– Ты полегче, – буркнул Дасий, забирая горстями воду и омывая младенчика. – Чего сдавил-то? Чай не сбежит. Еще сломаешь ей чего. Неужто сроду новорожденных в руках не держал?
– Откуда, – проворчал Борен, через силу ослабив хватку. – Моя трижды рожала, когда я в походах был. Будто нарочно подгадывала.
– Оно и видно, – чуть ли не журчал боярин, умывая малышке личико. – Ишь, какая ты у нас ладная. Да крепенькая. И глазки шибко умные. Сразу видать, что не человечьи. Да ты не пугайся. Мы тебе вреда не сделаем. Увезем к себе. А там заживешь новой жизнью. Не то, что среди этих страхолюдов. У нас-то, небось, куда как краше. И народ все благочинный. Друг дружку не ест.
– Ага, безо всякого толку режет, – вновь проворчал Борен, косясь на Живула, что оттаскивал к входу тело Лабуда.
Оставлять здесь товарища они не станут – в голову не вступит этакое кощунство. Как ни тяжко, а на корабль утащат. А там закатают в бочку с медом и увезут на родную землю – на этой поганой тризны справлять не станут. Лабуд не заслужил такого поругания – славный был воин. И товарищ верный. Занесла ж его нелегкая… Всех занесла…
– Придержи-ка, – одернул Дасий задумавшегося полусотника.
А сам выудил из-за пояса тугую полотняную скрутку. Развернул два куска тонкого льна. Меньшим насухо обтер девчушку, а в больший ловко завернул ее, будто всю жизнь промышлял нянькой. Затем прижал ее к себе.
– Нужно поторапливаться. Нам ее голодом морить нельзя.
– С чего бы? – хмуро бросил Борен, направляясь к выходу и доставая мечи. – Чай, на корабле целых две козы с полным выменем. – А вот ты в проходе не маячь. И ты остерегайся высовываться, – предупредил он проводника, что спокойно сидел у стеночки и ни во что не ввязывался.
Гуфан кивнул и что-то молвил.
– Он говорит, что людоеды что-то замышляют, – перевел Дасий.
– Кто б сомневался? – процедил Живул, оглядываясь.
Увидал толи столик, толи лежанку на низких обрубках ножек. Вся она состояла из плотно связанных лианами жердин. Борен понял его, и вскоре они уже притащили ее к выходу и заткнули дверной проем – снаружи досадливо завизжали.
– То ли еще будет, – пообещал Предиг, не опуская лук.
– А коль будет, так нечего тут торчать. Давай на крышу, – приказал Борен, подкатывая к новой двери каменюку, валяющуюся у стены неподалеку.
Он подпер ее и вытащил мечи.
– Подержи-ка, – сунул Дасий в руки проводника девчонку.
И бросился к алтарю, куда уже взбирались лучники. Гуфан что-то каркнул ему вслед.
– Говорит, что на крыше вас достанут из трубок, – предупредил боярин, залезая на алтарь.
– Не достанут, – отрезал полусотник. – Шибко короткие у них трубки. Я приметил: шагов на десять-пятнадцать бьют. А тут им придется вверх стрелять. Да и близко они не подойдут.
– А и доплюнут, нам-то какая разница? – пропыхтел Предиг, подсаживая наверх Живула. – Что так подыхать, что эдак. Или мы их, иль они нас. Давай-ка, боярин, пособи.
Живул вытянул на крышу оба лука, а потом Дасий ловко отправил туда же Предига, благо, не самый здоровый лоб из полусотни. Судя по удаляющемуся визгу, мужики быстро утвердились на крыше и споро взялись за дело. Какие там трубки – голожопые разлетелись воробьями от первых же стрел. Правда, разглядеть их в густых зарослях та еще морока. Ну, да и дружинники не пальцами деланные. Чай не впервой вынюхивать по зарослям врага. Дасий не выдержал сердечной маеты и осторожно снял с алтаря тело оборотенки – отнес к дальней стене на чистую свежую травянистую подстилку. Затем оттащил туда же голову и прикрыл все это широкими листьями. Какой бы породы убиенная мать не была, а все ж злодейство свершили, как себя не обманывай. Затем он вернулся к уважительно наблюдавшему за ним Борену и тоже изготовился к битве. Коли такая случится. Проводник вновь заворчал, покачивая пригревшуюся и задремавшую малявку.
– Говорит, мол, трусы они все. Но уж больно борзые. С ними не угадаешь: иль совсем сбегут, иль затаятся.
– Э, Борен! – сунулась в дыру башка Предига. – Там сзади из кустов нам кто-то машет. Кажись, тот самый Бока, что на Уботу зверем смотрел. Может, предать вождишку решился?
– Давай его сюда, – отмахнулся Борен, прилаживаясь к щели в жердяной преграде, дабы хоть что-то разглядеть снаружи.
Дасий закинул на крышу веревку, и вскоре оттуда на алтарь спрыгнул упомянутый Бока. Он замер на корточках, настороженно поводя глазами. Ни за плевательную трубку, ни за костяной зазубренный меч отважный воин не хватался – хотел сохранить шкуру.
– Чего сказать-то хотел? – насмешливо поинтересовался обернувшийся Борен.
– Говорит, будто отсюда лаз какой-то имеется. Как раз для этих самых оборотней вырыт. И он знает, где тот лаз, – обрадовал Дасий, выслушав проводника. – Дескать, можем вылезти где-то в сторонке. А там уж он нас проведет прямиком к кораблю. Другой тропой, что идет в обход их поганой деревни.
– Зачем ему это? – выгнул бровь полусотник.
– Говорит, хочет за это получить десяток мечей. Рожа у него треснет! – возмутился Дасий.
– Погоди, боярин, не гоношись, – подосадовал Борен и уточнил: – Верно, что выведет?
На вопрос проводника Бу-ко жарко залопотал, мстительно посверкивая раскосыми глазками в сторону запечатанного выхода. Оттуда прилетел очередной визг подстреленного смельчака.
– Спроси, этот их Убота еще жив? – задумчиво хмурился Борен.
– Жив и никак не уберется восвояси, – подосадовал Дасий на ответ проводника. – Слышишь? Это он там надрывается. Желает нас сожрать, во что бы то ни стало. Думает, будто силу нашу тем самым заполучит. Они тут сбрендили на этом: чем сильней враг, тем желательней его сожрать.
– Изжогу он получит, – свесился в дыру на крыше Живул. – Уж с меня точно. Чего решили-то?
– Всё слыхал? – переспросил Борен, пытая взглядом замершего людоеда.
Тот все так же восседал на алтаре костлявой жабой. Да почесывал под мочалкой яйца, жадно прислушиваясь к чужой речи. От нетерпения его приплюснутый мясистый нос раздувал ноздри над раззявленной острозубой пастью – чистый урод.
– Слыхали, – презрительно скривился Живул на торчавшее под ним темечко в перьях.
– Рискнем?
– А чего теряем?
– Ты пойдешь первым, – решил Борен. – Слезай. Я последним. Боярин, придется тебе с Предигом Лабуда тащить. Проводнику скажи: коль поможет, еще золота получит.
Лаз и впрямь оказался лазом: бесконечный крысиный ход, где нормальному мужику не развернуться. Боле всего намучались с Лабудом, ну да кое-как приноровились. Малявка – эта самая неведомая многоликая – дрыхла без задних ног. И на кой она запонадобилась? Они-то ожидали подлинное чудище встретить. Дасию та, что посылала их на это дело, все уши прожужжала, дескать, за опасной тварью охотиться идете. Мол, смотрите в оба. А оно вон как все обыденно. Правда, это не мешало смотреть в оба: малая-то сейчас простой младенец, а кто его знает, кем она в любой момент обернуться может? Дасий так понял, что заполучили они какого-то диковинного оборотня. А с этими тварями никто из охотников управляться не умел. Впрочем, оборотенка, покуда, ничем себя не выдавала.
Наружу выползли где-то посередь леса. И тотчас, как могли, припустили вслед за подпрыгивающим в нетерпении Бокой. Первым поднял Лабуда на плечи Живул. Так и тащили погибшего товарища, сменяя друг друга. Оставлять его на съедение этим гадам и думать не могли: лучше уж сдохнуть, чем так опаскудиться. Отважно трусивший Бока вполне уверенно протискивался сквозь заросли. Вроде только-только казалось, будто сквозь них не продраться, как в разлапистых широколистых кустах обнаруживалась тропка. Сразу за ним пристроился проводник, сжимая в руках метательные ножи. Мужик тертый – уважительно признавал Борен – с виду малахольный, а пальцы в рот не клади. Своими ножичками птиц на взлете снимает – полюбовались на его такое баловство, было дело. И славного Боку приголубит – пусть только дернется. Но этот ненавистник вождя Уботы, похоже, предавал того от всей чистоты сердца. Аж горел, старательно вслушиваясь в тихий лесной гомон. Шипел на чужаков, когда иной из них мог шумнуть свыше безопасного. Однако по лесу прошли без помех, хотя и упрели, как черти. Еле ноги под конец волочили, благо, оборотенка так и спала на руках боярина, который нипочем не желал выпускать ее из рук
Подстерегли их на кромке леса, что обрывался, будто нарочно обрезанный, у самого песчаного берега. Бока вывалился из зарослей первым. За ним Предиг, да не успел углядеть, как ушлый людоед сразу же рухнул на песок. Клятый шип вонзился парню в щеку, но тот успел ответить – плевака с визгом вывалился из кустов. И задергался, ухватившись за торчавшую из груди стрелу. Предиг успел пару раз шагнуть и повалился навзничь. Да только вот голожопым это мало помогло. Мужики в трех оставленных на берегу лодках не дремали. Второй десяток тотчас принялся метать стрелы. Третий в полном снаряжении, прикрывшись щитами, двинулся к товарищам тесным строем. Высыпавшие на берег людоеды прыгали вдалеке козлами и орали, размахивая своим потешным оружием. Но ближе подобраться опасались: несколько самых смелых остались валяться темными корягами на белом песке. Убота метался средь своего воинства, отчаянно визжа и раздавая плюхи – бестолку. Никто не желал лезть под стрелы белых великанов. Куда делся Бока так и не поняли. Да и разбираться было недосуг. Коль сам со страху сдриснул, пусть на себя и пеняет, что останется без обещанной награды.
От берега отчалили дружно, держа луки наготове. На корабле Дасий первым делом велел доить козу. Но спящую оборотенку еле-еле растолкали. Снулая девчонка никак не желала раскрывать глазенок. А уж когда ей в ротик капнули первую каплю молока, разразилась диким воем, ровно ее травили чем едким. Затем принялась задыхаться. Да еще явственно рваться в сторону уплывающего за спину островка. Бились с ней, бились, да только хуже становилось. Посиневшая от истошного ора малышка подозрительно затихала, то и дело опасно клоня головку и закатывая глазки. Кто ее знает, может, и померла бы их добыча, да помог проводник. Гуфан, безмолвно наблюдавший за истязанием оборотенки, что-то нерешительно пробормотал.
– Говорит, он слыхал, будто эти оборотни не могут жить за пределами своего острова покуда не встанут на ноги, – озадаченно перевел Дасий своим. – И жрать, вроде, ничего не могут, кроме молока мамки. Да еще какой-то там особой волчицы. Дескать, есть тут на островах такие полосатые волки. Вот они-то оборотенок и кормят, коли мать сгинула.
– Так чего, выходит, обратно надо, – недовольно проскрипел Живул. – Вот же клятая земля! Никак не отпускает по добру.
– Вернуться не штука, – задумчиво молвил полусотник. – Штука продержаться, покуда девчонка на ноги не встанет.
– А чего? – зло хмыкнул кто-то из дружинников. – Высадимся, да перережем всех подчистую. Оно погано, да годик как-нибудь продержимся. А после уж и домой.
– Мне жена башку оторвет за такую отлучку, – невесело усмехнулся еще кто-то.
– Решаем, мужики, – закаменел лицом Борен. – Либо остаемся и вернемся с добычей, либо…
Возвращаться без добычи никто не хотел. Пусть и легло то решение поперек сердца тяжким грузом. Правда, покуда корабль разворачивался да шел к острову, дружина не сводила глаз с оборотенки. Та, как назло, подтвердила догадку гуфана: и орать бросила, и задышала ровней. Вот же пакость мелкая! Будто нарочно им задержки чинит. Ну, да куда деваться? Без добычи им дома рады не будут. Голов не снесут, да вот из дружины попрут запросто. Дасий тоже огребется, хоть и числится его род одним из родовитейших. Он также не горит желанием возвращаться битым псом. Стало быть, сидеть им всем на этом сраном острове год, а то и больше. Кто его там знает, как быстро растут эти чужестранные оборотни? Они и о своих-то ни черта не знают – не видали никогда. Одними сказками пробавлялись. Толи нет тех оборотней на родимой земле, толи, не в пример тутошним, прятаться горазды. На бескрайних просторах их настоящей большой земли это запросто.
На берег моряки-гуфаны высадили иноземную дружину в пять без малого десятков воинов со всем их барахлом. Проводнику наобещали, дескать, коли будут к ним наведываться хотя бы раз в сотню дней, так получат втрое против того, что уже получили. Оно, конечно, гуфаны могли бы перебить иноземцев и забрать все сразу. Да только вот, здраво оценив этих суровых воинов с далекого севера, ни один не решился на них лезть – жизнь дороже. Проводник поклялся являться на остров, как уговорено. Ему, мол, и самому интересно: чем у северян тут все окончится? А уж плата больно щедра, чтоб ею разбрасываться – услуга-то, по сути, необременительная. С тем и расстались.
Навьючившись барахлом, дружинники поспешили скорей убраться с опустевшего пляжа под защиту леса. И, первым делом, сразу же наткнулись на Боку. Предприимчивый людоед преспокойно сидел на поваленном дереве – будто знал, что гости вернутся – и скалил заточенные зубы.
– Ты ведал, что она вне острова не выживет? – сухо осведомился Дасий, весьма толково разъясняя свои слова руками.
Бока понял и радостно закивал. Тут многоопытный да здорово ученый боярин на пальцах показал, дескать, надо бы им где-то поселиться. Людоед в ответ полюбопытствовал: не хотят ли белые великаны прикончить Уботу? Да с ним еще кой-кого, дабы не мешали похитителям преспокойно растить свою добычу до назначенного срока. Остальных, де, Бока самолично приберет к рукам, чтоб не мешались под ногами великанов. А уж тем он станет помогать во всем.
– Понятно, станет, – едко подтвердил Борен. – Покуда на зуб не вздумает попробовать.
– О том после заботиться станем, – резонно заметил Дасий. – Будет дело, станем делать. А пока нам для себя землицу эту подрасчистить надобно. Сколь бы долгого покоя не добудем, да все нам на пользу. А там уж посмотрим. Баб-то нам подгонишь? – на пальцах показал он. – Чтоб совсем со скуки не помереть.
Бока еще радостней закивал. И даже широко развел руками, наобещав целую кучу баб. Дружинники заржали и чуток приободрились. Оно и верно: были бы девки, а с остальным справимся. Тут в разгар их веселья на коленях присевшего рядом с людоедом Дасия заелозила малышка. Никто и понять-то ничего не успел, как ее заволокла плотная дымка. Бока отскочил от соседа, как шпаренный. Заорал, размахался тощими ручонками, таращась на оборотенку. А вместо той на коленях Дасия уже ворохался диковинный щенок не понять, какой породы. Боярин его чуть не отшвырнул, да вовремя опомнился. А вскоре уж и поглаживал ноющую зверушку, силясь ее успокоить. Кутенок же ловил его пальцы и пытался пристроить в пасть, отчаянно чмокая.
– Жрать хочет, – подсказал какой-то опытный отец семейства. – Слышь, боярин, ты б поспрошал у голожопого: где тут эти их волчицы водятся?
Тот вздохнул и приготовился к долгому разговору на пальцах. Но Бока и сам сообразил, чего от него требуется. Приложил к башке руки, изобразив высокие уши, и зарычал. Потом замахал рукой вглубь леса, дескать, нужная им кормилица где-то там. Мужики разобрали барахло. И вяло поругиваясь на паршивый жаркий влажный лес, двинули за ним по еле заметной тропе. Мечи наготове, луки начеку, воинское чутье настороже. Дасий, прижав к себе ноющего кутенка, шагал в середке строя и безотчетно колыхал малявку. Оно, конечно, оборотень, да ведь дитё. А в человечьем облике так и вовсе обычное: милое да беззащитное. Он топал, увязая в вековой гниющей мокрой подложке, и размышлял о том, что, собственно, они нынче содеяли? Из головы все не выходило тело молодой женщины. И чем дальше, тем поганей становилось на душе молодого боярина. Чуял: накажут его боги за этакое святотатство. Как есть, накажут. И поделом.
Глава 1
– Дак я ж чего и твержу: аж целых три воза! – горячился Ноздря, брызжа слюной и пучась раком, засунутым задницей в кипяток. – И при них целый десяток охраны. Не шантрапа вам какая. Мужики тертые. Видать, из дружины какой князевой – еле-еле завалили. Кабы не Юган, так, поди, и не управились бы. И ведь падла какая! Нет, чтоб уносить ноги, так насмерть встали. Уж такого мужикам, видать, насулили, что у их жадность поперек ума влезла. И купчик при них, вроде, тощой, как куренок: три ж воза всего и есть. А сам, значица, сторожится паскуда: идет себе при солидной страже да нашими ж тайными тропами. Откуда такая заковыристость? Ну, мы и порешили, дескать, в том возке добро знатное. Как тут еще рассудишь, коли всё-то у его не по уму? Чего б ему не трактом брести? Да не с прочими обозами? Ну, думаем, точняк груз заманчивый. Кабы не серебра в достатке…