Пока мы ехали, Дизель просматривал мою папку с информацией на Сэнди.
– Так что мы сделаем, поедим к нему домой и вытащим его задницу оттуда?
– Он живет со своей сестрой, Элейн Глюк. Вчера я заезжала к ним, но она сказала, что он исчез. Я думаю, она знает, где он, поэтому я сегодня хочу немножечко надавить на неё, чтобы она раскололась.
– Семьдесят шесть лет отроду. Этот человек ворвался в магазин «Аппараты Крайдера» в два часа ночи и украл электроприборы ценностью в полторы тысячи долларов и галлон желтой краски «Монинг Глори», – читал вслух Дизель. – Засветился на камере видеонаблюдения. Адский дурак: даже дети знают, что нужно носить лыжную маску, если у тебя такая работа. Он что не смотрит телевизор? Он что не ходит в кино? – Дизель вытащил фотографию из файла:
– Держите меня четверо. Это что наш парень?
– Да. – его лицо просияло, и вернулась улыбка.
– Так ты вчера была у него дома?
– Да.
– А ты хороша в своем деле? Действительно ли ты хорошо выслеживаешь людей?
– Нет, не очень, но я удачлива.
– Хоть что-то, – ответил он.
– Ты выглядишь, так, будто на тебя снизошло великое открытие.
– Большой успех. Кажется, части пазла начинают складываться.
– Может поделишься?
– Извини, – сказал он, – это личное открытие.
Сэнди Клаус и его сестра Элейн Глюк жили в Северном Трентоне. В районе маленьких домов, больших телевизоров и автомобилей американского производства. Праздничный дух витал по всему району. Подъездные дорожки украшены гирляндами. Электрические свечи пылали в окнах. Дворы переполнены статуями северных оленей и Санта Клаусов. Дом Сэнди был лучшим... или худшим, это как посмотреть. Дом был покрыт красными, зелеными, желтыми, и синими гирляндами, с вкраплённым водопадом крошечных белых огней. Освещенный знак на крыше мигнул сообщением "МИР НА ЗЕМЛЕ". Большой пластмассовый Санта на санях был втиснут в крохотный передний двор, и три пластиковых полтораметровых!!! да чтоб меня черти забрали, фигуры певчих, толпились вместе на переднем крыльце.
– Вот это я понимаю – дух! – воскликнул Дизель. – Интересная задумка с мигающими огнями на крыше.
– Рискую показаться циничной, но, вероятно все эти гирлянды украдены.
– Не моё дело, – сказал Дизель, открывая автомобильную дверцу.
– А ну-ка стоять! Закрой дверь, – крикнула я. – Вы останетесь здесь, мистер, пока я буду разговаривать с Элейн.
– И пропустить всё веселье? Ни за что в жизни. – Он выскользнул из CRV, засунул руки в карманы и стал ждать меня.
– Да чтоб тебя! Ладно-ладно. Ничего не говори. Просто стой за мной и постарайся выглядеть респектабельно.
– Ты считаешь, что я не выгляжу респектабельно?
– У тебя пятна от соуса на рубашке.
Дизель осмотрел себя:
– Это – моя любимая рубашка. В ней реально удобно. Пятна не от соуса. Они – от жира. Я чинил свой байк в этой рубашке.
– Какой байк?
– Харлей. Он у меня был большой и старый, – парень улыбнулся своим воспоминаниям:
– Эх, были времена!
– Что с ним произошло?
– Разбился.
– Так вот как ты очутился здесь? Ты типа умер и что дальше?
– Нет. Единственный кто умер, так это байк. Это было утром: солнце спряталось под покровом облаков, цветом и структурой напоминающих тофу. На мне были шерстяные носки, ботинки CAT на толстой подошве, черные джинсы, красная фланелевая рубашка, под ней футболка, и черная кожаная косуха. Я выглядел чертовски круто... и я охренеть как отморозил свою задницу.
Между прочим, на Дизеле была та самая косуха, причем змейка была расстегнута, но, даю голову на отсечение, ему было совершенно не холодно. Я пересекла улицу и позвонила в дверной колокольчик. Элейн распахнула дверь и улыбнулась мне. Она была на 5 см ниже меня, ну, а вширь не уступала своему росту. Ей было около семидесяти, волосы были белоснежны, подстрижены и завиты, щечки румяные и яркие голубые глаза. И пахла она как сдобная булочка.
– Здравствуй, дорогая, – поприветствовала она меня, – как приятно видеть тебя снова. – Потом она глянула через мое плечо, где стоял Дизель, и еле слышно выдохнула:
– О, мой Бог, – и красные пятна залили её шею и щеки. – Вы испугали меня. Я не видела, что вы там стоите.
– Я с мисс Плам, я её ... помощник, – нашелся Дизель.
– Боже правый.
– Сэнди дома? – спросила я.
– Боюсь, что нет, он очень занят в это время года. Иногда я не вижу его в течение нескольких дней подряд. Он владеет магазином игрушек, ну вы понимаете, насколько загружены магазины игрушек на Рождество.
Я знала про его магазин. Это был слегка потрепанный магазин в торговом центре Гамильтон Тауншип.
– Я была вчера в его магазине, и он был закрыт.
– Сэнди, должно быть был занят, выполняя заказы. Иногда он закрывается, чтобы выполнить их.
– Элейн, вы использовали этот дом в качестве имущественного залога, чтобы освободить вашего брата. Если Сэнди не появится в суде, мой работодатель отберёт ваш дом.
Элейн продолжала улыбаться:
– Я уверена, что ваш работодатель не будет этого делать. Мы с Сэнди только недавно переехали сюда, но уже полюбили этот дом. Мы поклеили обои в ванной на прошлой неделе они такие прелестные.
Святые угодники! Всё как всегда – катастрофа! Если я не приведу Клауса, то мне не заплатят, и я опять буду выглядеть как неудачница. А если я буду угрожать и запугивать Элейн, чтоб она выдала мне брата, то буду чувствовать себя как последняя сволочь. Лучше бы Сэнди был сумасшедшим убийцей, которого ненавидят все, включая его мать. Конечно, сумасшедшие убийцы склонны стрелять в охотников за головами, а вот быть подстреленной, совсем не значится в списке моих любимых дел.
– Я чувствую запах пряничков, – сказал Дизель Элейн. – Бьюсь об заклад, вы только что их спекли.
– Я пеку печенье каждый день, – сказала она ему, – вчера я делала сахарное печенье с цветной присыпкой, а сегодня я пеку имбирные пряники.
– Я люблю пряники, – сказал Дизель и проскользнул мимо Элейн, прокладывая путь на кухню. Он выбрал пряник с тарелки под завязку заваленной сладостями, откусил и улыбнулся:
– Держу пари, вы добавляете уксус в тесто для пряников?
– Это мой секретный ингредиент, – ответила Элейн.
– Так, где же старик? – спросил Дизель. – Где Сэнди?
– Он, наверное, в своей мастерской. Знаете ли, он делает много своих собственных игрушек.
Дизель подошел к задней двери и выглянул наружу:
– А где мастерская?
– У него небольшая мастерская за магазином, но есть ещё главная мастерская, правда я не знаю точно, где она находится. Я никогда не была там. Я всегда слишком занята с печеньем.
– Может она находиться в Трентоне? – спросил Дизель.
Элейн задумалась:
– Что-то не припоминаю, честно – не знаю. Сэнди постоянно говорит об игрушках и о проблемах труда, но разговоров о мастерской не могу припомнить.
Дизель взял печенье в дорожку, мы поблагодарили Элейн и уехали.
– Хофеф куфок пефеня? – спросил Дизель, зажав пряник между прекрасными белыми зубами, в то время как защелкивал ремень безопасности.
– Нет уж, сыта по горло.
У него был красивый голос, немного хриплый, с намеком на улыбку. Его глаза подходили к голосу. Я действительно ненавидела то, что мне нравились его голос и глаза. Моя жизнь уже осложнена двумя мужчинами. Один из них – мой учитель и мучитель, кубинско-американский охотник за головами и бизнесмен по имени Рейнджер. Сейчас он не в городе. Никто не знал, где он был или когда он вернется. Для него это нормально. Другой мужчина в моей жизни – трентонский полицейский по имени Джо Морелли. Ещё когда я была девчонкой, Морелли соблазнял меня в гараже своего отца и учил играть в “паровозик”. Я была тоннелем, а Морелли был поездом, ну, я думаю, картина ясна. Когда я выросла и работала в магазине «Вкусная Выпечка», Морелли уламывал меня несколько часов, а после закрытия повалил на пол, прямо за стойкой с эклерами и выполнил более взрослую версию паровозика. Мы оба повзрослели с тех пор, но нас всё еще тянет друг к другу какая-то реальная привязанность... возможно даже любовь. Но у нас из ряда вон плохо с доверием и обязательствами. Мне действительно не надо ещё одного потенциального нечеловеческого парня в моей жизни.
– Сто пудов, ты сейчас думаешь о том, как сидят джинсы на твоей заднице, да? – Прервал Дизель поток моих мыслей. – Боишься добавить новых печенюшных калорий?
– Неправда! Мои джинсы сидят великолепно, – я просто не хотела кушать печенье со слюнями Дизеля, в том смысле: что я о нём знаю? И, конечно же, мои джинсы немного давили. Ага, совсем-совсем малость.
Он откусил голову пряничного человечка:
– У Клауса есть дети, давай их допросим. Кажется, я начинаю осваиваться!
– Никаких детей нет. Я проверила: у него нет родственников в области и то же самое с Элейн, она бездетная вдова.
– Элейн, наверное, трудно. Женщина рождается с этими инстинктами, ну ты поняла.
Я сузила глаза:
– Инстинктами?
– Дети. Размножение. Материнский инстинкт.
– Кто ты?
– Кстати – хороший вопрос, – отозвался Дизель, – я не уверен, что полностью знаю ответ на него. Не каждый знает, кем он на самом деле является…
Прекрасно. Теперь он – философ!
– У тебя, что отсутствует материнский инстинкт? – спросил он. – Разве ты не слышала о биологических часах, которые имеют свойство безбожно тикать? Тик-так, тик-так, тик, тик, тик, – улыбнулся он, явно потешаясь.
– У меня есть хомяк.
– Эй, отличный выбор, большего и желать не стоит. Хомяки это круто. Лично, я думаю, что детей слишком переоценивают.
У меня, кажется, начал дергаться глаз и я приложила палец к нему, чтобы остановить подёргивание:
– Прямо сейчас мне всего этого не нужно.
Дизель поднял обе руки в жесте примирения:
– Ладушки, без проблем, не хочу, чтоб ты чувствовала себя неловко.
Ну да конечно.
– Возвращаясь к нашим поискам. У тебя ведь есть план? – спросил он.
– Я возвращаюсь в магазин. Я не видела там мастерской.
Двадцать минут спустя мы стояли у входной двери в магазин, глядя на маленькую картонку на которой от руки было написано ЗАКРЫТО. Дизель положил руку на дверную ручку, и замки упали открытыми.
– Довольно впечатляюще, хм? – сказал он и распахнул дверь.
– Довольно незаконно.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты кайфоналомщица?
Мы оба прищурились в темноте. Единственные окна были маленькие стеклянные окошки в двери. Магазин был размером с гараж на две машины. Дизель закрыл за нами дверь и щёлкнул выключателем. Два накладных люминесцентных светильника загудели, бросая тусклый, мерцающий свет на интерьер.
Дизель воскликнул:
– Мать моя! Как же тут радостно. Я бы купил здесь игрушки сразу после того как выколол бы себе оба глаза и перерезал глотку.
На стенах висели старые пыльные полки, но они были пустые: поезда, наборы, настольные игры, куклы, фигурки, и чучела животных были разбросаны по полу.
– Как-то странно, – заметила я, – почему игрушки на полу?
Дизель осмотрел комнату:
– Возможно, здесь у кого-то случился истерический припадок?
Древний кассовый аппарат стоял на маленьком прилавке. Дизель ударил кулаком по клавишам, и он открылся.
– Семь долларов и пятьдесят центов, – подсчитал он, – не думаю, что Сэнди активно ведет торговлю.
Он пошел вдоль магазина и проверил черный ход. Дверь открылась, и мы посмотрели в заднюю комнату.
– Не то чтобы я и это хотел увидеть, – сказал Дизель.
Там стояли несколько длинных, металлических раскладных столов и стульев. Сырые игрушки из дерева на различных стадиях завершения загромоздили столы. Большинство было неуклюже вырезанными животными и еще более неуклюже вырезанными поездами. Железнодорожные вагоны были соединены большими крюками и кольцами.
– Посмотри вокруг, может здесь есть адрес другой мастерской, сказала я. – Он может быть напечатан на ярлыке коробки или на каком-нибудь клочке бумаги с номером телефона.
Мы отработали обе комнаты, но адреса или номера телефона так и не нашли. Единственное, что было в мусоре это смятый пакетик из пекарни «Болданно». Сэнди Клаус любил сладкое. В магазине не было телефона. Не был никакого договора интернета, кабельной компании, также не было договора на пользование сотовым телефоном. Правда, это не гарантия того, что он не существовал.
Мы покинули магазин, закрыв парадную дверь за собой. Постояв около моего CRV на автостоянке я оглянулась назад:
– Ты заметил что-нибудь странное в этом магазине? – спросила я Дизеля.
– Нет названия, – отозвался он, – только дверь с вырезанным деревянным солдатиком на ней.
– Что это за магазин игрушек без названия?
– Если присмотреться внимательнее, можно увидеть кусок какого-то оторванного знака, – заметил Дизель, – раньше над дверью что-то висело, может вывеска.
– Наверное, здесь прикрытие для финансовых махинаций.
Дизель покачал головой:
– Тогда бы здесь были телефоны, вероятно, были бы компьютеры, а еще пепельницы и окурки.
Мои брови удивленно взлетели, и я потрясенно уставилась на него, а он сказал:
– Что??? Я много смотрю телевизор.
Ладно, проехали.
– Я собираюсь к родителям, – сказала я ему, – может тебя куда-нибудь подбросить? Может в торговый центр или бильярдный зал или дурдом, например.
– Дамочка, это действительно ранит. Ты не хочешь познакомить меня со своими родителями?
– Сегодня не просто обычный ужин.
– Я призван возродить в тебе Рождественский Дух, а я очень серьёзно отношусь к своей работе.
Я нацепила маску отвращения:
– Ты не относишься к своей работе серьёзно, ведь ты сказал, что даже не любишь Рождество.
– Ты меня застала врасплох. Обычно я такого не говорю. Но я уже начинаю входить в ритм. Вот скажи же, я и вправду стал веселее?
– Это ты мне скажи правду, я скоро от тебя избавлюсь? Нет?
Он качнулся назад на пятках, сложил руки в карманы куртки, и с наглой усмешкой на лице, твердо отчеканил:
– Нет.
Я тяжело вздохнула и выжала сцепление, ох, чувствую, дорого это мне обойдется! Поездка к моим родителям в Бург не была далекой. Бург был меньше Чамберсбурга, небольшой жилой район на краю Трентона. Я родилась и выросла в Бурге, и я буду здесь жить всегда. Я пыталась переехать, но не так чтобы очень уж далеко.
Как и большинство домов в Бурге, у моих родителей был небольшой двухэтажный дом, обитый вагонкой и построенный на небольшом узком участке земли. И, как и многие дома в Бурге, он имел общую стену с идентичным домом. Мейбл Марковиц владеет домом, который примыкает к дому моих родителей. Теперь, когда ее муж покинул этот мир, она живет в нем одна. Она содержит свои окна в чистоте, играет в бинго два раза в неделю в центре престарелых, в общем, берет от жизни всё что осталось.
Я припарковалась у обочины, Дизель смотрел на эти два здания. Дом миссис Марковиц был окрашен в тошнотворный зеленый цвет. В ее крошечном переднем дворе стояла статуя Девы Марии, и она поместила горшок с пластмассовым красным молочаем рядом с Девой. Одинокая свеча стояла на её окне. Дом же моих родителей был окрашен в желтый и коричневый цвет, а по всему фасаду был украшен рядами гирлянд. Большой старый пластмассовый Санта в красно-белом костюме стоял на переднем дворе моих родителей, составляя здоровую конкуренцию Деве Марии. Во всех окнах горели электрические свечи, и венок висел на парадной двери.
– Святое дерьмо! – воскликнул Дизель, – Вот это столкновение!
Я вынуждена была согласиться с ним. Здания были захватывающими в своей ужасности. Еще хуже то, что им было комфортно. Они выглядели так всегда, сколько я себя помню. Я даже не могла себе вообразить, что они будут выглядеть как-то по-другому. Когда мне было четырнадцать, статуя Богородицы миссис Марковиц познакомилась с бейсболом, из-за чего на голове её были сколы. Однако это не мешало Деве и дальше благословлять дома. Потом после праздников они вместе с Сантой исчезали, чтобы вернуться ровно через год.
Бабуля Мазур прилипла к окошку наружной двери родителей, наблюдая за нами. Она живет с родителями сейчас, потому что дедушка Мазур уплетает свиные корки во фритюре и бутерброды с арахисовым маслом в компании с Элвисом на небесах. Моя бабушка выглядит как старый мешок с костями. Она заплетает свои седые кучерявые волосы в тугой пучок и носит ствол 45-го калибра в своей сумочке. И такое понятие как «спокойная старость» никоим образом не относиться к моей Бабуле.