— Вы замерзли, — сказал Биз, как будто только что это поняв. Паренек мог спать в снегу.
— Ммм-хм.
Мои мучения временны. Я смогу пережить это.
— Я могу помочь, — сказал он, и его кожа стала розоветь. Тусклый красный свет расцвел, освещая мою камеру и создавая причудливые тени. Он пылал, как перегретый камень, и его серая, шероховатая кожа начала переливаться и блестеть. Большие, покрытые мехом уши Биза опустились, как у наказанного щенка, а его уродливое лицо беспокойно нахмурилось. Хвост он обернул вокруг своих больших ног, чтобы стать как можно меньше.
— Биз, да ты просто чудо! — воскликнула я, протянув руки, и отдернула, почувствовав очень высокую температуру. У меня даже ноги согрелись.
Гаргулья-подросток покраснел, отчего меня накрыло еще одной волной тепла, как вдруг его большие заостренные уши повернулись, за ними последовали глаза. Послышался приглушенный звук тревоги, сопровождаемый поворотом ключа в замке моей входной двери. Дерьмо. Уже пришло время для моего допроса?
— Прячься, — сказала я, и он немедленно прекратил нагреваться и светиться. — Ничего не предпринимай, за исключением случая, если они попытаются отвести меня в больничное крыло. Они могут сделать мне лоботомию.
— Я им не позволю, — послышался его голос с темного потолка, и очень тихий звук, когда он когтем царапнул по металлу. Его светящийся образ отпечатался у меня под веками, постепенно исчезая, когда выходная дверь заскрипела и открылась. Резкий электрический свет образовал длинный прямоугольник, осветив мой нетронутый салат и распухшие колени.
Я заморгала, пытаясь подвинуться, когда охрана открыла дверь и отступила. Я не могла нормально встать из-за моих коленей. На потолке надо распластался мной Биз, как летучая мышь размером с кота, мой защитник на случай, если дела станут еще хуже. Пульс у меня застучал быстрее, когда я, используя трясущиеся руки и угол, смогла подняться на ноги. Я не пойду в больничное крыло. Лучше умру сначала.
Тень заслонила электрический свет. В камеру проник запах жареной свинины, и мой живот заурчал.
— Я туда не пойду, — послышался голос Брук, кислый и немного надменный, и снова свет виднелся лишь из прохода. Брук? Брук хотела поговорить со мной?
В груди заболело. Ну, хотя бы это не врачи. Возможно, разногласия, которые я заметила в комнате Ковена, были глубже, чем я думала. Вряд ли эта встреча в три утра была санкционирована. Она пришла сюда по собственной инициативе.
— Я туда не пойду, — сказала Брук, на сей раз громче, когда охранник возмутился. — Выведите ее. Я поговорю с ней в том подобии библиотеки, что у вас есть.
Послышался приглушенный разговор, затем мужской голос произнес:
— Она босс твоего босса, ты, кретин! Выводи ее! — отозвалось эхом в моей камере.
На меня упал свет фонарика.
— Выходи, — приказал кто-то, и я вышла на свет, чувствуя себя очень… оранжевой. Высохший кофе на моем комбинезоне походил на засохшую кровь, и я подняла голову, когда Брук осмотрела меня с головы до ног, задержавшись на моих распухших, закованных в наручники запястьях. Побег вереска на ее заколке Мебиуса увял, и я забеспокоилась сильнее, когда заметила подобную вышивку на воротничке охранников. Черт, у них что, собственная тюрьма?
— Рэйчел, ты можешь идти? — спросила она.
— Мисс Морган, если не возражаете, — сказала я, прислоняясь к стене. Живот свело, и у меня кружилась голова от боли в коленях.
— Заключенным запрещено заходить в библиотеку, мисс Лидер Ковена, — слабо попытался возразить один из охранников, и она повернулась, зло на него уставившись.
— Я не собираюсь сидеть на ваших уродских стульях и разговаривать с ней через пластиковое стекло. Она же закована в наручники. На ней зачарованное серебро. Она не сможет ударить меня и взять в заложники. Благодаря вам, она с трудом стоять может. Рэйчел, пойдем, нам сюда.
— Я же сказала, для вас мисс Морган, — я опустила голову, и мои длинные волосы упали на глаза, когда я потащилась за ней. Дерьмо, я с трудом могу двигаться, и внезапно почувствовав тошноту, я обрадовалась, что не поела. Было бы мило, если бы кто-нибудь предложил мне амулет от боли, но мы были окружены соленой водой. К тому же, это разрушит весь эффект от избиения, которое мне устроили.
Охранники были недовольны, но один подскочил и открыл двери, отступив назад. Я оглянулась в свою камеру, посмотреть, там ли еще Биз. Кто-то нацарапал солнышко на двери. Ха, ха.
— Который час? — спросила я у Брук, когда она притормозила, поджидая меня. Казалось, мне все сто шестьдесят, но надежда, что скоро я буду в черной ванне Айви, наполненной горячей водой, заставила меня двигаться дальше.
Низкие каблучки женщины стучали, пока я шла за ней в главное здание.
— Немного больше трех, — ответила она, фыркнув. — Боже, здесь воняет протухшими суши.
Большинство заключенных, мимо которых мы проходили, лежали в кроватях или сидели на них, ожидая, пока выключат свет. Шепот расходился волнами, когда они видели нас. Если здесь уже больше трех, значит, дома уже больше шести. Принимая во внимание различие в широтах, в Цинциннати уже скоро взойдет солнце. От предвкушения я задрожала и стала идти немного ровнее. Линии в Цинциннати скоро закроются для вызова, хотя, если вы умеете путешествовать по ним, неважно, сколько сейчас времени.
Быстро глянув вверх, я убедилась, что Биз все еще со мной. Он полз по потолку, и я видела его, только когда он пересекал металлические прутья, его кожа не успевала меняться так быстро. Когда он станет старше, даже этого не будет заметно. Он хороший парнишка.
Шепот перерастал в приглушенные голоса, когда разговоры переходили из блока в блок. Алькатрас отчасти походил на школу с одной комнатой. Если что-то случалось, все знали об этом через три минуты. Я медленно шла, чтобы скрыть боль, расправив плечи и подняв голову высоко, пока мы не вошли в библиотеку, отгороженную решеткой от пола до потолка. В центре комнаты стоял вытянутый кофейный столик, окруженный старыми стульями, чтобы придать ей вид зальчика книжного магазина. К несчастью, отсюда я могла видеть мою пустую койку в камере с Мэри, Чарльзом, и Ральфом. Мэри выглядела потрясенной, ее глаза были широко раскрыты от удивления, когда она села на свою койку, обернувшись простыней до подбородка.
— Комната выглядит… уютно, — сказала Брук сухо, сняв пальто и помедлив, прежде чем осторожно положить его поверх грязного стула и сесть сверху.
Я посмотрела на мой такой же грязный стул, понимая, что как только сяду, буду уже не в состоянии подняться с него. Обещание мягких подушек было непреодолимо, и я почти упала, стараясь не сгибать колени. От легкого толчка я на мгновение закрыла глаза, и глубоко вдохнула, ощутив запах заплесневелой ткани и старых заброшенных книг.
— Как приятно, — произнесла я, отвлекая ее, чтобы она не увидела, как Биз ползет мимо окон. — Что вы хотите, Брук? — спросила я утомленно. Если здесь три часа, то дома шесть, в это время я обычно ложусь спать.
Она подвинулась, проведя рукой по глазам, и посмотрела на меня сквозь пальцы.
— Мне сказали, что вы не ели. Это хорошо. Ничего ее ешьте, кроме того, что пришлю я.
Я опустила руки, которые были скрещены на груди.
— Вы знаете о еде?
Женщина улыбнулась, сверкнув ровными зубами.
— Изоляция аминокислот дорога, но мы пользуемся этим в течение многих столетий. Это дает превосходные результаты.
Я подумала о Мэри, которая будет голодать еще тридцать лет, и расслабила челюсть.
— Не все думают, что вас надо стерилизовать, — сказала она, одернув юбку и прикрыв свои уродливые колени. — Магически или еще как. Я ваш друг, Рэйчел. Вы должны мне верить.
О. Да. Вот это замечательная идея. Я посмотрела на потолок, и не увидев Биза, перевела взгляд на нее. Будь проклят Трент до самого Поворота. Это его ошибка. Моей заднице рассказывай, что ты им не говорил.
— Я одна думаю, что вы не нуждаетесь в таком жестком лечении, — продолжила она. — Если вы способны оживлять демонские проклятья, вы…
— Инструмент? — прервала я. — Оружие? Вы когда-нибудь боролись с демоном, Брук? Вы поступили очень глупо, поймав меня. Единственная причина, почему я еще жива, это потому, что у них на меня свои планы.
Я замолчала, не желая усугублять мое дело еще больше, чем только что умудрилась, но Брук улыбалась своей западнопобережной улыбкой.
— Я пытаюсь помочь вам, Рэйчел.
— Мисс Морган, пожалуйста, — я отряхнула с себя кусок жареного яйца, который почти долетел до нее.
— Мор-р-р-ган, — позвала Брук, растягивая звуки и привлекая мое внимание. — Я не хочу, чтобы вы, пытаясь выжить, стали собственностью гребанного эльфа.
«О-о-х, нехорошо ругаться!», — подумала я, ухмыляясь.
— Нет, конечно, ведь вы бы предпочли сами владеть мной. Секретное оружие Ковена ведьм. Нет, спасибо.
Загар женщины стал темнее, когда она покраснела от гнева.
— Он не сможет защитить вас от нас. Никогда. Вы думаете, что вы особенная, раз смогли избежать смертного приговора ОВ? Где, вы думаете, они брали все свои чары? Те, что мы не оставляли себе? Мы всегда получаем то, что хотим, Рэйчел. Всегда.
Я подавила дрожь, вспомнив чары Вивиан, технически белые, но с разрушительными результатами, использованные без страха о последствиях, и Пирса, который был похоронен заживо, потому что заявил им, что белых чар порой недостаточно. Страх, вышедший из инстинкта самосохранения, пробился сквозь мой гнев.
— Подпишите это, — сказала Брук уверенно, доставая конверт из сумочки и положив его на стол между нами. — Это даст нам разрешение удалить вам способность к воспроизводству и химически убирть возможность заниматься лей-линейной магией.
Я заставила себя весело фыркнуть, хотя на самом деле такой уверенности не чувствовала.
— Как замена того, что вы делаете за тюремными дверьми с насыщенными жирами?
Она замялась, и затем, как будто приняв решение, близко наклонялась ко мне, так что я смогла почувствовать запах ее костюма, чистого и легкого. Ее глаза сверкали возбужденно, и я похолодела. Все это очень нехорошо.
— Я не против того, что вы можете оживлять демонскую магию, — прошептала она, пугая меня. — Меня не волнует, что с вас начнется заселение земли демонами. У меня проблемы лишь с членами Ковена, неспособными видеть дальше своих близоруких носов, которые настолько укоренились в застарелых страхах, что не способны разглядеть, кто вы на самом деле. Они бы проголосовали против меня, за принципы большинства, даже хотя это большинство слепо.
У меня во рту стало сухо.
— И кто я на самом деле?
— Вы — это то, какими мы все должны быть! — воскликнула она, понизив голос, когда откинулась назад. — Сила, которой вы обладаете? Мы все лишь подростки. Лишь часть того, чем могли бы быть. Мы сможем стать цельными, и вы — наш шанс. Вы — наше будущее. Я смогу защитить вас. Подпишите бумагу, и я обещаю, когда вы отойдете от анестезии, вы будете самой собой и будете обладать магическими способностями. Это мошенничество, чтобы снять вас с радара Ковена ведьм и избавить от Трента Каламака.
Ого. Раскол в Ковене? Да это же чертов Большой каньон.
— И я буду вашим, а не Ковена, личным монстром? — спросила я, уже не просто напуганная. — Я не заключаю сделок с демонами.
— Заключаете, — настаивала Брук, и тихий шепот из камер прекратился. — Это записано в вашем деле. Вы выживали каждый раз. Сила, которую вы нам дадите…
— Я не об этом, — сказала я, чувствуя отвращение, — я не буду иметь дел с вами и не собираюсь подписывать бумаги.
Лицо Брук стало кислым.
— Вы глупы. Если вы не можете увидеть будущее, хотя бы посмотрите на настоящее. Вы хотите вернуться в ту дыру? Прекрасно. Или вас могут переселить в комнату начальника. Меньше охраны, лучше еда. Вид из окна, — она пристально посмотрела на заключенных. — Уединенность. Подпишите бумаги. У вас мое слово, вы останетесь такой же, как и сейчас.
Я посмотрела на бумаги, лежащие на столе между нами. Такой же, как и сейчас? Замерзшей, несчастной, и в сотнях миль от дома?
— Давайте предположим, что с утра я приняла таблетку, отупела и подписала ваши бумаги. И кем же я буду? Солдатом? Племенной кобылой?
Женщина улыбнулась.
— Материнство — это благородная профессия.
Я подняла голову и кивнула.
— Я никогда и не утверждала обратного, но кого бы я не родила, милая Брук, оно будет тут же украдено демонами.
— Выбор за вами, — сказала она. Ручка, которую она достала из сумки, брякнула на столе. — Вы станете донором яйцеклеток, — сказала женщина, неспособная скрыть нетерпеливый взгляд. — Демоны никогда не узнают. Вы даже сможете усыновить своего ребенка. Я точно собираюсь это сделать.
Она уже хотела одного из моих нерожденных детей? Распределить мое потомство по тем, кто больше предложит?
— Вы отвратительны, — сказала я, но на ее лице отразилось лишь удивление. Она вздохнула, и я подняла свои закованные руки, чтобы не дать ей заговорить. — Который час? — Спросила я, и на ее лице отразилось возмущение.
— Три пятнадцать, — сказала она, наклонив свою худую руку, чтобы взглянуть на часы.
Вздохнув, я откинулась на мягкую спинку. Время почти пришло.
— Брук, я уже ухожу. Единственная причина, почему я не попыталась сбежать от вас, тупиц, раньше, это потому, что я хотела несколько часов, чтобы осмотреть достопримечательности, прежде чем отправиться домой. Ломбард-стрит там, или Остров Сокровищ. Ну, или тот славный мостик, от которого вы все без ума*. Хотя тур в Алькатрас мне тоже понравился. Но уж слишком он получился реалистичный.
Брук фыркнула, демонстрируя свое недоверие.
— Мы окружены соленой водой. На острове нет лей-линий. Очень дорогая защита не дает ведьмам прыгнуть сюда, чтобы вытащить кого-нибудь. И даже если бы вы смогли дотянуться до линии через своего фамилиара, которого, я знаю, у вас нет, на вас все равно зачарованное серебро.
— Это? — я подняла руки, чтобы показать липучки на моих опухших запястьях. На них даже было мое имя и чертов порядковый номер. — Да, они такие милые, — сказала я, опуская руки. — Но, Брук, любимая, вы не сможете удержать меня.
В любое время, Айви.
— Я думаю, мы сможем, — на лице у нее появилась уверенность, когда она откинулась в своем невзрачном стуле.
Я покачала головой и улыбнулась.
— Нет, не сможете. В Цинциннати почти взошло солнце. А вы знаете, что происходит, когда встает солнце? Линии закрываются для вызова. О, вы можете перемещаться по ним, но вызывать не сможете. И вы знаете, что произойдет до восхода? — лицо Брук стало пустым, но потом до нее дошло.
— Вы не сможете перенестись по линии, — сказала она, голос стал громче. — Вы отрезаны от нее липучкой.
Я наклонилась вперед, и пережитое мной избиение, унижение и неуважение, когда меня на день заперли в металлическом туалете, ушло, оставив только горькое удовлетворение.
— Я не демон, — сказал я тихо. — Но я в их системе.
Я резко чихнула, и дрожь начала разрастаться в груди. Я отправляюсь домой.
— Вам стоило приехать и поговорить со мной, — сказала я, жалея, что не могу положить ногу на ногу и выглядеть самодовольно. — Я, в основном, действительно хороший человек, но вы меня немного разозлили.
Я снова чихнула, и внутри все сжалось еще сильнее.
— Я отправляюсь домой, там я собираюсь принять горячую ванну и выспаться. Я вот что вам скажу, — добавила я, вцепившись в стул, как будто это могло мне помочь задержаться тут хоть на мгновение, — я понимаю, меня легко недооценить. Давайте начнем сначала. Вы можете развязать войну со мной или приехать и поговорить. Сами выбирайте.
Широко раскрыв глаза, Брук вскочила, потянувшись через стол, чтобы схватить меня. Серое пятно опустилось между нами, шипя.
Мое сердце глухо стукнуло, но я заставила себя сидеть, когда Биз уселся, раскрыв крылья и обвив ноги хвостом с шерстью на конце, как кошка. Когтистая лапа сжала неподписанный контракт, он опустил голову, взгляд красных глаз обещал насилие.