Вернувшись домой, я обнаружила в холле сидевшего на полу, прислонившись спиной к стене, Джо Морелли, вытянувшего и скрестившего в лодыжках ноги. Рядом с ним стоял коричневый бумажный пакет, а холл был наполнен запахами мясных фрикаделек и соуса «маринара».
Я молча послала ему вопросительный взгляд.
- Зашел поздороваться, - пояснил Морелли, поднимаясь на ноги.
Мой взгляд остановился на пакете.
Морелли усмехнулся:
- Обед.
- Вкусно пахнет.
- Сэндвичи с фрикадельками от Пино. Они еще горячие. Я только что пришел.
Нормально было бы дать Морелли от ворот поворот, но было бы прегрешением против всего святого завернуть обратно фрикадельки от Пино.
Я открыла дверь, и Морелли последовал за мной. Бросив сумку на маленький столик в прихожей, я протопала в кухню. Там взяла две тарелки из стенного шкафчика и поставила на стойку.
- Мне трудно поверить, что это только дружеский визит.
- Может, и не совсем, - согласился Морелли, подойдя ко мне так близко, что я ощутила его дыхание затылком. – Я подумал, что ты могла бы пожелать узнать, что дало медицинское освидетельствование мамаши Максин Новики.
Я положила сэндвичи на тарелку и поделила овощной салат.
- Ты хочешь испортить мне аппетит?
Морелли отошел к холодильнику поискать пиво.
- Она была оскальпирована. Как старина ковбой в фильмах про индейцев. Только в данном случае сняли недостаточно, чтобы ее прикончить.
- Какая тошнотворная гадость! Кто мог сотворить такое?
- Хороший вопрос. Новики не говорит.
Я отнесла тарелки на стол.
- А что насчет отпечатков на ноже?
- Никаких отпечатков.
- Даже миссис Новики?
- Правильно. Даже миссис Новики.
Я поедала сэндвич и обдумывала последний поворот событий. Оскальпирование. Бе-е-е.
- Ты ищешь ее дочурку, - произнес Морелли. Утвердительно, а не вопрошая.
- Угу.
- Думаешь, тут могла бы быть связь?
- Два дня назад я опрашивала одну из подруг Максин по работе. У нее рука была замотана бинтом. Сказала, что несчастный случай: оттяпала нечаянно палец на кухне.
- Как зовут эту подругу?
- Марджи как-то там. Живет на Барнет. Работает в дневную смену в «Серебряном Долларе».
- Есть еще какая-то расчлененка, о которой мне следует знать?
Я приступила к салату.
- Нет. На этом все. Это была тихая неделька.
Морелли всмотрелся в меня:
- Ты что-то утаиваешь.
- С чего ты так решил?
- Могу сказать.
- Ты ничего не можешь сказать.
- Ты все еще злишься на меня из-за того, что я не звонил.
- Я не злюсь!
Тут я стукнула кулаком по столу так, что подпрыгнула бутылка с пивом.
- Я собиралсяпозвонить, - заявил Морелли.
Я встала и стала собирать пустые тарелки и столовые приборы. БАМС, клац, клац!
- Ты – дисфункциональное, ни на что негодное человеческое существо.
- Неужели? Ну, а ты чертова страшилка.
- Ты хочешь сказать, что боишься меня?
- Любой мужик в здравом уме боялся бы тебя. Ты помнишь, что говорит история с алой буквой? Так тебе следует на лбу сделать татуировку «Очень опасна. Не подходить!». (Вышитая алая буква «А» на одежде, сокращенно «адюльтер» - позорное клеймо, которым награждали, например, за супружескую измену и подвергали остракизму – Прим.пер.)
Я вихрем помчалась в кухню и грохнула тарелки на стойку.
- По счастью, я очень хороший человек.
Я повернулась к нему и сощурила глаза.
- Что такого опасного во мне?
- Да много чего. Вот у тебя этот взгляд. Будто ты хочешь выбрать кухонные занавески.
- Нету меня этого взгляда!- заорала я. – А если и есть, то недля твоихкухонных занавесок!
Морелли припечатал меня спиной к холодильнику.
- А еще как ты заставляешь биться мое сердце, когда вот так возбуждаешься.
Он наклонился и поцеловал меня в ушко.
- А эти волосы… Я люблю эти волосы.
Он снова поцеловал меня.
- Опасные волосы, милашка.
Черт возьми.
Его руки уже сжимали мою талию, а колено раздвигало ноги.
- Опасное тело.
Его губы скользили по моему рту.
- Опасные губы.
Предполагалось, что такого не случится. У меня так было решено.
- Послушай, Морелли, я признательна за сэндвичи и все такое, но…
- Заткнись, Стефани.
А потом он поцеловал меня. Его язык коснулся моего, и я подумала: ладно, какого черта, может быть, я и опасна. Возможно, не такая уж плохая идея все это. В конце концов, было времечко, когда я ничего так не хотела больше, как оргазм «от Морелли». Ладно, считаем, что это мой шанс. Нельзя утверждать, что мы незнакомцы. И нельзя сказать, что я этого не заслужила.
- Наверно, стоит пойти в спальню, - заметила я. Подальше от острых ножей на случай, если что-то пойдет не так, и у меня возникнет соблазн его зарезать.
На Морелли были джинсы с темно-синей футболкой. Под футболкой он носил пейджер и .38-ой. Он отстегнул пейджер и положил на холодильник. Потом задвинул на двери засов, и сбросил башмаки на пол в прихожей.
- Что насчет оружия? – спросила я.
- Оружие останется. На этот раз меня ничто не остановит. Попробуй только увильнуть, и я тебя пристрелю.
- Э, есть проблема безопасности.
Он взялся за молнию.
- Ладно, я оставлю пистолет на ночном столике.
- Я говорю не о пистолете.
Морелли прекратил расстегивать молнию.
– Ты не на таблетках?
- Нет.
Я ведь не думала, что раз в тысячелетие мне будет гарантирован секс.
- Что насчет…
- У меня нет ни одной штуки.
- Вот дерьмо, - выругался Морелли.
- В твоем бумажнике водится что-нибудь?
- Тебе будет трудно поверить, но от копов не требуют носить презервативы на случай непредвиденных обстоятельств.
- Да, но…
- Мне уже не восемнадцать лет. Я больше не делаю зарубки на девяти женщинах из десяти, мною встреченных.
Это воодушевляло.
- Не думаю, что ты хотел бы поделиться со мной настоящим соотношением.
- Прямо сейчас, оно ноль к нулю.
- Мы можем попробовать пластиковый пакет из-под сэндвичей.
Морелли хмыкнул:
- Ты смерти моей хочешь.
- Временное умопомешательство.
Ухмылка стала шире.
- Я так не думаю. Ты меня давно хотела. Ты так и не смогла пережить, что я тебя лапал, когда тебе было шесть.
Я почувствовала, как у меня открылся рот, и мгновенно захлопнула его, наклонилась вперед и сжала руки в кулаки, чтобы не стукнуть его.
- Ты такой мерзавец!
- Я знаю, - согласился Морелли. – Это в генах. Хорошо, что я такой очаровашка.
Морелли можно назвать по-всякому. Но только не очаровашкой. Кокер-спаниели - очаровательные. Детские сандалики – очаровательные. Морелли – не очаровательный. Морелли может бросить взгляд на воду, и она закипит. Очаровательный – слишком мягкое определение для описания Морелли.
Он потянулся и подергал меня за волосы.
- Я сбегал бы в магазин, но догадываюсь, что твоя дверь будет закрыта, когда вернусь.
- Очень возможно.
- Ладно, тогда, полагаю, остается только одно.
Я вся подобралась.
Глава 4
Морелли протопал в гостиную, устроился на диване и взял пульт.
- Мы можем посмотреть бейсбол. Сегодня играют «Янки». У тебя припасено какое-нибудь мороженое?
Целых шестьдесят секунд мне потребовалось, чтобы обрести снова голос:
- Малиновое эскимо.
- Идеально.
Меня заменили на малиновое эскимо, и при этом Морелли совсем не выглядел несчастным. Мне же, с другой стороны, хотелось что-нибудь расколошматить. Морелли был прав… я слишком его хотела. Возможно, и насчет занавесок он прав тоже, только мне не хотелось останавливаться на этих занавесках. Похоть я еще могу представить, но при любой мысли об отношениях с Морелли кровь стыла в моих жилах.
Я вручила ему мороженое, а сама уселась в мягкое кресло, не доверяя себе, и не стала делить с ним диван, почти испугавшись, что наброшусь на его ногу, как собака в течке.
Примерно в девять тридцать я начала поглядывать на часы. Думала я о ключе под крыльцом миссис Новики и размышляла, как бы мне его достать. Можно было бы позаимствовать грабли у родителей. Потом я могла бы удлинить ручку чем-нибудь. Наверно, придется использовать фонарик, и надо действовать быстро, поскольку на свет слетится народ. Если я подожду до двух ночи, шансы, что меня кто-нибудь увидит, существенно уменьшатся. С другой стороны, луч фонарика в два ночи более подозрителен, чем свет фонарика в десять вечера.
- Ладно, - подал голос Морелли. – Что происходит? Почему ты то и дело смотришь на часы?
Я зевнула и потянулась:
- Уже поздно.
- Только девять тридцать.
- Я рано ложусь.
Морелли зацокал языком.
- Тебе не стоит врать копу.
- У меня срочные дела.
- Что за дела?
- Так, ничего особенного. Просто… дела.
Тут раздался стук в дверь, и мы разом повернули головы.
Морелли изучающе взглянул на меня.
- Кого-то ждешь?
- Наверно, это миссис Бестлер с третьего этажа. Иногда она забывает, где живет.
Я приложила глаз к дверному глазку.
- Не-а. Это не миссис Бестлер.
У миссис Бестлер сроду не водилось копны огненных волос а-ля Сиротка Энни. Миссис Бестлер не утягивается в облегающую черную кожу. И у миссис Бестлер нет груди в форме рожков с мороженным.
Я повернулась к Морелли:
- Полагаю, бесполезно просить тебя подождать минуту или две в спальне…
- Ни в коем случае, - подтвердил Морелли. – Ни за что не пропущу это зрелище.
Я откинула засов и открыла дверь.
- Даже не знаю, почему взялся за это дело, - произнес Салли. – Похоже, засосали меня с головой эти приключения охотников за головами.
- Погоня в горячей крови, - поддакнула я.
- Ага. Точно. Гребаная погоня.
Он вручил мне банку.
- Я вернулся и забрал ключ. Позаимствовал швабру с длинной ручкой. Записку-то я расшифровал, но не пойму, что к чему.
- Поблизости не болтался народ, не интересовался, чем ты занимался?
- Когда так выглядишь, никто даже не спрашивает. Они все, как дерьмо, счастливы, что я не танцую в обнимку с Дядюшкой Фредом на их газоне перед домом (Дядюшка Фред - Фредерик Альтамонт Корнуоллис Туислтон пятый граф Айкингэм – персонаж коротких историй Вудхауза, озорной и неугомонный, вечно вляпывающийся в неприятности и отравляющий жизнь своему племяннику – Прим.пер.)
Он задрал подбородок на долю дюйма и бросил оценивающий взгляд на Морелли.
- Кто это?
- Это Джо Морелли. Он уже уходит.
- И вовсе нет, - возмутился Морелли.
Салли выступил вперед:
- Если она говорит, что ты уходишь, значит, ты уходишь.
Морелли качнулся на каблуках и ухмыльнулся:
- Ты что ли меня заставишь?
- Думаешь, не смогу?
- Думаю, кто-то должен помочь тебе подобрать лифчик. В этом году носят покруглее.
Салли опустил взгляд на свои рожки для мороженого.
- Они – моя торговая марка. Эти малышки приносят мне гребаную удачу.
Он поднял взгляд и заехал кулаком Морелли под дых.
- Уф, - выдохнул Морелли. Потом сузил глаза и нанес ответный удар Салли.
- Нет! – завопила я, прыгнув между ними.
И нарвалась на драку врукопашную. Мне заехали в подбородок, и я свалилась, как куль с песком. Оба мужика остановились и кинулись меня поднимать.
- Назад, - завопила я, отпихивая их прочь. - Даже не вздумайте ко мне прикасаться. Мне не нужна помощь от двух инфантильных идиотов.
- Он оскорбил мои груди, - оправдывался Салли.
- Вот что случается, когда имеешь груди, - заорала я. – Люди постоянно оскорбляют их. Придется привыкнуть.
Джо сверлил взглядом Салли.
- Кто ты? И что это за банка?
Салли протянул руку:
- Салли Суит.
Джо ответил рукопожатием:
- Джо Морелли.
Минуту или две они так стояли, и я видела, как на щеки Салли наползает красная краска. А на шее Морелли проступают жилы. При этом руки они не размыкали, а тела их неподвижно напряглись. Эти идиоты мерялись силой.
- Ну, все, хватит, - заявила я. – Я тащу пистолет. Победитель получит пулю.
Взгляды мужчин обратились ко мне.
- На самом деле, мне надо бежать, - спохватился Салли. – У меня концертушка на побережье вечером, и меня ждет в машине Сахарок.
- Он музыкант, - пояснила я Морелли.
Морелли отступил на шаг.
- Всегда счастлив познакомиться с друзьями Стефани.
- Ага, - подтвердил Салли, - и к моему гребаному удовольствию.
Морелли ухмыльнулся, когда я заперла дверь.
- Ты меня никогда не разочаровываешь, - заметил он.
- Что значил сей армрестлинг?
- Мы просто забавлялись.
Он сверлил взглядом банку.
- Расскажи мне об этом.
- Максин Новики оставляет ключи для Эдди Кунца. В некотором роде охота в качестве жестокой мести типа «поди, покопайся в отбросах». Ключи всегда зашифрованы. И тут в дело вступает Салли. Он спец по взламыванию шифров.
Я открыла банку, вытащила бумажку и прочла записку. «Наше местечко. Среда, три часа».
- У них есть местечко, - произнес Морелли. – Настраивают меня на романтический лад. Может, мне все же стоит быстро сгонять в аптеку.
- Предположим, ты уже пошел в аптеку. Как много ты купил бы? Купил бы один? Или месячный запас? Ты купил бы целый ящик?
- Черт возьми, - сказал Морелли. – Это же как с занавесками, да?
- Просто хочу уточнить правила.
- Как насчет того, чтобы жить сегодняшним днем?
- Жить сегодняшним днем - хорошо, - согласилась я. Полагаю.
- Так, если я сбегаю в аптеку, ты пустишь меня обратно?
- Нет. Я не в настроении.
На самом-то деле, я вдруг почувствовала черт знает какую злость. И ни с того ни с сего в голове вдруг всплыл образ Терри Гилман.
Морелли игриво провел пальцем по моему подбородку.
- Спорим, я мог бы исправить тебе настроение.
Я скрестила руки на груди и, сощурив глаза, взглянула на него.
- Я так не думаю.
- Хммм, - произнес Морелли, - а может, и нет.
Он потянулся, а потом прогулялся в кухню и забрал пейджер с холодильника.
- Ты в плохом настроении, потому что я не собираюсь давать обязательств любить.
- Вовсе нет! Я абсолютно не желаю никаких любовных обязательств!
- Ты такая милашечка, когда врешь.
Я рукой указала на дверь:
- Вон!
* * * * *
На следующее утро я могла бы позвонить Эдди Кунцу и пересказать ему новейшее послание, но мне захотелось переговорить с ним с глазу на глаз. Квартиру Максин Новики обыскивали, нанесли увечья двум имевшим к ней отношение людям. Я думала, что некто желал найти ее не из-за любовных писем, а ради чего-то иного. И, возможно, этот некто являлся Эдди Кунцем.
Кунц мыл машину, когда я подъехала. На бордюре у него стояло стерео, а он слушал «shock jock» радио (музыкальная передача с диджеем, отпускающим шуточки, вплоть до неприличных – Прим.пер.) . Увидев меня, он прекратил работу и вырубил радио.
- Ты нашла ее?
Я дала ему записку с расшифрованным текстом.
- Я нашла еще одно послание.
Он прочел записку и издал возглас досады.
- Наше местечко, - повторил он. – И что это должно значить?
- Ты не в курсе, что у вас есть местечко?
- У нас было много местечек. И откуда мне знать, о каком местечке она говорит?
- Подумай над этим.
Эдди Кунц уставился на меня, и, думаю, я уловила даже намек на то, как скрепят шестеренки в его башке.
- Наверно, она говорит о скамейке, - произнес он. – Первое время, как мы встречались, она сиживала на одной скамейке и смотрела на воду. И всегда говорила об этой скамейке, типа она вроде храма или чего-то подобного.
- Образно.
Кунц развел руками:
- Женщины, что тут скажешь.
У бордюра остановился «линкольн таун-кар». Темно-синий экстерьер, тонированные окна, длиной в полквартала.
- Тетя Бетти и дядя Лео, - пояснил Эдди.