Да уж, подложил мне дядька свинью, ничего не скажешь. Ну ничего. Я не я буду, если не придумаю, как из этого всего выбраться.
И пусть старый свин Эгиль лопнет от злости!
.
Глава 3
Каменную Руку я покидала в большой спешке и случай как следует подумать выдался только после узлов на длинных прибрежных кусках. Вот тогда-то я и поняла кое-что очень важное: а ведь меня надули. Провели, как последнюю дурочку.
Нет, я конечно, почуяла какой-то подвох: старый хитрец Вемунд уж точно не хуже моего знает, что бесчувственное тело можно запросто доставить куда угодно, и совершенно без разницы, чье это тело - проводника, или какой-нибудь птичницы. Получается, ему с самого начала нужна была только Эйрин? Но это же глупо! В родовой книге яснее ясного сказано, как она попала в род, и только последний дурак не сообразит, что...
И вот тут я наконец вспомнила, кого мне так напоминает господин посланник. Дядину последнюю жену! Госпожу Эйдис, которую, если мне не изменяет память, до свадьбы звали госпожой Вейдис. Для дочери, пожалуй, старовата, значит младшая сестра..
Чем дольше я думала, тем яснее мне рисовалось все изящество дядюшкиной затеи.
Конечно же, он понимал, что Император не обрадуется вестям о возникшем прямо у него под боком королевстве. И что силой он ничего сделать не сможет: сил-то у Империи как раз и нет. От армии одно название осталось, а личные войска старших ветвей еще попробуй собери. Значит, придется гордость державную куда подальше засунуть до поры до времени и предложить наглому выскочке союз. Брачный, само собой - они самые прочные. Детей у Эгиля Справедливого нет, но ради такого дела и племянница сгодится.
Только не даром про дядьку когда-то говорили, что он в любом болоте будет самым хитрым гадом. Уж кто-то, а Эгиль про все полезные ритуалы и традиции знает побольше любого столичного законника. Вряд ли ему понадобилось много времени, чтобы , дойти до простой мысли: зачем отдавать единственную наследницу, если можно сделать кое-что получше. Ну, хотя бы взять последнюю из рода -меня то есть, - и какую-нибудь девицу из не слишком родовитых, да и провести обеих через ритуал принятия. Хоп -и вместо одной наследницы у тебя уже две, и все по закону. А дальше мою новоявленную сестру отправили бы к Императору, и тот бы принял ее как миленький, ведь формального повода для отказа нет, а оскорблять Эгиля без повода опасно и глупо. Меня же дядюшка оставил бы при себе, чтоб, в случае чего, можно было напомнить имперскому соседу: кто в род привел, тот может из него и выгнать. Кому же хочется оказаться вдруг мужем никому не нужной безродной девки? Ну да, после ритуала отречения наследница без левой кисти останется. И что? С таким-то приданым замуж и калеку возьмут. Главное, чтобы наследника родить смогла, а остальное неважно.
Вот радости ему было, когда оказалось, что я уже и сама уже с ритуалом подсуетилась, спасая бывшею Избранную. Эгилю всего-то и дел осталось, что правильного человека за нами отрядить да подсказать ему, как разговор вести, чтоб я сразу рогами уперлась, а рыжая впереди лошади в столицу поскакала. Ну и заодно аккуратно так подвести меня к пониманию: дядиным крылышком у меня больше шансов встретить старость, чем где-либо еще.
Хороший план. Каких-то три луны назад он бы непременно сработал, и я побежала бы к дядьке, как миленькая, да еще упрашивать бы стала, чтоб принял и защитил, да только теперь, после Исхода, виселицы и нижней дороги, напугать меня уже не так легко.
Ха! Да я не я буду, если не придумаю, как вывернуться из беды. Вот тогда-то и посмотрим, кто самый хитрый гад в нашем милом семейном болоте.
***
Наш лагерь в руинах встретил меня давно остывшим кострищем и перечеркнутым знаком "движение", кривовато нацарапанным на полу. Тут уж большого ума не надо, чтобы понять: это значит "никуда не ходи, жди здесь".
Здраво рассудив, что кроме Ингвара его тут оставить было некому, я устроилась в уголке подальше от сквозняка и приготовилась ждать. Возиться с костром не хотелось, да и дров было маловато, а от мысли о том, чтобы вставать и тащиться через полквартала в бывший городской сад, разросшийся в неопрятные, задыхающиеся под лишайниками дикие дебри, становилось худо. Да и нужды в нем особой не было. Мы ведь не просто так в развалинах кузницы устроились -пес с тем, что ни окон, ни дверей, ни даже крыши там давно и в помине нет, зато охранные знаки такие, что ни одна по-настоящему опасная тварь близко не подойдет.
Спать я, понятное дело, не собиралась. И глаза прикрыла так только, чтоб легче думалось.
Проснулась в полной темноте и в первый момент даже не поняла, что меня разбудило и и теперь не давало покоя, заставляя напряженно вглядываться в темноту. Спросонья, мне понадобилась целая вечность, чтобы сообразить: не смотреть надо, а слушать. А слушать-то, в общем, было нечего. Это было странно, ведь ночная тишина в здешних краях случалась не чаще, чем дождь из свежих булочек.
Помнится, первую ночь в руинах я глаз не сомкнула - все казалось, что проклятые твари визжат, рычат, орут и хохочут прямо у меня над головой. Потом, конечно, привыкла и не просыпалась даже от воплей птицы-плакальщицы, свившей гнездо на соседней крыше. Но разбудила меня все-таки не тишина.
И тут над руинами разнесся низкий рев, заставив мое сердце пропустить несколько ударов.
Вскоре ночь снова наполнились обычными шорохами, криками и возней, а я так осталась сидеть, закрыв голову руками и дрожа всем телом. В голову упрямо лезли то детские страшилки про Льетгеста Косматого и его волшебный рог, поднимающий мертвецов из могил, то не менее жуткие мысли о пробуждении древнего зла, опустошившего этот город. Что, если оно уже сожрало Ингвара и теперь ползет через руины на стук моего сердца?
Но усталость все-таки взяла свое, и вскоре я уже пробиралась через бесконечное болото к императорскому дворцу. Вот он уже совсем близко и зубчатые стены нависают прямо над головой, будто черные зубы вгрызаются в кроваво-алую плоть заката. Земля уходит из-под ног, и мутная болотная вода смыкается надо мной, а там, на дне пиршественный стол, богатый, как в сказке. И никого за ним, только тени мелькают да Эйрин на самом почетном месте. Платье на ней из камня, бескровные серые губы шевелятся, и до меня глухо, будто сквозь толщу воды, доносятся слова:
- На две луны опоздала... не стыдно тебе? А кто костер для Ингвара складывать будет?
Я кричу.
Вода льется в открытый рот, превращается в землю и... .
И тут я проснулась.
Вот только кошмар, похоже, даже не думал заканчиваться.
Тело за ночь затекло, стало как деревянное. Каждое движение отзывалось в нем такой болью, будто по мне всю ночь стадо ящеров топталось. Целую вечность я растирала ноги, шипя, как целый мешок болотных гадов, а когда, наконец, смогла подняться и доковылять до окна, то оказалось, что погода тоже приготовило мне сюрприз. Утреннее небо быстро темнело, а со стороны моря уже ползли тяжелые зеленоватые тучи.
Предки милостивые, за что вы меня наказываете?
Чего-чего, а приморских поселений я повидала достаточно, чтобы знать: в каждом из них обязательно есть подземное укрытие, достаточно большое, чтобы вместить людей, скотину и запас еды на несколько дней. И в каждом рассказывают сказки о Белой Старухе, выходящей из моря и несущей в мешке птиц с ледяными когтями. Помнится, в детстве я после этих сказок уснуть не могла - все боялась, что приснится мне эта старуха, с кровавыми дырами на месте глаз, слепо шарящая вокруг длинными белыми руками. Глупые детские страхи, да, но и кое-что от правды в этих россказнях тоже есть: зеленые тучи над морем означают, что вот-вот придет зимний шторм и крошечные острые льдинки, летящие по ветру со скоростью самострельного болта, убьют все живое на пол-лиги вглубь берега..
Тихо ругаясь, я углем вывела на стене знаки "убежище" и "восток", чтоб Ингвар знал, где меня искать. Если, конечно, хоть что-то останется. К тому времени, как я выбралась из лагеря, стемнело уже настолько, что я еле разбирала, куда иду. Повернувшись спиной к ветру, я углубилась в восточную часть города, где традиционно располагаются торговые кварталы. Раньше я туда не заходила, но расчет был простой: где купцы, там и товары, а где товары, там должны быть просторные подземные хранилища. И очень старалась не думать о том, что туда наверняка уже набилось местное зверье, и такое соседство может очень плохо для меня закончиться, если непогода вдруг затянется.
Предки, как же я ошиблась!
Уж не знаю, с какого перепугу здешние торговцы понастроили себе домов из дерева -может, дела шли неважно, а может просто порядки такие были в то время, да только сохранились они хуже, чем нищенские лачуги у западных ворот. О том, чтобы искать вход в подземелья и речи быть не могло: все эти скрипящие на ветру трухлявые доски запросто могут рухнуть мне на голову, едва я переступлю порог.
Идти становилось все труднее, ветер уже не подталкивал в спину, а вился вокруг стаей голодных собак, злобно трепал полы куртки, рвал с головы капюшон, с воем швырял в лицо горстями ледяную крупу. Скоро я уже шла вслепую, спрятав лицо в сгибе локтя и держась другой рукой за стену, ища хоть какой-нибудь проем, дыру, щель, да что угодно, только бы спрятаться. Когда стена вдруг ушла из-под ладони я готова была кричать от радости, пока не поняла, что это всего лишь угол дома, а свернуть за него мешает огромная куча мусора.
Стиснув зубы, я двинулась через пустырь к еле различимому темному строению на другой стороне. Казалось, что сам воздух вокруг меня загустел, как вчерашняя похлебка. Лицо стянуло ледяной коркой, под веки будто под веки толченого стекла насыпали. Вдобавок, мне начали мерещиться странные вещи. В какой-то момент я всерьез испугалась, что схожу с ума. Сначала к запахам соли и снега вдруг прибавился аромат цветов, затем в шум ветра вплелось монотонное пение и, в довершение всего, мне вдруг показалось, что я снова на дорогах, и давно пора перейти на безопасный кусок.
Стыдно признаться, но тогда я уже готова была поверить во что угодно, только бы сбежать подальше от терзаемых штормом руин - даже в то, что воображаемая дорога действительно существует. В каком-то странном помутнении разума, я шагнула вперед....и плашмя растянулась на песке.
Очень горячем песке.
Мне приходилось слышать, что умирающим от холода иногда являются странные видения, но слишком уж все было реально: и песок в сапогах, и щекотная струйка пота, ползущая по спине, и запах -непередаваемая смесь морской соли, цветов, навоза и прогорклого масла. Выходит, не привиделась мне дорога. А раз так, то неплохо бы спрятаться, пока не пойму, куда же это меня занесло. В нашем мире очень мало мест, где станут помогать за просто так не пойми кому. Зато полным-полно таких, где с легкостью зарежут из-за пары хороших сапог.
С трудом разлепив веки, я увидела белый песок, настолько яркий, что пришлось быстренько зажмуриваться и ждать, пока перед глазами перестанут плавать цветные пятна. За это время я успела сесть, на ощупь расстегнуть куртку и протереть залитые чем-то липким глаза подолом рубахи. Потом осторожно открыла один глаз и выругалась, разглядев украсившие ткань бурые разводы. Потрогала лоб, и тут же отдернула руку, шипя от боли. Серьезный порез был только один - тот, что над левой бровью, - зато мелких я успела нащупать не меньше десятка.
Тут откуда-то справа послышались голоса, и я, без лишних раздумий, нырнула в ближайшие кусты и затаилась среди широких блестящих листьев. Прислушалась.. Шумел прибой, пели птицы, шелестели листья, бухало в ушах сердце -и больше ничего. Неужели, показалось? Выждав для верности еще немного,я решилась приподнять голову и осторожно выглянуть из своего убежища.
Лучше бы я этого не делала.
В каком-то десятке шагов от меня двигался вооруженный отряд, совершенно бесшумно ступая по песку. Восемь рослых мужчин, в кожаных нагрудниках на голое тело и коротких серых штанах, сопровождали лысого толстяка в ярко-алом плаще и просторном белом балахоне, похожем на женское платье без пояса. Этот толстяк почему-то показался мне самым опасным из всех, даром что никакого оружия при нем, вроде как, не было. Зато у остальных за спинами висели маленькие круглые щиты, а на поясах самые странные клинки, которые я когда-либо видела -изогнутые, будто серп, но при этом широкие, как хороший двуручник.
Пока эта странная процессия шла мимо, я, кажется, даже дышать перестала. Уж очень они напоминали служителей какого-то культа, а с фанатиками лучше не связываться. Без человеческих жертв там обычно не обходится, причем вкусы у очередного придуманного бога могут быть очень и очень странные.
Вдруг толстяк остановился, и вслед за ним замерла и его свита. Потом он склонил голову набок, будто прислушиваясь, медленно развернулся и пошел назад, вглядываясь в песок под ногами. Парни в нагрудниках тоже развернулись, да так дружно, будто полжизни этому учились, и зашагали следом за своим господином. Толстяк, между тем, остановился прямо напротив меня и запел, покачивая перед собой непонятно откуда взявшимся железным кругляшом на длинной цепочке. Мне отчетливо был слышен каждый звук, но ни слова разобрать я так и не смогла. И пес бы с ним - мало ли, что там бормочет безумный фанатик, - а только таращился он при этом на след, оставленный мной на песке.
Тихо-тихо, я отползла назад и осторожно сбросила куртку и сапоги. Потом широко размахнулась и швырнула сапог, метя в дальние кусты.
Сзади кто-то кричал, с треском ломались ветки, а я бежала, не разбирая дороги, петляя среди деревьев, как полоумный заяц. До поры до времени мне везло: я не переломала ноги, переходя через ручей по скользким камням, удачно выбралась из заросшего папоротниками оврага и смогла спуститься по скользкому глинистому склону к реке. Плавала я плохо, но выбирать не приходилось.
Тут по ногам что-то ударило и я рухнула, как подрубленное дерево, мгновенно уйдя с головой под воду, и еще успела удивиться, почему так жжет внутри, если вода холодная.
Потом осталась только темнота.
Очнулась уже на берегу и чуть было не захлебнулась второй раз - что-то стягивало тело, мешая повернуться на бок и выплюнуть, выкашлять клокочущую в горле воду. В груди горело, будто я кипящего масла наглоталась, болели сбитые ступни и, в довершении всего, порез над бровью снова открылся и глаза залило кровью так, что я совсем ослепла.
Солнце припекало и мокрая одежда на мне быстро просохла, а потом снова начала намокать, только уже от пота. Наконец, спустя целую вечность, надо мной воздвиглась темная фигура, загородив от палящих лучей.
Только я, кажется, уже все...
Глава 4
Когда я снова открыла глаза, высоко-высоко над моей головой плясали и кувыркались в расплавленном золоте большие зеленые звезды.
Потом на лоб опустилось что-то прохладное, и рассудок стал понемногу возвращаться. Оказалось, что я связана, будто свинья на продажу, и лежу на земле под деревом, а пляшущие звезды -всего лишь листья. Лысый толстяк в двух шагах от меня кого-то сердито распекал, но звуки, слетавшие с его капризных тонких губ, никак не хотели складываться в знакомые слова и мне это очень не нравилось. Но прежде, чем я успела сообразить, в чем дело, толстяк махнул рукой в ту сторону, откуда я сюда прибежала, и мое перетянутое веревками тело подняли с земли, небрежно забросив на плечо. Тут же накатила тошнота и этому, который меня нес, сильно повезло, что блевать мне уже было нечем.
Вскоре сквозь спутанную массу волос, заслонившую мне весь обзор, замелькал белый песок и к нам присоединились остальные люди лысого толстяка. Никто не разговаривал, да и шагов слышно не было, но по скрипу ремней и тихому позвякиванию клинков я насчитала как раз семерых. Даже удивительно, насколько сразу обостряется слух, когда тебя лишают возможности видеть.