Клим вздохнул и начал читать:
«Климушка! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже больше нет. Не знаю, расстроит ли тебя это известие, или ты отнесёшься к нему равнодушно, но известить тебя я должна. Не беспокойся, я уже достаточно пожила на этом свете, и смерть меня нисколько не пугает. К тому же, чего точно не будет – так это медленного, растянутого на месяцы угасания. Я просто усну и не проснусь – точно знаю. Не спрашивай откуда – не до этого сейчас.
Увы, ты сам не захотел побольше узнать обо мне, а сейчас уже поздно… для многого поздно, Климушка. Но я хочу, чтобы ты знал – я тебя любила. И вмешиваться в твою жизнь не хотела, да, видно, зря…
Зачем я тебе это пишу? Всё просто. Ты единственный, кто может быть моим наследником. Дочь моя, твоя бабушка, тоже могла бы, но, увы, я пережила её. Про внучку даже говорить не хочу, нет в ней ничего от нашего рода. А вот ты – на диво получился. Но сейчас не об этом.
Свой дом в деревне Низкие Ключики и всё своё имущество я оставляю тебе, Климушка. В волости я распоряжение оставила, так что с этим проблем не будет. И полгода не жди, приезжай сразу, это важно. Дом тебе покажут, ключи под порогом найдёшь. И нет, я не в маразме. Никто ко мне на участок не залезет и ключей не тронет – это я знаю точно. Только ты их сможешь взять и открыть дверь. И, прошу тебя, пока не возьмёшь в руки шкатулку – никого в дом не зови. Это важно.
Шкатулка в тайнике, тайник под моей кроватью. От угла вторая половица – нажмёшь на сучок, доска в сторону и отойдёт. Найди шкатулку, там есть кое-что, что тебе пригодится. Записи мои, ещё кое-что по мелочи и Камень. Камень на шею не надевай, пока записи мои не прочитаешь, иначе будет тебе сюрприз – не обрадуешься. Ну, ты мальчик умный, память у тебя хорошая, надеюсь, не напутаешь.
Прощай, Климушка. Жаль, конечно, что жизнь нас так развела, да что поделаешь… Таково моё проклятие, главное – чтобы тебя оно не коснулось…
Оставляю тебя с любовью, твоя прабабушка София Милорадовна Белецкая».
Клим прочитал написанное, отложил листки, потом подвинул снова и перечитал ещё раз. Неожиданно всё в глазах его стало расплываться, по лицу потекло что-то тёплое, и парень понял, что это слёзы. После смерти бабушки и дедушки он не плакал ни разу, а вот сейчас… И ещё – это было больно. Даже несмотря на то, что Клим старался общаться с прабабушкой по минимуму – это всё равно было больно.
- Прости… - прошептал он, продолжая сжимать в руках последнее письмо бабушки. – Прости… Я был не прав…
Эти слова были совершенно ненужными, жалкими, глупыми и несвоевременными, но что-то внутри отозвалось на них… и Климу стало не так больно.
А на следующее утро Клим взял отпуск за свой счёт, собрал вещи и выехал на своём стареньком «Рено» в Низкие Ключики.
***
В Низкоключинской волости его встретила женщина, одетая так, как одевались героини советских фильмов семидесятых годов прошлого века – в строгом синем костюме с юбкой ниже колена и белой блузке с рюшами. Волосы, выкрашенные хной, были уложены вокруг головы в причёску, напоминавшую булочку-косичку, кажется, она называлась «хала». На лацкане пиджака дамы была прикреплена недорогая пластмассовая брошка с женским профилем – то ли Нефертити, то ли Клеопатра. Климу, честно говоря, было по барабану – он провёл за рулём шесть часов и ужасно устал.
Звали даму соответственно – Клавдия Васильевна, лет ей могло быть от сорока до шестидесяти – точнее сложно было определить из-за странноватого макияжа – синие тени на веках, морковная помада и кирпичного цвета румяна. Но, несмотря на жутковатый, с точки зрения Клима, антураж, она оказалась женщиной добродушной и вежливой.
- Софии Милорадовны правнучек, стало быть? – спросила она, когда Клим зашёл в здание волости, где кроме неё не было ни единой живой души, вежливо поздоровался и представился. – Извини, проформа, документик показать можешь? Мне и так видно, что ты ей родня, но порядок есть порядок…
Клим кивнул, показал паспорт женщине, она его придирчиво изучила, записала что-то в блокнот и кивнула:
- Ну, Белецкий Клим Витальевич, всё в порядке. Можешь ехать, своё наследство поглядеть. Ключ там, знаю, его София Милорадовна всегда под порог прятала…
- И вы это знаете? – удивился Клим.
- Так, почитай, вся деревня знает, - удивилась Клавдия Васильевна. – Ты что, думаешь, туда залезет кто? Не, дурных нема. Не волнуйся, всё там в целости и сохранности.
Клим слегка удивился, ему показалось, что чего-то приветливая дама не договаривает, но когда он попытался спросить об этом, Клавдия Васильевна резко скомкала разговор, отговорившись занятостью и резко перейдя на «вы»:
- Вы меня извините, Клим Витальевич, у меня ещё бумаги не разобраны. Секретарша в декрет ушла, смену ей всё никак не найти, а других специалистов в волости нет, вот и приходится – всё самой, всё самой… оптимизация, чтоб её… Вы сейчас поезжайте всё прямо и прямо вон по той асфальтированной дороге, у дуба большого направо сверните, там грунтовка, но хорошая грунтовка, ваша машинка там пройдёт, как нечего делать… Воот… С километр по грунтовке до озера, а там сами дом увидите. Не заблудитесь, одна дорога-то…
- А что, прабабушка не в самой деревне жила? – удивился Клим.
- Ну, по документам – это деревня, только не Низкие, а Высокие Ключики, просто там только один дом сохранился… Вот эти земли и присоединили к нашей волости. Так что получилось на отшибе. Так что, поезжайте, Клим Витальевич, поезжайте…
Клим понял, что его выпроваживают, распрощался с Клавдией Васильевной и снова сел за руль. Он медленно ехал по деревенской улице, высматривая помянутый дуб, но тут увидел вывеску магазина. Магазин назывался своеобразно: «Бабариха», и Клим решил выйти и купить чего-нибудь на ужин.
В магазине продавщица в синем фартуке и белой кружевной пилотке упоённо трепалась с несколькими покупательницами про какую-то Машку, которая таки залетела от хахаля, а вот муж-то на нефтеплатформе вкалывает и не знает, но, увидев вошедшего, женщины резко замолчали. Клим глянул на полки, купил какой-то местной колбасы, свежего, совершенно упоительно пахнущего круглого хлеба, десяток яиц и бутылку молока. Молоко тоже было местного производства, с бутылки улыбалась круглолицая пухлощёкая девочка лет пяти.
- Пиво, сигареты? – привычно поинтересовалась продавщица.
- Спасибо, нет, - вежливо ответил Клим. – Не употребляю.
Продавщица слегка удивилась, но бодренько пробила Климу покупки, сложила их в пакет и протянула парню.
- Спасибо за покупку, заезжайте ещё.
- Непременно, - улыбнулся Клим, развернулся и вышел.
Только вот, когда он выходил, успел услышать, как одна из покупательниц шёпотом спросила продавщицу:
- Нешто у ведьмы родня объявилась?
Но дверь за Климом уже захлопнулась, и ответа продавщицы он не слышал. Но становилось всё страньше и страньше.
***
Большой дуб и грунтовку он нашёл без труда и поехал по дороге, углубляясь в лес и удивляясь, что здесь когда-то тоже была деревня. Еловый лес выглядел мрачновато, но Клим был спокоен. Даже слова деревенской женщины о его прабабушке, как о ведьме, его не насторожили. Ну, да, прабабушка была женщиной пожилой, а в деревне развлечений маловато, вот и чешут языками.
Наконец ельник расступился, и Клим выехал на берег озера. Небольшого, но удивительно красивого, такого, что Климу сразу же вспомнилась висевшая в школьной библиотеке картина Левитана «Над вечным покоем». Одноэтажный деревянный дом стоял на высоком берегу и выглядел хоть и не новым, но на удивление крепким и ладным. Двускатная крыша, покрытая железом, резные наличники на окнах, дымовая труба с жестяным колпаком и флюгер в виде петуха на крыше, кружевные занавески на окнах… Этакий теремок. Дом Климу понравился, настроение, слегка испорченное деревенскими клушами, выправилось, и он подъехал прямо к крыльцу.
Странно, но никакого забора вокруг дома не было, так что Клим прекрасно разглядел и несколько рядов грядок поодаль, и сарайчик-дровяник, и небольшую будочку-туалет с вырезанным в двери сердечком, и ещё один сарайчик…
«Как же она со всем этим одна управлялась? – с неожиданной душевной болью подумал Клим. – А ведь я мог бы приехать, помочь. Прабабушка ведь немолодая уже… Была… Ну ладно, пусть я к ней привязываться не хотел, но ведь помочь-то можно было? Чисто по-человечески?»
Продолжая запоздало корить себя, Клим выбрался из машины, подошёл к крыльцу, поднялся на него, удивившись, в каком всё поддерживалось порядке – ни одна досочка не скрипнула – пошарил рукой под порожком.
Ключ сам скользнул к нему в руки – довольно большой, кованый, с чудно вырезанной «бородкой». Клим вставил ключ в такого же старинного вида замок, повернул… дужка замка отскочила легко, как по маслу, и Клим толкнул дверь, входя внутрь.
И на мгновение остановился. Было такое чувство, что кто-то невидимый радостно воскликнул: «Наконец-то!», и эту самую радость Клим почувствовал каждой клеточкой тела.
«Да что ж это такое?» - подумал парень, но ноги уже сами несли его через полутёмные сенцы в основную часть дома.
Клим отворил ещё одну дверь и оказался в доме. В нём была всего одна комната, впрочем, довольно просторная и словно поделенная на зоны. Русская печь, шкафчик с посудой на стене, небольшой стол, рядом с которым на тумбочке притулилась одноконфорочная газовая плитка, небольшой холодильник – явно место для стряпни и хранения продуктов.
Посередине комнаты ещё один стол – круглый, покрытый вышитой скатертью, несколько стульев с высокими спинками вокруг него. Книжные полки на стене, картина в простенке между окнами, пучки каких-то трав с приятными запахами, старинный трёхстворчатый шкаф, за которым стояла аккуратно заправленная узенькая железная, с никелированными шариками, койка, круглый абажур с бахромой над столом… Под книжными полками диван – старинный, обитый кожей, с подлокотниками-валиками. Странная смесь деревенского и городского, причём городского не современного, а середины прошлого века… Но… ни телевизора, ни радио, ни телефона, хотя свет (Клим для проверки щёлкнул выключателем) исправно зажёгся.
И ещё чего-то не хватало в этом деревенском доме. Клим сначала не сообразил чего, а потом, кинув взгляд в пустой красный угол, понял – в доме прабабушки не было икон.
Может, и странно, но это Клима не напрягло. Он устал с дороги и хотел только одного – лечь и выспаться. Нет, не на узенькую прабабушкину кровать, ведь там она и умерла… наверное… Но кожаный монстр-диван выглядел достаточно широким и удобным.
Клим достал из машины купленные продукты, вскипятил электрический чайник, выпил чаю с вкуснейшим местным хлебом и не менее вкусной колбасой, удивляясь, что его всё сильнее и сильнее клонит в сон. От свежего воздуха, что ли?
Веки просто слипались, и парень, наскоро ополоснув чашку, пристроился на диване, укрывшись найденным в шкафу лоскутным одеялом. И уснул мгновенно, едва коснулся головой жестковатого кожаного валика.
А во сне он мгновенно оказался нос к носу с покойной Софией Милорадовной. Старая женщина смотрела на него внимательно – без грусти, без укора, без сожаления. А потом тихо сказала:
«Мало у меня времени, Климушка… Одно скажу – плохо, что не сумела я толком тебе ничего рассказать. Придётся тебе самому. Здесь, под диванной подушкой – мешочек. В нём – камушек один. Дорогой камушек, там, где ты окажешься, за этот камушек многие готовы душу продать, да только ему они не владельцы. Ты владелец. Единственный, законный. Помни об этом. И ещё: там, в мешочке, книжечка лежит. Махонькая, с ноготок. Когда окажешься там – вытащи её и к себе привяжи. Кровью своей капни. Увидишь, что будет. Эта книжечка тебе кое в чём поможет, не во всём, правда, но поможет. Эх, не послушал ты меня в своё время, а вмешиваться я права не имела, так и мучилась… Но что уж теперь. Прости, много сказать не могу – не моя воля… Знай только одно – пути назад не будет. Как и у меня… не было. Хотела вернуться – не вышло, сильны оказались враги мои… Ну, попадёшь куда надо – разберёшься. Прощай, Климушка. Прощай…»
Клим вскочил с дивана, как подорванный. Ощущение полного присутствия прабабушки отпустило его не сразу, он завертел головой, ожидая увидеть покойницу, но комната была пуста, а за окном стояла глубокая ночь.
Клим торопливо зажег свет и сунул руку под диванную подушку. Маленький мешочек на шёлковом шнурке, как и ключ, словно сам скользнул ему в руку. Клим распустил горловину мешочка и вытряхнул на ладонь камень размером с куриное яйцо – оранжево-золотистый, словно сияющий.
«Сердолик, - вспомнил он название камня, - кажется, сердолик…»
Поверхность камня была гладкой, удивительно приятной на ощупь, внутри таинственно мерцали золотые искорки, складываясь в какую-то картинку, но картинку эту Клим не мог разобрать, как ни старался.
Потом парень вспомнил про книгу, попытался достать её из мешочка, но та не поддавалась, словно пряталась от упорных пальцев. Клим плюнул на это дело, положил камень в мешочек, затянул горловину и накинул шнурок на шею.
И тут же мир вокруг него просто исчез, сменившись другой реальностью.
========== Глава 2. Пушной зверь песец ==========
Мир вокруг Клима просто исчез, сменившись другой реальностью. Реальностью, способной вогнать в шок кого угодно.
На мгновение парень ощутил некое чувство, напоминающее чувство полёта, затем – короткую, резкую боль в шее и, наконец, рывок – и удар о землю задницей со всей дури.
Горло саднило так, словно с него содрали кожу, изо рта вырывалось какое-то жалкое сипение, всё тело болело, а вокруг нарастал свист и шум.
Клим машинально, хоть и с трудом, поднялся, огляделся… и замер. Не было вокруг него леса, не было дома бабушки, не было уютного кожаного дивана, зато… зато была площадь какого-то средневекового города, окружённая стоящими впритык друг к другу окрашенными в яркий цвет домами в несколько этажей, узкими провалами улочек и стоящим на переднем плане величественным собором, похожим и одновременно не похожим на средневековую готику, более всего напоминавшим собор Саграда Фамилия в Барселоне, незаконченное творение сумеречного гения Гауди.
Но хуже всего было то, что Клим обнаружил себя стоящим под виселицей – большой такой, добротной виселицей, на которой справа и слева от него дёргались в судорогах тела людей в разноцветной, довольно-таки богато выглядящей одежде.
Клим судорожно схватился за горло. Так и есть – рука нащупала обрывок верёвки, а над ним, на перекладине, радостно болтался ещё один. Его что, повесить хотели? Почему? За что?
Но хуже всего была толпа вокруг – орущая, улюлюкающая, что-то злобно вопящая… Толстые горожанки в одноцветных платьях с вышивкой, крестьяне в серых робах и крестьянки в полотняных чепцах, солидные бюргеры в добротных коричневых и синих кафтанах, мастера и подмастерья в кожаных фартуках, нарядные дети, нищие в лохмотьях, важного вида господа и дамы в многослойных и многоцветных одеждах, увешанные украшениями, как новогодняя ёлка шариками, солдаты в металлических нагрудниках с грубо намалёванным гербом на груди и шлемах, похожих на половинку грецкого ореха, группка задумчивых мужчин разного возраста в синих и фиолетовых мантиях – все они смотрели на дёргающиеся тела со странным восторгом и явно были удивлены и расстроены тем, что Клим не отчалил на тот свет вместе со своими невольными сотоварищами.
Клим бы решил, что он каким-то образом перенёсся в земное Средневековье, в тело какого-нибудь воришки, которого вешали за украденную булку, только вот окружавшие его… особи, несмотря на несомненно средневековый антураж, людьми не являлись ни в коей мере. Не бывает у людей кожи такого яркого, практически лимонного цвета и синих волос тоже не бывает, да и глаза, абсолютно чёрные, в которых отсутствовали белки, прямо как у демонов в «Сверхъестественном», тоже выглядели не по-людски жутковато. При этом ни рогов, ни хвостов, никаких иных посторонних конечностей не наблюдалось, так что местные выглядели, скорее, скверными карикатурами на земных людей.