— Держи! — хаосит сунул ему в руки сумку, и Лэйме безвольно ее выронил.
— Слуга из тебя, как из говна папочкин пирог! — рассердился хаосит, а Лэйме затрясло ознобом. — Принцесска. За самим ухаживать надо.
Хаосит подхватил было сумку, но Тэргон положил руку на его плечо.
— Нет. Пусть поднимет сам.
Лэйме наклонился и потянул сумку за ручки, но та сорвалась. Хаосит страдальчески вздохнул:
— Точно нельзя стукнуть, сэр?
Тэргон промолчал, а Лэйме наконец удалось взять проклятую сумку и прижать ее к себе.
— О, боги, теперь он плачет!
— Не дождетесь, я не заплачу, — прошептал Лэйме и ощутил влагу на своих щеках: слезы просто лились из него, как из треснувшего сосуда, он давно уже был не властен над своим телом.
— Ну, не реви, глупый, скоро все будет хорошо. Познакомишься с Ясси и выздоровеешь, — хаосит внезапно обнял его одной рукой и погладил по голове.
Прикосновения его были не ледяными, а горячими, а ласка столь неожиданной и пугающей, что Лэйме заскулил: “пожалуйста, не надо”.
— Простите, учитель, но давайте я его позже приучать к труду начну, а сейчас просто возьму и оттащу домой!?
— Да, пожалуй, так будет лучше.
Хаосит отобрал у Лэйме сумку и схватил за руку. Лэйме не сопротивлялся, когда его тащили по лестнице. И когда запихивали в машину, у которой стояли несколько темных и смеялись над ним. Он безропотно пошел вслед за хаоситом в небольшой коттедж, окруженный сильным силовым полем. И только там очнулся.
— Светлый сад, — прошептал он, изумленно оглядываясь.
Хищные заросли, столь характерные для темных земель, были пронизаны светом и нежно цвели. Нигде не было видно паутины, а ближе к дому все было засажено редкими растениями, над которыми кружились разноцветные стрекозы и яркие бабочки. Там был даже устроен крошечный пруд, а рядом выращена небольшая беседка, увитая золотистыми цветами.
— Понравилось? — спросил хаосит с улыбкой. — Вот видишь, а ты ломался, не хотел со своим клоповником расставаться.
Один, без своего учителя, он не казался таким страшным. И даже наглости поменьше стало.
— Здесь живет светлый, да? Вы позволите мне тоже жить в саду? — Лэйме взглянул на хаосита с отчаянной надеждой. Пусть с ним делают, что хотят, насилуют и приносят в жертву, но последние дни он проведет на клочке светлой земли, которую и не чаял когда-нибудь увидеть вновь.
— Ну, не знаю, сейчас посмотрим, что там у Ясси за сарай.
Хаосит направился в глубь сада, и Лэйме завороженно последовал за ним. Как не хватало этому месту журчания родника и водных ожерелий, сверкающих, словно самоцветы, меж веток…
Хаосит привел его к кукольному домику, расписанному тонким узором, и заглянул внутрь. Там все было заставлено садовыми инструментами.
— Ну, не знаю, пыли вроде нет, однако где спать-то? Даже матрас не поместится. Точно в сарае хочешь жить, глупый?
— Я и на земле могу спать, не извольте беспокоиться…
— На земле съедят, — отрезал хаосит и закинул сумку Лэйме в сарай.
А потом притащил ему матрас и одеяла:
— Сиди здесь и жди Ясси, он тебе все скажет, что делать. Мне пора валить.
— Ясси — это светлый? — спросил Лэйме. Ему все еще не верилось, что светлый эмпат мог устроиться в темных землях и осветить их.
— Да. Не знаю, где он шляется.
— Хорошо, — улыбнулся ему Лэйме, — спасибо, Дейнар.
Хаосит убежал, и с ним ушел холод, осталось только тепло весеннего солнца. Лэйме перетащил матрас на поляну и лег, вбирая в себя золотые лучи и шелест светлого сада.
========== 23. ==========
Лэйме не заметил, как заснул, а разбудило его чужое дальнее присутствие — свет и тьма мешались на краю сознания, порождая тревожные сны.
Во время его сна на матрас заползло несколько ростков, а упавшую руку опутал красный вьюн. “Сожрут”, вспомнил Лэйме слова хаосита. Да, наверное, местные растения могли его сожрать — ведь в нем осталось так мало Силы, что его с легкостью можно принять за удобрение.
Лэйме стряхнул вьюны и отростки, спрятал матрас с одеялами в сарае и пошел туда, где чувствовал живое присутствие. Голоса доносились от той самой беседки, выращенной неподалеку от дома.
Светлый маг Жизни и трое темных!
Лэйме замер. Ему хотелось выйти к магу Жизни, наверное, это был тот самый Ясси, о котором упоминал хаосит. Но темные пугали его до дрожи — всего лишь мальчишки из плебса, Силу которых бы он и не заметил два года назад. А теперь любой из них представлял опасность.
И Лэйме спрятался за не особо хищным на вид деревом, жадно глядя на Ясси. Тот был маленьким и тонким, как все маги Жизни. Совсем юное личико, сияющее характерной для низкородных лубочной красотой; ярко переливающаяся полноценными щитами аура. Он выглядел так, как может выглядеть только маг Жизни, купающийся в любви и заботе родичей. А еще Лэйме улавливал морозные блики чуждых амулетов — видимо, хаосит защищал своего… кого? Лэйме закусил губу: может, и его взяли в дом не для унижений и издевательств, а на самом деле — чтобы вылечить трудом, как говорил Тэргон? И, так получается, присутствием мага Жизни.
Только зачем это предателю.
И Лэйме снова устремил взгляд на поляну с беседкой. Ясси и трое темных стояли перед мольбертами. Это было похоже на светлую художественную сессию.
— Птичка! — восклицал Ясси, тушью выводя ярко-красную птичку в школьной технике “быстрой импрессии”. — Три легких касания — и она летит!
— Птичка! Птичка! Какая красивая птичка! И не черная? А можно черную? У меня только черная тушь! — восхищались темные и неловкими штрихами пытались повторить рисунок.
— Можно, — важно кивал Ясси, расхаживая между темными и поправляя их птичек. — Черные птички символизируют мимолетность жизни и печаль.
— И грусть, — вздыхали темные. — Это будут очень грустные птички. Но как делать цветную тушь? У нас только черная продается.
— Это целое искусство! У вас и черная не хорошего качества, посмотрите, как ложится. А как моя. Как ровно и с какими оттенками. Такую тушь надо специально делать, — заливался Ясси. — Если хотите, можете попробовать моей порисовать.
— Хотим, хотим! — щебетали темные, размахивая кисточками. — О-о-о, как красиво ложится! Какие оттенки! А ты дашь нам уроки по изготовлению туши?
— Конечно, дам, можно на следующем уроке этим заняться. Я вам скажу, что надо принести. А сегодня птички! Сегодня проходим только птичек. Вот еще одна — сидячая птичка, — Ясси подошел к своему мольберту. — Вот две птички сидят рядом!
Темные возбудились:
— И целуются?
— Пусть они целуются!
— Я подарю таких птичек папочке на день пап.
— И я!
— Да, в красивой рамочке, две печально целующихся черных птички!
— Рамка должна быть строгой и не отвлекать внимание от главного, — сообщил им Ясси. — От птичек! И поэтических рун! Картина должна состоять из птички и короткого стиха, отражающего настроение художника, нарисовавшего птичку. Вот, например, такой стих, — он вдохновенно закатил глаза: — Весна приходит. Поют вновь птички. Глаза у них полны слезами! — он смущенно улыбнулся: — Слезы — это потому что у вас черные печальные птички. А у меня будет: и перья их сверкают страстью!
Темные вновь принялись восхищаться; и выводить “стих” упрощенной рунописью. А Лэйме улыбнулся: популярная у темных живописная традиция тяготела, как он заметил, или к гиперреализму, или к избыточной декоративности, а иногда — ко всему этому одновременно. Или еще у них был смешной стиль хуманизации, проявляющийся, в основном, в изображении пауков. Неудивительно, что легкая и воздушная живопись светлых так им понравилась. Даже в таком школьном исполнении, как у Ясси. Тэргон бы оценил подобное культурное взаимодействие, подумал Лэйме невольно. И встряхнул головой, прогоняя из нее мысли о предателе.
Меж тем Ясси одобрил художества темных и сообщил им, что “теперь можно приступать к законченному произведению”. Они достали новые листы и, непрерывно болтая, принялись рисовать “картины на папин день”. Если бы два года назад кто-нибудь сказал Лэйме, что он будет с такой жадностью ловить каждое слово из безмозглого вздора, который, не переставая, несут низкородные!
Когда картины были закончены, Ясси раздал всем разукрашенные конвертики, которые делал, пока его ученики трудились.
— Завтра будем мастерить рамки! Вот я вам нарисовал, какие они бывают, а еще список материалов, обязательно все внимательно изучите и купите, а то рамки не получатся, какие вы хотите. А тушь тогда через урок будем учиться делать, рамки сейчас важнее, на папин день же.
— Да, рамки сейчас важнее, — соглашались темные, забирали конвертики и отдавали Ясси монетки, видимо, плату за урок. — А паука? Покажешь нам, как паука рисовать? Пушистых паучков и паутинку! А еще сердечки!
Глаза Ясси забегали, и Лэйме почувствовал, как тот не хочет рисовать пауков.
— Потом обязательно сердечки покажу, а сейчас не успеем. Скоро уже Дейнар приедет, надо собираться, а то он как разозлится!
Темные, болтая и хихикая, принялись собирать свои мольберты и кисточки:
— Да, хаоситы злые!
— И жестокие!
— Зато красивые!
— Но ужасно жестокие!
— Могут побить по попке ремнем, по самой-самой розочке.
— Но милашки такие!
— Ага, побить прямо по сладкой дырочке!
— Ты слышал сказку о мальчике со спичками, Ясси? Очень грустную!
— Очень-очень грустную? — спросил Ясси, прижимая ладонь к щеке. Лэйме вообще заметил, что маг Жизни перенял от своих темных приятелей кучу характерных жестов. А те, в свою очередь, от него. Наверное, общались действительно очень часто. Вот бы Тэргон посмеялся.
— Жил-был далеко на севере бедный мальчик, — принялись, перебивая друг друга, рассказывать темные. — И был у него только папочка. Бедный больной папочка! Все их прогнали. А была зима, и северный снег, и сугробы. И бедный мальчик пошел продавать спички. Ночью! Холодно! И никто не покупал. Мороз-метель! А мимо проходили стражи ордена…
— Стражи! Ужас! — воскликнул Ясси, прижимая уже две ладони к щекам.
— Да, это давно было! Злые хаоситы проходили мимо и увидели бедного мальчика. И отобрали у него спички! А бедняжку отвели к себе. Положили в казарме на скамейку, голой попой кверху. И жестоко побили ремнем. Мальчик так плакал! Очень жестоко. Безжалостно! Прямо по сладкой дырочке. А потом ушли в караулку пить вино! Нет, пиво! Водку! А мальчика забыли, и он заснул. А потом проснулся, украл у пьяных хаоситов кусочек хлебушка. Нет, целую кость с мясом! Украл прямо со стола и сбежал домой к папочке. А папочка совсем не обрадовался хлебушку. Нет, мяску! Потому что он за ночь умер от своей болезни. И все плакали, — горестно заключил последний рассказчик.
И все они тоже прослезились — и Ясси и темные. Лэйме зажал себе рот рукой, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Он никогда и не представлял, насколько низкородные эмпаты смешные и милые, особенно в этой своей манере безоглядно разделять чувства. Почему он раньше не прислушивался и не замечал их? Ведь они — как дети, и устами детей говорят боги, а пренебрегающих богами наказывает судьба. Как наказала самого Лэйме.
Ясси уже проводил своих учеников к воротам и возвращался к саду, мечтательно улыбаясь и склоняясь над цветами. Лэйме видел, как шевелятся его губы в неслышных речах — а может, призывах к магии Жизни — и как поднимаются домиком его брови, словно в попытке уговорить. А потом он остановился и устремил тревожный взгляд в сторону Лэйме — почувствовал его присутствие.
Когда-то Лэйме невозможно было почувствовать, если он того не хотел. И нельзя не заметить, если он не скрывался.
Надо выйти и представиться, — подумал он, но странная неловкость и робость сковала его тело.
Тем временем Ясси, пугливо пригибаясь, начал к нему подкрадываться. И Лэйме, сбросив оцепенение, вышел ему навстречу.
— Ай! Ты кто такой! — Ясси подскочил на месте, шарахнулся назад и упал, хватаясь за амулет на запястье.
Из амулета распустился щит Хаоса, и Лэйме замер, почувствовав его холод.
— Надо полагать, ваш новый слуга, Ясси, — сказал он с грустной улыбкой. — Мое имя Лэйме.
— Какой слуга? Зачем?.. Слуга? — испуганно залепетал Ясси, а потом глаза его распахнулись в понимании: — Вы светлый… Вас Дейнар привел, да? Будете с ним тоже жить?
— Да, Дейнар, — Лэйме представил вдруг, как хаосит с наглой усмешкой говорит: “Хватит выкать прислуге, не заслужил!” — Прошу вас, Ясси, обращайтесь ко мне на “ты”, — он прижал ладонь к сердцу.
Ясси встал, сложил свой Хаос-щит и печально вздохнул:
— Как можно, вы же из образованных…
— Пожалуйста, Ясси. Я вас прошу.
— Хорошо, — Ясси всхлипнул, глаза его горько потухли, — хорошо, пусть будет так. Тогда и вы… то есть, ты, Лэйме. Тоже тыкай.
— Спасибо, — Лэйме подошел к нему поближе, заглядывая в глаза: — Что же тебя так огорчило, милый Ясси?
— Все сходится, — прошептал Ясси. — Меня он тоже, тоже взял сначала в прислугу. А потом в постель! Я думал, думал, что я особенный, а он… Нет! — Ясси вдруг подался вперед и взял Лэйме за руки, явно вглядываясь в его измочаленную ауру. — Ты ни в чем не виноват, бедный! Как же тебя мучили… И Дейнар добрый… Он обо всех заботится, хоть по виду не скажешь, что добрый, а на самом деле так. Я не должен позволять себе низкую ревность.
— Ясси, не плачь, я вовсе не претендую на постель твоего возлюбленного, — Лэйме сжал его ладони, и впервые за долгое время почувствовал, что чужие прикосновения не пугают. — Поверь, мне хватило темной любви в плену.
— Бедный, кто же тебя спросит, — прорыдал уже Ясси.
И после этих слов Лэйме съежился от страха.
— Не плачь, — повторил он жалобно.
— А где, — Ясси утер слезы, — в какой комнате ты поселился?
— Я в сарае, — тихо сказал Лэйме.
Глаза маленького мага Жизни вдруг сверкнули негодованием:
— В сарае! Как он мог! Ну, я ему покажу! Даже у меня вначале кладовка была! Теплая!
========== 24. ==========
Видели бы меня знакомые в тот момент, когда я, обмотав лицо шарфом, рылся в самом дальнем, пораженном псевдожизнью и гнилью углу свалки! Наверное, не поверили бы.
Вокруг все чавкало, шевелилось и источало запахи. По воздуху плыли черные нити, призрачные огоньки и паутина, из каждой щели что-то таращилось и вздыхало. Короче, это было настолько похоже на Прокаженные земли из фильмов и анимированных картинок, что я серьезно заподозрил — именно на свалках наши говнокиношники их и снимали. Не, ну действительно — не попрутся же они в настоящие Прокаженные земли за экзотическим видеорядом. Там ведь можно и на чудовищ напороться. Или, еще хуже, на отряд светлых (пламенных) дебилов.
Я искал псевдожизнь пожирнее. И нет, это не продолжительное общение со светлыми съело мне все мозги, как вы наверняка уже решили. Хотя… кто знает.
Во всяком случае, гениальная мысль пришла ко мне именно в процессе заселения в дом так называемого слуги (Обнять и плакать! — как говорят о подобных стукнутых темные, прежде чем окончательно изгнать их из рода).
Я решил — а что, если поймать матерую псевдожизнь и заключить ее в управляющие оковы Хаоса? Ведь, по сути, псевдожизнь — это стихийное самоорганизующееся заклятие, чем-то схожее со светлой магией одушевления. Она обладает примитивным сознанием, способна извлекать из окружающей среды энергию для существования и адаптироваться. Души у нее точно нет, а есть лишь тупое желание жрать, ползти и размножаться. Единственное препятствие для ее использования в технике — это то, что она совершенно тупая и неконтролируемая. Во всяком случае, неконтролируемая Тьмой — та быстро исказится от контакта с ней, и вскоре управляющие контуры станут частью псевдожизни.
Но ведь никто и никогда не пробовал контролировать псевдожизнь Хаосом! Наверняка ведь не потому, что это невозможно. Просто эра технического прогресса началась сто пятьдесят лет назад, а последний хаосит исчез — двести.
Это решение было, конечно, не настолько простым и универсальным, как одушевленные роботы светлых. Те были настоящими живыми и разумными существами, на которые оставалось только понавесить мощные оружейные амулеты и изощренные рабские оковы — чтобы держать в подчинении — и готова безотказная боевая мощь.