Скормив Хоарану десяток ягод, Казуя не удержался и принялся слизывать сливки уже с груди. Сладкое мешалось с остро-солёным, ослепляло возбуждением и желанием так, что с губ срывались стоны и таяли в поцелуях. Дыхание Хоарана сбилось, как и дыхание Казуи. И на очередном судорожном вдохе грудь рыжего буквально подалась навстречу Казуе, заставив согреть во рту напряжённую вершинку соска и обвести её языком. Отпускать не хотелось, и Казуя приник губами плотнее, сжал, с наслаждением посасывая твёрдый кусочек плоти и собирая остатки сливок с кожи.
Заметив над ключицей одинокую ягоду, он подхватил её и отдал Хоарану с помощью поцелуя. Точнее, они разделили клубнику пополам. Казуя провёл языком по щеке Хоарана, стерев белые полоски, попробовал на вкус сливки на шее, плечах, собрал остатки на груди и животе и добрался до бедёр, где алели ещё три ягоды. Делиться ими он не собирался ― это уже его порция.
Он мягко и осторожно брал клубнику губами, смешивал со сливками, перекатывал во рту и наслаждался лёгким приятным вкусом. И любовался узкими бёдрами, усыпанными воздушными хлопьями нежной массы. И плотью меж бёдер, символически одетой в сладкий белый покров. Казуя провёл по всей длине, остро ощутив под языком напряжение и слабый быстрый пульс. И услышал сдавленный стон.
Он взглянул на Хоарана, отстранённо отметил запрокинутую голову и лёгкую дрожь и далеко не сразу понял, что за тёмные пятна расплывались на простыне у изголовья. Только когда посмотрел выше ― на запястья, осознал, что вниз капает кровь. Хоаран вновь дёрнул руками, и в запястья впились стальные браслеты.
― Сними… их… ― хрипло произнёс он.
Казуя с трудом осмыслил происходящее и вспомнил, что от спиртного ему становилось плохо. Тогда… Может быть, от порошка, добавленного в молоко, подобная же реакция? Казуя с беспокойством высвободил цепь из крепления и осмотрел лодыжки. Вроде бы всё в порядке. Дотянулся до брюк, валявшихся у кровати, нашарил ключ от наручников и торопливо расстегнул браслеты. Склонившись над Хоараном, легонько похлопал по щеке.
― Тебе плохо?
Дальше всё получилось слишком быстро и внезапно. Казую будто ветром смело и уронило на прохладный шёлк, сверху на него рухнуло твёрдое и горячее, опасное и пылкое. Он задыхался и тонул в непрерывных поцелуях, пытался сделать хоть глоток воздуха и не мог. Лишённый столь необходимого кислорода, он ещё и упивался несдержанными поцелуями, ощущая их в мельчайших деталях ― каждое движение, каждое прикосновение. И столь же внезапно Хоаран отпрянул, с силой зажмурившись, но Казуя успел обнять его и притянуть обратно.
― Чёрт бы тебя… ― с трудом выдохнул тот и добавил явно что-то нелестное по-корейски.
Казуя прижался губами к его виску и сбивчиво прошептал:
― В тебе слишком много огня… Тебе всё равно надо его выплеснуть. А я ищу удовольствий. Мы можем помочь друг другу. И только.
― Во мне слишком много той дряни, что ты подмешал в молоко.
― Это неважно.
― Я хочу… ― Быстрый взгляд из-под ресниц, словно солнечный проблеск в тенях. И следом ― тягостное молчание, тишина, которую разбивало лишь неровное дыхание.
Казуя подтянул колени к груди, подхватил руками и развёл в стороны, полностью раскрывшись.
― Ты… ― Хоаран удивлённо умолк, скользнув взором по телу Казуи сверху вниз. Догадаться о причине удивления было легко. Он говорил, что опыт у него есть, но Казуя догадывался, какой именно это опыт. Вряд ли он хоть раз имело дело с партнёром, привыкшим к такого рода утехам. Прямо сейчас он впервые видел мужское тело, готовое принять в себя возбуждённую плоть другого мужчины, открытое в буквальном смысле слова, расслабленное и ожидающее с блестящей от смазки кожей. Казуя планировал заполучить рыжего упрямца, поэтому заранее побеспокоился о мелочах.
― Кто кричал про свой опыт? ― поддразнил он Хоарана.
Тот моргнул, с трудом отвёл взгляд и тряхнул головой, потом медленно подался вперёд и прикоснулся к губам Казуи. Неторопливый поцелуй, немного задумчивый, но под всем этим терпением осязаемо бурлили страсти. Выдержке Хоарана можно было позавидовать.
Прикосновение к ягодицам горячей плоти, обтянутой бархатистой кожей, заставило Казую вздрогнуть. Лёгкий натиск, постепенно, мало-помалу… Как же давно он отвык от этого.
― Не обязательно…
― Заткнись, ― коротко велел Хоаран и занял его новым поцелуем. Цепкие жёсткие ладони скользили по влажной от пота коже, пальцы впивались в мышцы, тревожа слабой болью, задевали набухшие от возбуждения соски ― Хоаран как будто слепо изучал его тело руками, мял и удерживал. Терпеливо изучал, но дрожь выдавала его горячность и тщательно контролируемое желание наплевать на осторожность и просто взять без лишних церемоний то, что ему отдавали. Казуя не стал бы возражать, но переупрямить Хоарана ему ещё ни разу не удалось.
Мягкий толчок усилил ощущение полноты и одарил теплом. Хоаран прижался к его щеке собственной и качнул бёдрами чуть резче и сильнее, ещё раз. Машинально Казуя запустил пальцы в рыжие пряди, медленно перебирая их. Он настойчиво притянул Хоарана к себе и потребовал поцелуй, который и получил. Ни один из предыдущих партнёров Казуи не любил целоваться, да и не умел толком, если уж говорить начистоту. Хоаран оказался приятным исключением из правила ― он точно это умел и не возражал.
Прикрыв глаза, Казуя охотно отдал в распоряжение Хоарана свои губы и своё тело. Пожалуй, он отчётливо ощущал рыжего в себе. Это не походило на связь с Фьюри. С киборгом подобное занятие было долгим, упоительным, но немного болезненным. И Казуя чувствовал Брайана не тогда, когда тот входил в его тело, а тогда, когда тот завершал толчок. И не столько чувствовал его самого, сколько боль в финале. С рыжим дело обстояло иначе: его Казуя чувствовал как раз в тот миг, когда тот входил. И когда Хоаран двигался, впечатление, что тело сладко и приятно немного распирает изнутри, оставалось, а вот боли после толчков не было совсем.
И даже в тот миг, когда Хоаран вдруг почти выскользнул из Казуи, а потом с силой толкнулся внутрь, вместо боли нахлынуло желанное обещание приближающегося наслаждения. Тихий стон затерялся меж их губ, чтобы потом повториться чётче и громче. Остро-солёный вкус и запах, быстрые золотистые проблески из-под тёмных ресниц, требовательные короткие поцелуи и непослушные рыжие пряди, в которых блуждали пальцы, невольная дрожь и внутренний неудержимый трепет ― всё смешалось воедино, закружилось, словно в водовороте, изредка перемежаясь паузами, заполненными тяжёлым дыханием или томительной тишиной, когда очередной короткий поцелуй сменялся долгим, похожим на затяжной прыжок с парашютом в бездонную пропасть. Думать было не о чем, да и не получалось вовсе, оставались только чувства, раскрашенные наслаждением в разные цвета. Казуя даже не замечал, как Хоаран постоянно отталкивал его руку, то и дело тянувшуюся помочь изнывавшему от возбуждения телу достичь освобождения.
И только когда точки стали такими быстрыми и резкими, что простыни под Казуей смялись, а сам он подрагивал всем телом им в такт, Хоаран скользнул горячей ладонью по коже и уверенно обхватил его плоть пальцами. Казуя коротко и тихо стонал, кусая губы и прикрывая глаза на миг, когда шею и грудь обжигали капли пота, падавшие сверху.
Хоаран словно оцепенел на пару жалких секунд, стремительным движением ворвавшись в его тело глубже, чем прежде, запрокинул голову, а мышцы под светлой кожей проступили ярко и выразительно. Ещё несколько движений внутри и снаружи, и оцепенел уже Казуя, чтобы почти сразу забиться всем телом, сжимая в себе Хоарана, чувствуя уютное тепло, разливавшееся от живота во всех направлениях, мягко окутывавшее негой. И сверху на него навалилась приятная тяжесть, рыжие пряди защекотали скулу, а ухо опалило всё ещё неровное дыхание. Влага на животе Казуи смешалась с потом их обоих, и шёлк под Казуей тоже увлажнился. Запахи двух разгорячённых тел переплелись, превратившись в терпкий густой аромат ― он выдал бы любому случайному гостю истину о том, что здесь только что произошло. К счастью, гостей не предвиделось.
Казуя осторожно тронул ладонью длинноватые пряди, погладил, запустил в них пальцы, потом нащупал металлический ошейник на шее и невольно отдёрнул руку. К чёрту ошейник, надо всё-таки его снять. Казуя снял бы его сию секунду, просто сейчас задача отыскать ключ казалась непосильной.
Хоаран приподнялся немного, и Казуя невольно тронул губами его подбородок. Хотел поцеловать, но…
Он отстранился, отодвинулся и вытянулся рядом на простынях. Пальцами провёл по ошейнику, повернул, чтобы цепь не мешала, и прикрыл глаза.
― Ты солгал, ― всё ещё задыхаясь, пробормотал Казуя.
― В чём?
― В том, что в этом не силён.
― Правду сказал. Ради удовольствия таким заниматься не доводилось. То есть… доводилось, но не с… А, ладно, ты понял. ― После секса его голос звучал… особенно. Глубже, чем обычно. Чуть хрипло, волнующе. От каждого слова под кожей начинали танцевать будто бы невидимые искорки, будоражащие фантазию и желания.
― Ну и? Не так всё страшно? ― немного придя в себя, уточнил Казуя.
― Может быть. Не знаю. ― Хоаран потёр ладонью глаза. ― Не так. И ты хочешь от меня этого? Всё ещё?
― Хочу. Ключ в кармане брюк. Где-то на полу с твоей стороны. Оба ключа.
Хоаран сдвинулся к краю кровати, пошарил на полу и потом сел. Звякнул металл, и цепь, сковывавшая ноги, упала на ковёр. Затем он повозился с ошейником, снял и небрежно отправил тоже на пол. С нескрываемым наслаждением он потянулся, позволив Казуе полюбоваться на сильную и гибкую спину, расчерченную шрамами, после вновь улёгся на кровати и закинул руки за голову. От наручников остались следы, правда, они уже подсохли и покрылись тёмной корочкой.
― В сон клонит?
― Ага. Странно, вроде не устал…
― Пост-эффект. Это нормально.
― После той дряни? Ещё раз подсунешь, просто сверну шею, ― тихо пообещал Хоаран, ногой придвинул одеяло и укрылся. Через минуту он уже спал ― как выключили.
Казуя повернулся на правый бок и устремил взгляд на него, изучая черты его лица. Спокойный, тихий, но в каждой линии явный оттенок упрямства и превосходства. А если проснётся, то упрямство и превосходство нагло вылезут на первый план.
Казуя кончиками пальцев поворошил ещё влажные от пота яркие волосы и закусил губу. Наверное, если бы Хоаран не оправдал его ожиданий, ему было бы проще. В сто раз проще. Но Хоаран не просто оправдал ожидания ― он их превзошёл, создав тем самым уйму сложностей.
И что теперь с ним делать?
Мысли упорно не шли в голову и тонули в отзвуках недавнего огня. И стоило лишь на миг смежить веки, как воображение начинало вытворять странные вещи. Казуя не погрешил против истины, когда счёл Хоарана воплощением мечты. Собственной мечты. Быть может, тот далеко не идеален, но именно для него ― идеален. Не ищет удовольствий, неприхотлив, мало смыслит в романтике, зато полон огня, надёжен и внимателен. Причём на эту внимательность Казуя даже не рассчитывал. С чего бы? А поди ж ты…
Он немного придвинулся к Хоарану, помедлил, но всё же мягко привлёк к себе, забравшись под одеяло. Обнял, позволив пристроить голову на своём плече. Поверх смуглой кожи рассыпались яркие волосы. Хоаран тихо вздохнул, покрутился, прижался щекой к груди и продолжил смотреть свои сны, если они ему снились. Горячий, как грелка.
Казуя невольно потянул носом воздух и учуял призрачный клубничный аромат. Рыжий любит молоко и клубнику, конечно, но надо бы потом его накормить нормально всё-таки. Аппетит у него как у волка.
========== 09 ==========
Даже во сне он не избавился… Были мысли о том, чтобы стереть, прогнать, забыть и освободиться от наваждения, которому вроде как не время и не место, да и поздно слишком для всего. Ну или для него ― всё поздно.
Этот яркий мальчик… мог бы быть его сыном.
Нет, Казуя не собирался сожалеть и угрызаться, думать о правильном и неправильном. Он просто знал, чего хотел бы сегодня и завтра, хотел вчера и хотел в прошлом. Прежде он не хотел ничего кроме ненависти, превратившейся в смысл его жизни. Он не помнил имени той женщины, что случайно оставила слабый след в его прошлом, он почти забыл имя своего случайного сына…
Хотя немного он всё же интересовался этим ребёнком, узнавал что-то окольными путями, а после встретил на похоронах, но получил лишь ненависть, так похожую на ненависть собственную.
Забавно, когда ненависть его погасла и исчезла, она будто по наследству перешла к его ребёнку. Замкнутый круг какой-то.
Вообще вся его история, если взглянуть на неё сейчас, смешна и нелепа. Подумаешь, рано мать потерял! Сколько таких же детей в этом мире? Навалом. У отца были собственные идеалы, и этим идеалам Казуя не соответствовал. «Или умри, или докажи свою силу». Наверное, из природного упрямства он сделал сразу и то, и другое: умер и доказал свою силу, в конце концов спровадив отца на тот свет. И ведь напутствовал теми же словами: «Или умри, или докажи свою силу». Отец умер, вместе с ним умерла ненависть, и у Казуи не осталось ничего ― только пустота. И жить ему стало незачем, ведь даже той женщины не осталось, а сын ненавидел его так же, как он сам прежде ― своего отца.
Удобное назначение, далёкая тюрьма в космическом холоде, решётки и изгои, потраченное в пустую время на бесполезные утехи и развлечения. И тут ― как в сказке ― ходячая мечта в виде ещё одного заключённого. Преступник, совершивший убийство впервые, но получивший за это удивительно большой срок. Живая мечта, слова которой и поступки сбивали с толку, очаровывали тем пламенем, что даже в грёзах казалось бесконечно далёким и незаслуженным.
Если это всего лишь игра случая… До чего же тогда жесток этот случай. Потеряв всё и больше ни на что не надеясь, он обрёл больше, чем мог ожидать хоть когда-нибудь.
И теперь ему снился этот упрямый до невозможности мальчишка. Рыжий и нахальный, меняющий всё, к чему прикасался…
Казуя потянулся к нему, чтобы провести ладонью по спутанным прядям, но рука одиноко повисла в пустоте. Приоткрыв глаза, приподнялся и сонно осмотрелся. Подушка под головой, заботливо накинутое кем-то одеяло, сложенная в кресле одежда… А Хоаран пропал, испарился, словно его тут никогда не было.
Казуя завернулся в одеяло, сполз с кровати и заглянул в ванную, потом в кабинет, затем только ввалился в комнату с мониторами и переключился на восемьдесят первый маркер. Хоаран торчал в «гараже» и возился с разобранным двигателем. На часах ― полдень.
Казуя с облегчением провёл ладонью по лицу и вздохнул. Ладно… Вопросы никуда не делись, но хотя бы Хоаран убрался из кабинета в то время, когда заключённым разрешалось шататься за пределами камер.
Казуя выдерживал характер до обеда, потом приказал активировать систему доставки в «гараж» и сделал заказ для Хоарана. Заглянув в помещение, он услышал привычную музыку и застал знакомую картину. Хоаран сидел на полу у стола с двигателем, держал в руках железку какую-то и ковырялся в ней отвёрткой. Проворные пальцы испачкались в чём-то чёрном и вязком.
Мишима бесшумно подошёл ближе и озадаченно взглянул на железяку, наполненную гладкими шариками. Как раз эти шарики и покрывала чёрная вязкая субстанция. Хоаран, очевидно, пытался то ли выковырнуть один из шариков, то ли ещё что-то с ним сделать. Ну вот, поддел отвёрткой, немного повернул голову, высматривая там нечто, затем осторожно опустил железку на колено и не глядя повёл левой рукой по столу. В паре сантиметров от его пальцев валялся шприц, наполненный тёмной дрянью. Казуя взял его и вложил в ладонь Хоарана. Тот невозмутимо принял помощь, не оглянулся даже, а выдавил пару капель из шприца куда-то под приподнятый шарик, после чего убрал отвёртку и прокрутил в гнёздах все подвижные составляющие.
― Не любишь сидеть без дела?
― Не люблю.
И всё. Поговорили, да уж.
Машинально он протянул руку и погладил рыжие пряди. Хоаран застыл. Напряжение чётко ощущалось во всём его облике. И Казуя медленно убрал руку. Ему самому жест показался естественным ― особенно в свете недавних полусонных размышлений на тему отцовства, не говоря уж о том, что разница в возрасте ему позволяла подобное. Другое дело, что у Хоарана вряд ли был отец. То есть, был, конечно, но сам Хоаран в жизни его не видел или не помнил, поэтому для него такой естественности не существовало. Дикий ― в этом плане и в куче иных. И приручать этого дикаря придётся терпеливо и долго. Если вообще получится.