодых парней двадцатого – двадцать третьего годов рождения, из которых уцелело всего три процента, и сказалась позднее через пятьдесят лет на судьбе СССР? Чем больше их дойдет до Победы, чем быстрее она наступит, тем легче будет предотвратить то, что в нашей истории называлось «девяностыми».
Не надо быть академиком, чтобы, понять то, что судьба мира решится этим летом. Родина дала нам лучшую, самую новую технику, какую только могла произвести тогдашняя советская промышленность. БМП-37 вполне на уровне БМП-2 из нашего прошлого – рабочая лошадка войны, пригодная, как для быстрых прорывов, так и для поддержки пехоты в активной обороне. Стоит местным только хоть чуть-чуть распробовать, и они влюбятся в эту машину раз и навсегда.
Да и САУ на ее базе с гаубицей М-30 даст сто очков вперед СУ-122 из нашего варианта истории. О ЗСУ 23-4 я вообще молчу. Конечно, это еще далеко не «Шилка» с ее автоматикой наведения, но и немецкий «эрликон» ей тоже не конкурент. Думаю, что люфты, встретившись с этой штукой на поле боя, сильно удивятся. Конечно, если успеют.
Новых танков, как и тяжелых САУ на их базе, я еще не видел. Но, думаю, что и они вряд ли хоть чем-то хуже той техники, что поступила на вооружение механизированных бригад.
А сейчас в приглушенном свете фар и прожекторов механики-водители поднимают технику на рампу, загоняют на платформы, крепят. Потом подъемный кран одевает поверх САУ или БМП деревянный чехол, имитирующий четырехосный деревянный грузовой вагон, или, в просторечии, теплушку. Немецкой воздушной разведке совершенно не обязательно знать – кто и куда едет. Бойцы работают быстро, но без суеты. Расчет времени был сделан с запасом, и когда погрузка закончится, то до часа, когда эшелоны бригады начнут покидать станцию у нас еще остается некоторое количество времени. Ефрейторский зазор, однако.
Вот, в расположении первого батальона, закончившего погрузку раньше всех, при неярком свете фонариков и небольшого костерка сперва заиграл плеер кого-то из попаданцев. Потом мотив подхватила гармошка. Кто-то запел. Как мотыльки, летящие на огонек, одна за другой на звук гармошки потянулись зенитчицы. А вот и танцы.
Мы с Брежневым переглянулись. Он тяжко вздохнул.
– Леня, – сказал я, – наверное, было бы неправильным лишать людей этого маленького праздника. Поэтому, тебе сейчас, как комиссару, лучше всего возглавить и направить, то, что невозможно победить. Пока еще есть время, и нет тревоги – пусть парни повеселятся. И при этом будет лучше, если комиссар не будет возражать, а присоединится к веселящемуся народу, ну, и проследит заодно, чтобы все было культурно, и не произошло ЧП.
– Понятно, – сказал Брежнев, одним глазом косясь на мечущиеся у вагонов тени, – ну, а ты-то как?
– А бедный старый подполковник Слон, ответил я, – сейчас пойдет по другим батальонам, и будет подгонять отстающих, чтобы не шлаговали, а скорее бы заканчивали побыстрее, и честно присоединялись к веселью. Как говорили древние: командиру – командирово, а комиссару – комиссарово.
Кивнув, будущий Леонид Ильич отправился руководить и направлять, ну, а я двинулся совсем в другую сторону, чтобы подгонять и стимулировать. Для несведущих скажу, что стимул – это такая острая палка, которой римляне кололи ослов, чтобы те побыстрее пошевеливались.
Потом к веселью присоединился закончивший работы второй батальон, за ним третий, четвертый, потом артдивизион. За это время стихийно начавшееся мероприятие, под чутким и умелым руководством комиссара Брежнева переросло в нечто среднее между сельской дискотекой нашего времени и митингом. Пели, плясали, говорили речи, потом снова пели и плясали. Некоторые парочки после спринтерского знакомства, при свете фонариков наскоро обменивались номерами полевых почт, а какие-то, напротив, по-тихому, пока у них еще оставалось время, целовались и обжимались в темных углах. В этот момент всем казалось, что все будет хорошо, что война закончится, и они еще встретятся, чтобы жить поживать, да добра наживать.
По счастью никакие люфты этой ночью нас не потревожили, и девочкам не пришлось мчаться к своим зениткам, а нам поднимать по тревоге наш зенитный дивизион, машины которого, единственные из всей нашей боевой техники, перевозились открыто, по три штуки на эшелон, и распечатывать и тратить неприкосновенный запас «Стрел».
За два часа до рассвета на станцию подали первый паровоз. Выкрики ротных, собирающих своих людей, судорожное движение воинских масс, расстающиеся парочки, дающие друг другу клятвы встретиться «в шесть часов вечера после войны». Лязг сцепок, протяжный гудок, слезы, поцелуи, крики прощания. Бригада убывала на фронт.
25 апреля 1942 года. Вечер. Орловская область, Навлинский район. Лесной массив в 20 км южнее станции Выгоничи. Временная база Сумского партизанского соединения под командованием Сидора Артемьевича Ковпака
Смеркалось. Конец апреля - это благословенное время, когда уже достаточно тепло, но тучи комаров еще не поднимаются с окружающих лес болот, озер, речек и стариц. Их время еще не пришло. Тут, на левом берегу Десны, в междуречье впадающих в нее Ревны и Речицы, и остановилось для временного базирования Сумское партизанское соединение Ковпака, только что завершившее свой рейд по Сумской, Курской, Орловской и Брянской областям. По степени опустошения тылов противника соединение Ковпака сильно уступало ордам Аттилы и Чингисхана, но, говоря военным языком, снабжению 6-й и 2-й немецких армий был нанесен довольно значительный ущерб.
А история эта начиналась так. В начале февраля где-то в окрестностях Конотопа, разведчики Путивльского партизанского отряда Сидора Ковпака столкнулись на узкой лесной дорожке с разведывательно-диверсионной группой старшего сержанта ОСНАЗ Ерохина недавно созданного Центра Специальных Операций при ГРУ ГШ.
Это были дни, когда в немецком тылу царила сумятица после того, как советским диверсантам удалось выкрасть Гейдриха и Клюге, и каждый день, точнее, каждую ночь, в оперативном немецком тылу на парашютах сбрасывались все новые и новые группы выпускников спецшколы майора Гордеева. Все они были укомплектованы примерно одинаково: отделение десантников, прошедших краткий двухнедельный курс обучения, возглавляемое старшим сержантом или лейтенантом, рация, сапер, два пулемета ДП или трофейных МГ-34, самозарядные винтовки СВТ-40 и автоматы ППШ-41. Радисты РДГ были предельно лаконичны, больше слушали, чем говорили. У германского Функабвера создавалось впечатление леса полного жужжащих комаров. Радист проводит в эфире не больше минуты, и запеленговать его было практически невозможно. Ну, а по части стойкости кодов советская школа шифрования далеко опередила и немцев, и англичан с американцами, и японцев.
Иногда эти РДГ гибли в неравном бою, выбрав себе цель для диверсии не по возможностям, или же становились жертвами предательства иуд из числа местных жителей. Но чаще все было иначе. Выброшенные в немецкий тыл советские разведчики-диверсанты становились глазами и ушами Ставки ВГК и Генштаба во вражеском тылу, головной болью для оккупантов, и центрами кристаллизации партизанских отрядов, в основном состоящих из окруженцев и освобожденных из плена советских военнослужащих. Эти отряды в каком-то смысле не были чисто партизанскими. Фактически это были оперирующие за линией фронта части РККА, подчиненные все тому же Центру Специальных операций, а не Штабу Партизанского движения, возглавляемому товарищем Пономаренко.
Иногда такие рейдирующие группы подчиняли Центру Специальных Операций и уже действующие перспективные партизанские отряды, для того, чтобы синхронизировать их действия с ударами Красной Армии и советской бомбардировочной авиации.
Так случилось и с соединением Ковпака, ставшим еще одним зафронтовым рейдовым соединением РККА. Рация и прямая связь со Ставкой, которые рейдирующие группы имели в обязательном порядке, обычно впечатляли командиров партизан и окруженцев по самое «не могу». Именно это и было целью и мечтой каждого мало-мальски успешного партизанского отряда. Чувствовать помощь и поддержку, поступающую с Большой Земли, понимать свое единство со сражающейся на фронте Красной Армией - такое дорогого стоит. Тем более добавляли авторитета рейдирующим отрядам и советские транспортные самолеты, регулярно сбрасывающие перешедшим в подчинение ЦСО отрядам оружие, боеприпасы, медикаменты и обязательно свежую советскую прессу. Именно поэтому Начальник Генерального Штаба Василевский так легко согласился с предложением майора ОСНАЗ Бесоева использовать для взлома долговременной вражеской обороны специальные соединения, действующие во вражеском тылу. Инструмент для такой операции уже фактически был создан, и доведение его «до ума» было лишь делом времени и определенных усилий. Теперь же это время пришло.