Через пару дней лекарь уехал, а Марк с Эской снова начали выходить на прогулки. Разговаривали мало: Марк был подавлен и мрачен, Эска тихо шел рядом, понимая, что мужчине нужно переварить неприятное сообщение. Дни тянулись, подобно патоке, вязкие и медлительные, Марк затих, погруженный в себя, Эске только и оставалось, что размышлять целыми днями. Простая работа не требовала сосредоточения, в голову лезли мысли о жизни. Одна была особенно навязчива: над Эской довлело неисполненное. Может, сделать вид, что забыл? Но он помнит. И это знание, мысль о несделанном, грызла, не позволяя дышать полной грудью. Однажды, во время прогулки, он решился:
— Я почти выполнил твое желание, но ведь было еще и обещание, которое я тебе дал в первый день, но так и не успел выполнить… — произнес Эска, не глядя на римлянина.
Марк послал ему удивленный взгляд — лицо бритта было сосредоточенно и сурово, как будто он принял непростое решение. Кажется, Марку потребовалось определенное усилие, чтобы понять, о чем вообще речь:
— Да как-то все закрутилось, не до того… Ну, и что же за тайны таятся в твоем прошлом?
— Есть парочка, — бледно улыбнулся Эска, — пожалуй, одну из них я оставлю на утро, если ты не против?
Марк кивнул, после операции нога болела меньше, но подвижность была сильно снижена, он старался больше ходить, от чего сильно уставал. Поэтому сегодня ему уже было не до разговоров, а завтра он хорошенько расспросит Эску обо всем, особенно его интересовало, была ли у бритта девушка, заодно можно аккуратно прояснить его отношение к “греческой любви”.
День уже клонился к вечеру, вскоре Эска помог Марку раздеться, осмотрел зарубцевавшуюся рану и погасил свечу…
Эске было одновременно страшно и весело: интересно, какое лицо будет у Марка, когда он его увидит? Марку понравится?
МАРК
Марк проснулся, как от толчка. У него всегда была прекрасно развита интуиция, и сейчас она буквально кричала: «Опасность!». Римлянин сел на кровати, оглядел кубикулум и сначала не заметил ничего необычного. Вдруг ему показалось, что нечто движется из темноты прямо к нему. В тишине ночи явственно слышалось чье-то дыхание и тихое постукивание. Приглядевшись, Марк заметил силуэт. Он плыл в сторону Марка, именно шаги существа сопровождались дробным стуком, вскоре создание вступило в бледное пятно на полу, образованное падающим из окна светом. Фигура придвинулась ближе, полностью выйдя на свет, и перед Марком предстал огромный волк, серебрящийся под лучами луны. Он замер неподвижно, пристально уставившись на Марка, будто позволяя внимательно себя рассмотреть.
«Как здесь оказался дикий зверь? — лихорадочно рассуждал Марк. — Поблизости нет леса! Ну, вернее, есть, но он недостаточно близко. Волки выходят охотиться на людей, только если им грозит смерть от голода… Этот, конечно, довольно тощий, но не настолько…»
В мертвенном свете звезд зверь выглядел откровенно жутко, в желудке моментально образовался холодный ком, но так как животное не проявляло агрессии, то и римлянин оставался недвижим. Он разглядывал волка, не делая резких движений, и размышлял:
“Главное — не провоцировать его… Эска! — эта мысль ударила Марка, как молния. — Вдруг волк уже перегрыз ему горло? Хотя… крови на морде нет…»
Шкура у волка была редкого светлого окраса, что довольно странно летом. Да и вообще, Марк никогда не видел похожих животных: этот экземпляр был крупнее тех, что он встречал ранее. Гораздо. Зверь был не слишком широк, но его голова располагалась где-то на уровне Марковой груди. Когти были какие-то странные: темные и длинные.
Тем временем волку, кажется, надоело стоять неподвижно, он сел, перебрал лапами и облизнулся, пристально глядя на Марка. Потом заворчал и снова высунул длинный язык. Марк знал, что взгляд в глаза для животных означает вызов (впрочем, для многих людей так же), но все же не мог заставить себя оторвать взгляд от глаз волка. Радужка, кажется, была светлой. Впрочем, в темноте немудрено ошибиться.
Некоторое время человек и волк смотрели в глаза друг другу, затем волк занервничал, издал тихий скулеж, лег и спрятал нос под лапами. Через пару мгновений зверь по-человечьи приподнял брови, кинул взгляд на Марка, издал фырканье и на пузе, осторожно, подполз к человеку.
Дикие звери опасны, но у каждого — свой характер. Волк перед нападением скалится, шерсть на холке топорщится, мощный рык предупреждает смертельный прыжок. Вот так — из положения “лежа на животе” — прыгнуть не получится, поэтому Марк не испугался маневра. Когда зверь оказался совсем близко, Марка будто кто под руку толкнул. Мужчина медленно положил кисть животному на холку. Волк вздрогнул всем телом и сделал движение в сторону, но Марк сжал пальцы, и волк замер, а потом подарил ему очень знакомый взгляд исподлобья. Сердце сделало кувырок, заледенев от невероятной догадки. Животное больше не двигалось, только бросало на Марка удивленные взгляды. Это было очень забавное зрелище: брови приподнимались, зверь скашивал на человека глаз, встречался с Марком взглядом и тут же опускал морду, будто испугавшись, некоторое время сидел тихо, потом облизывался и снова приподнимал брови. Марк наблюдал-наблюдал, а потом хохотнул, не выдержав, волк дернулся, и мужчина успокаивающе потрепал его по холке. Животному явно понравилось прикосновение — холодный мокрый нос доверчиво ткнулся в голое марково колено, и мужчина продолжил гладить и почесывать в разных местах, волк начал подставляться, раскрыл пасть и вывалил наружу язык в своеобразной улыбке, забил по полу хвостом. Это было очень странно — без опасения прикасаться к дикому волку. Через некоторое время Марк задумчиво произнес:
— Знаешь, приятель, а я тебе завидую… Ты можешь бегать всю ночь, гоняться за грызунами или что ты там делаешь. А я со своей проклятой ногой даже на лошади не могу ездить…
Волк в ответ только посмотрел и облизнул нос. Потом поднялся с пола, вывернулся из-под рук Марка и легко вспрыгнул на кровать.
— Эй! — запротестовал Марк. — У тебя же ноги грязные! И шерсть наверняка налетит!
Волк ехидно фыркнул и начал устраиваться, демонстративно повернувшись к Марку задом.
— Ну, и наглый же ты! — констатировал мужчина.
Животное устроилось в ногах, свернувшись и заняв добрую половину кровати, Марк некоторое время размышлял, что ему делать с этим странным волком, взглянул на Эскино место — никого. Угрозы от волка Марк не ощущал, так что решил просто лечь и спать.
— Слушай… Ты так лег, что мне уже места нет. У меня нога больная, как скрутит судорогой — еще пну тебя в нос… Может, рядышком вытянешься?
Как ни странно, зверь его послушался, с ворчанием и кряхтением поднялся, дождался, пока мужчина устроится, и привалился под бок. Засыпая, почти уткнувшись носом в волчью шкуру, Марк отметил, что неожиданный сосед пахнет как-то знакомо, только никак не удавалось припомнить, где он уже слышал этот запах…
ЭСКА
Увидев, что Марк проснулся и начал озираться по сторонам, Эска медленно, чтобы не напугать, вышел на свет. Обычно через несколько ударов сердца после появления Эски в ноздри ударялся резкий запах ужаса. Двуногий обливался потом и начинал завлекательно отдавать загнанной добычей.
Римлянин испугался, но уже через пару мгновений запах стал слабее. От Марка немного тянуло беспокойством, но не страхом. А потом широкие ладони опустились Эске на шерсть, заставив его самого струхнуть — все-таки двуногие несут опасность, а причинить вред нынешнему хозяину невозможно из-за клятвы, и волк занервничал. Однако человек сумел его успокоить. Прикосновения Марка неожиданно оказались весьма приятными. Звериная сущность млела от уверенных касаний и настойчиво кликала Марка не “двуногим”, а “вожаком”. Сам Эска не совсем понимал, почему у звериной ипостаси сладко дрожит внутри и до безумия хочется перевернуться на спину и подставить брюхо.
Человек был слабее, это понятно, но жертвой не пах, наоборот — был столь спокоен, что из глотки рвался тихий просительный скулеж. Марк смеялся, тихо, необидно, чесал холку и спину, Эска ощущал довольство и расслабленность, однако человеческая его составляющая была обеспокоена: двуногие боялись перекидышей, считали их слишком опасными и безжалостно истребляли, если появлялась такая возможность. Волка Марк не побоялся, но перекидыш — это другое… Звериная сущность не волновалась ни о чем, близость “вожака” сделала эту часть Эски совершенно беспечной, в конце концов бритт перестал противиться прошивающей волка эйфории.
Ласковые руки заставляли плавиться от восторга, уже давно никто не был нежен ни с волком, ни с человеком. Эска поймал себя на мысли, что ему хотелось бы, чтобы Марк одарил его подобными прикосновениями и в другой ипостаси. Вслед за мыслью пришла короткая вспышка раздражения на самого себя, тут же, впрочем, растворившаяся — волк не умел злиться, когда ему так хорошо, значит, и Эска тоже был доволен.
МАРК
Утром Марк проснулся очень рано, едва встало солнце. Волка на кровати не было, зато спал голый Эска. Свернувшись клубочком…
Сердце пропустило удар. Многое становилось на места: нежелание говорить о себе, огромная для такого тела физическая сила, постоянная напряженность и это чувство… Марк все время ощущал бритта как нечто дикое, неукротимое и опасное, хотя и не для него. Римлянин был уверен в Эске, в том, что он не только не причинит вреда, но и будет защищать.
В первый день бритт признался в своей ненависти, но, хотя на словах Эска его ненавидел, заботливые руки выдавали истинные чувства. Ухаживая за ним, раб был очень аккуратен, боясь причинить лишнюю боль. Осторожно поил отварами, не проливая ни капли. Был терпелив к Марковым капризам. Все вместе это уже не походило на простое выполнение своего слова. В каждом жесте таилась симпатия, взгляд выражал беспокойство и искреннее желание помочь.
Пока Марк задумчиво разглядывал бритта, тот успешно имитировал дрему, и только дрожание ресниц выдавало его внимательному взгляду. Конечно, перекидыш проснулся одновременно с Марком, но по какой-то причине дал римлянину некоторое время на обдумывание ситуации.
Марк еще немного полюбовался на изгибы поджарого тела, покрытого еле заметным светлым волосом, и притронулся кончиком пальца к моментально заалевшему уху. Эска чуть слышно вздохнул, открыл глаза и нащупал Марков взгляд.
Серые глаза бритта загадочно мерцали, губы плотно сжимались в тонкую линию, волосы от соприкосновения с тканью растрепались и торчали во все стороны даже больше обычного…
Марк подумал, что Эска невероятно красив. Не так, как красивы ухоженные, облитые маслами и подкрашенные юноши, которых часто можно встретить в доме уважаемого римского гражданина. Бритт, в противоположность округлым, плавным в движениях мальчикам, словно бы весь состоял из острых углов, движения — точны и экономны, вместо покорности — сопротивление, вместо кокетливой завлекающей улыбки — ехидный оскал.
Эска наклонил голову и сел, не стесняясь своей наготы:
— Ну что? Как тебе мой секрет? — кривая улыбка изломала тонкие губы.
— Ошеломляюще! — честно ответил мужчина, борясь с желанием впиться в обветренные губы с поцелуем.
— Люди не любят таких, как я… — серьезно произнес бритт, Марк согласно кивнул, это было понятно.
— На нас охотятся и истребляют, — продолжил Эска, пристально вглядываясь Марку в глаза, римлянин пожал плечом:
— Ты намного сильнее обычного человека твоего сложения и, думаю, быстрее.
Бритт грустно вздохнул:
— Это правда. Но все же уязвить можно и меняющего облик…
— Там, на арене — на тебе был ошейник. Он выглядел довольно занятно, не похож на украшение.
При упоминании ошейника, Эскины глаза тревожно заблестели, он нервно облизнул губы и Марку сразу вспомнился длинный волчий язык.
— Он блокирует волчью часть. Я почти ничего не могу: ни перекинуться, ни обонять. Чувства слабеют… Мы со зверем — единое целое, без волка одиноко… Ты ведь не наденешь его снова?
— Мне с тобой не справиться! Как я сделаю то, чего ты не хочешь? — хохотнул Марк, Эска мрачно глянул из-под рыжеватых бровей:
— Против тебя я бессилен: ты спас мне жизнь, теперь она принадлежит тебе. Я не буду сопротивляться, как бы ты ни решил мою судьбу…
— Понятно… Я верю тебе, Эска, ведь ты не причинил никому вреда, хоть и давно уже здесь, — бритт быстро улыбнулся одним уголком рта, продолжая внимательно смотреть на Марка. — Скажи… твоя способность — что это? Ты можешь стать зверем только ночью?
— Нет. Когда мне надо.
Марк вспомнил, как чесал волка, и ему стало немного неловко. Бритта он так тискать не осмелился бы.
— Ночью ты вел себя… ну… как волк. Ручной. Ты думаешь как человек или как зверь?
— И то и то. У зверя есть определенные привычки, в теле животного я следую им, так проще. Иначе будет трудно управиться. Все-таки ноги-то четыре, а не две, еще и хвост… Но я не испытываю непреодолимого желания убивать, если ты об этом.
Марку было все еще непонятно, но он решил оставить выяснение деталей на потом.
— Слушай, если все так, как ты сказал, откуда же взялись жуткие истории о полностью истреблённых деревнях?
Бритт посмотрел печально:
— Волк тоже может сойти с ума, разве у людей так не бывает?
— Бывает, конечно… Не беспокойся, Эска, я не заставлю тебя мучаться в ошейнике и сохраню твою тайну…
Эска облегченно вздохнул, кивнул Марку и улыбнулся — крайне редкое зрелище. Раньше бритт, бывало, тоже улыбался. Это были такие быстрые улыбки-усмешки. Короткие и ослепительные, словно молнии. В этот раз улыбка проявилась на лице подобно торжествующему жизнь восходу солнца. Сначала лицо бритта расслабилось: разгладились упрямые складочки у губ, исчезла злая морщинка между бровями, потом глаза засияли облегчением и благодарностью, и только после этого взмыли вверх уголки тонких губ, приоткрылся рот и показались мелкие белые зубы. Марку почудилось, что он ослеп, такое действие оказало на него это нехитрое проявление радости.
Потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и продолжить расспросы:
— Скажи, чего стоят все эти рассказы об укусе перекидыша, обращающего человека в подобное существо?
— Только в полнолуние.
— Итак, ты — быстрый, сильный, выносливый. Какие еще у тебя способности?
— Чувствую мельчайшие оттенки запаха, зрение более острое и слух тоже. Ловкость, чувство равновесия, гибкость суставов… вижу в темноте, ну и раны заживают почти мгновенно…