— Ты в порядке?
Я кивнула.
— Эта магия забавно ощущается. Как оловянная фольга.
Айви выдохнула, и кровать вздрогнула, когда она встала, скрестив руки на груди. Это была необычная для нее демонстрация беспокойства, которое я очень понимала. Набравшись смелости, я развязала второй узел. Мои мысли, казалось, подпрыгнули, и дыхание ускорилось. Остановиться сейчас означало разрушить чары, и я развязала третий узел, необычная усталость делала мои пальцы неуклюжими. Я надеюсь, что не совершаю ошибку.
Дыхание перехватило, я смотрела на Айви и будто бы проваливалась в себя, словно Алиса в кроличью нору. Я знала, что сижу на своей кровати, но вокруг пели птицы и раздавалось мягкое сопение лошадей. Двойственное ощущение реальности и воспоминаний было ужасным, но разбуженные магией воспоминания постепенно брали верх.
— Боже мой, Айви. Здесь так тепло, — прошептала я с закрытыми глазами, отдавая себя во власть сна, который был вовсе не сном, а памятью. Я ощущала себя маленькой, мягкость моей постели превратилась в жесткий деревянный пол. Усталость подползла ко мне, знакомая и ненавидимая, проникая в мои кости, как яд. Мои воспоминания разделились, и забыв все, что я знала до этого, я… вспомнила.
Пульс застучал быстрее, меня уносило в детство, и я открыла глаза уже в тусклом свете конюшен в лагере.
Шмыгнув носом, я сильнее сжалась на полу, глубоко вдыхая приторный запах влажной соломы, лошадиного навоза и влажной кожи, и постаралась не заплакать. Полный отстой. Популярность — полный отстой. Я думала, что Жасмин ненавидит Трента, а оказывается, она влюбилась в него. Влюбилась! Откуда мне было знать? Она же постоянно жаловалась на него.
Лошадь переступила с ноги на ногу, и я зарылась глубже в угол, накрывшись с головой синим одеялом, чтобы скрыться. Я никогда не видела того, кто бы ездил на этом чудовищном коне, и он не возражал против моего вторжения. Я была так зла. Мы с Жасмин никогда раньше не ругались, но когда я выяснила, что она лгала мне по поводу того, куда она ходила, я не выдержала. Она поехала на прогулку при луне с маленьким богатеньким мальчишкой, оставив меня в одиночестве лежать на нижней полке нашей двухъярусной кровати и слушать рассказы остальных про первый поцелуй, хотя она знала, что у меня его еще ни разу не было. Она должна была быть моей подругой!
Я задержала дыхание, сдерживая слезы, и обняла колени руками. Во всем был виноват этот сопляк Трент. Чувствуя себя несчастной, я перебирала свои шнурки, но сжалась, услышав звук шагов, идущий от широких дверей конюшни. Я застыла, когда два человека прошли мимо, разговаривая тихими голосами, их силуэты были скрыты высокими стенами загона, в котором я сидела, но я могла точно сказать, что это были дети, а не замаскированные специалисты лаборатории, прикидывающиеся работниками лагеря и разыскивающие меня.
Конь надо мной заржал. Его уши встали торчком, и он свесил голову над воротами.
«Вот дерьмо», — подумала я, узнав голос. Стэнли уже три дня был здесь, мучая Трента, как обычно. Этот парень и в прошлом году был тут, ухитрившись сделать так, что во второй же день после приезда Трент подвернул лодыжку на состязании по ходьбе. В этом году во время гонок на каноэ он сломал Тренту руку. Весло Стэнли с треском опустилось прямо на ее тыльную часть, и Трент больше не смог участвовать. Стэнли не любил проигрывать. И если Стэнли был в конюшне, значит, Трент с ним.
Его голос был слабым, но Стэнли принялся петь «Песню о любви для вампира», изменяя слова на что-то соответствующе грубое, и мое дыхание расслабилось, когда они направились в другое крыло конюшни — но уши коня надо мной все еще стояли торчком.
— Эй, эй, Мистер Т. — донесся тихий голос и звон уздечки, и я замерла.
Трент? Трент был здесь? Испугавшись, я приложила ладонь к своему горячему лицу, глядя вперед, не видя ничего, кроме его макушки. Конь фыркнул, и голос Трента изменился, слова превратились в нечленораздельное тихое пение. Песня была красивой, и я напряглась еще больше, пытаясь разобрать слова. Слова звучали так, словно были на другом языке, и хотя я ненавидела его за то, что он нравился Жасмин, я не могла не думать, что пел он красиво.
Его темно-желтая голова мелькнула над воротами загона, давая мне возможность увидеть его светлую кожу и зеленые глаза. Он не видел меня, и я смотрела на его лицо, свободное от презрения, которым он обычно обливал меня. Глаза Трента были довольными и сверкающими, и он улыбался. Его белые волосы торчали в беспорядке, и его уши было видно. Трент никогда не показывал свои уши — он всегда расчесывал свои красивые волосы так, чтобы закрывать их. Он был худой, долговязый и почти пел коню, поглаживая его по ушам и скармливая угощение.
Почувствовав мой взгляд, он внезапно поднял на меня глаза.
Его прекрасный голос тут же стих. Губы сжались, и глаза приняли враждебное выражение. Фыркнув, лошадь отступила от него.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросил он, его лицо стремительно краснело. — Уходи. Тебя даже быть здесь не должно, потому что конюхов нет.
— Как и тебя, — сказала я, взбираясь вверх, и прижала к себе попону, отступая к стене.
Мое сердце колотилось, он отпер створку ворот, раскрыл ее и подпер позади себя, сделав это неуклюже из-за сильного рывка. Держу пари, Стэнли сломал Тренту руку так, чтобы убрать помеху в его лице на оставшуюся часть лета. Что за деревенщина.
На Тренте были новые джинсы и только что купленные сапоги для верховой езды. Я подумала о своих грязных кроссовках и покраснела. Трент был богат. Его отец владел всем лагерем. Каждый знал об этом.
— Они ищут тебя, — сказал он, издеваясь надо мной. — У тебя будут большие неприятности.
Конь вскинул голову, беспокойно переступая ногами между нами, и я положила на него руку, напоминая ему, чтобы не наступил на меня.
— Я буду сидеть здесь, если захочу, — сказала я, вздернув подбородок.
Светлые брови Трента сошлись на переносице, но когда лошадь фыркнула и прижала уши, он отвернулся, успокаивая животное.
— Это моя лошадь, — сказал он самоуверенно.
Длина его руки не позволяла ему с удобством снять с лошади недоуздок, но животное вело себя достаточно послушно.
— Я не вижу на нем твоего имени, — сказала я, и вспыхнула, когда Трент указал на доску позади меня.
— О, — сказала я, отходя.
Хорошо. Это была его лошадь. Должно быть, чертовски приятно иметь не только собственного коня, но и быть достаточно богатым, чтобы его привезли тебе в летний лагерь на грузовике.
Лошадь дернула ушами, и с другого крыла конюшни раздался голос Стэнли.
— Тебя нужно еще немного побить, ленивая задница? Сделать захват? Дать пинка? Или чудо-мальчик думает, что справится одной рукой?
Испугавшись, я отступила назад. Трент был надоедливым отродьем. Стэнли же был настоящим хулиганом с мерзким характером.
Выражение лица у Трента стало кислым. Глядя на меня, он закричал:
— Я зубами могу оседлать лошадь быстрее, чем ты обеими руками. Увидимся на улице.
Я тяжело сглотнула, не заботясь о том, что Трент поймет, как я боюсь Стэнли. Чувство благодарности заставило меня оттолкнуться от стены. Мои глаза упали на его сломанную руку.
— Ты в порядке?
Дотянувшись до высокой полки, Трент достал крючок для чистки копыт с деревянной ручкой и сунул его в задний карман.
— А почему тебя это заботит?
— А я никогда и не говорила, что меня это заботит, — сказала я, скрестив руки на груди. Я хотела выйти, но он стоял на моем пути.
Трент посмотрел на меня.
— Ты плакса. Ты опять недавно плакала. У тебя глаза красные.
Я провела тыльной стороной руки по лицу. Он тоже знал, почему я плакала — вот выродок.
— Ну и что? Мне двенадцать. А у тебя какое оправдание?
Он отошел от ворот, и я пулей выскочила наружу, оставив их открытыми, поскольку он тоже выходил из загона, его лошадь громко цокала копытами следом за ним.
— Я думал, ты в восьмом классе, — пробормотал он озадаченно.
На расстоянии тридцати футов на землю падал яркий квадрат солнечного света, привлекая меня, но я осталась в прохладной тени.
— Так и есть, — сказала я, держась за локоть и неловко переминаясь. — Я пропустила несколько классов. Домашнее обучение. Ну ты знаешь…болезнь и все такое. В следующем месяце мне будет тринадцать.
Мне будет тринадцать, а я тупее, чем камень. Я знала, почему Жасмин влюбилась в него. Он был богат, симпатичен, и у него есть собственная лошадь. Но если ты настолько не уверен в себе, что причиняешь боль своим друзьям — ты просто глуп.
Трент не потрудился привязать повод лошади к столбу, как нас учили, и я заметила, что, проверяя копыта мерина, он постоянно поправлял крючок в кармане, вместо того, чтобы отложить его в сторону. Отпустив последнюю ногу, Трент посмотрел на подставку с уздечкой и качнул поводья от лошади в мою сторону.
— Подержи его, — приказал он отрывисто, и я отступила на шаг назад.
— Я тебе не слуга, — сказала я, разозлившись. — Взнуздывай его сам.
Пальцы Трента конвульсивно дернулись.
— Я не буду привязывать его, пока ты стоишь рядом, — сказал он мягко, но твердо. — Подержи повод, а я надену уздечку.
— Нет! — воскликнула я, обняв себя руками и отказываясь взять повод.
Он сжал челюсть, разозлившись из-за того, что я не делала так, как он говорил.
— Я сказал тебе, подержи повод!
Трент подошел, схватил меня за запястье здоровой рукой и дернул, вытаскивая одну руку, спрятанную под другой. Его хватка была жесткой, и я взвизгнула, задыхаясь, когда волна покалывающей энергии лей-линии проскользнула между нами.
— Эй! — закричала я, отскакивая, и его пальцы разжались.
— Мне хотелось узнать, сколько ты сможешь удержать, — сказал он самодовольно. — Мой отец говорит — ты опасная, но я видел кошек, которые могли удержать больше, чем ты.
— Ах ты, маленький гавнюк! Ты сделал это специально! — потом мои глаза распахнулись. — Святая корова! Да ты колдун!
— Я не колдун, — поспешно ответил он, словно понял, что сделал ошибку. — Я лучше, чем дрянная маленькая ведьма вроде тебя.
Мой рот раскрылся, я ужасно разозлилась.
— Что ты имеешь в виду под дрянной маленькой ведьмой?! Ты думаешь, что так крут? Если ты не колдун, значит ты ничто — зловонный маленький человечишка!
Он посмотрел на меня, испытывая почти облегчение.
— И все равно я лучше тебя, — сказал он, его щеки покрылись румянцем. — Быстрее.
— Я же болею, ты идиот!
— Держу пари, что ты даже не слышишь колокол, звонящий из лагеря, — добавил он. Мой гнев чуть ослаб, и я прислушалась, гадая, не сочиняет ли он.
— Держу пари, ты также не чувствуешь запах пекущегося хлеба, — сказал Трент, доверчиво оставив лошадь рядом со мной, и направился за уздечкой.
— Ты так слепа, что я мог бы проникнуть прямо в твою хижину и снять кольцо с твоего пальца так, что ты даже не заметишь.
— У меня нет кольца, Эйнштейн, — сказала я высокомерно. — И держу пари, что смогу вытащить крючок из твоего кармана так, что ты даже не почувствуешь. И что смогу удержать больше Безвременья, чем ты!
Пульс застучал быстрее, и я почувствовала, что задыхаюсь.
— И я не буду держать твою вонючую лошадь, — добавила я, чувствуя головокружение. — Да я бы не поехала на твоей кляче, даже если бы она была последним животным на земле!
В глазах у меня помутнело, и я замолчала, радуясь уже тому, что могу стоять с прямыми коленями и просто дышать несколько мгновений. Дерьмо, мне не хотелось отключиться прямо перед Трентом.
— Да? — сказал Трент, стоя спиной ко мне. Он почистил лошадь и положил на нее подушку для езды без седла. — Да он тебе не позволит. Он не любит ведьм.
— Держу пари, позволит, — пробормотала я, чувствуя, как сердце замедляется. — Он пустил меня в стойло, понял? Он не такой буйный, как, впрочем, и ты. Ты слабак, — сказала я, желая сделать ему больно. — Почему ты позволяешь Стэнли так издеваться над собой? Все, что тебе требуется, — это разок подраться с ним, и он перестанет приставать к тебе каждый год.
Трент залился ярко-красным румянцем, отчего его волосы стали выделяться еще больше. Глядя на коня, он проигнорировал мои слова, но я знала, что ударила в больное место. Так ему и надо, избалованному мальчишке. И пока я надменно смотрела, приподняв бедро, он возился с удилами, ему нужна была вторая рука, чтобы придерживать дергающегося коня. Справиться с этим было трудно, и коню это не нравилось, он мотал головой и переступал ногами.
Трент все еще ничего не сказал, и, чувствуя себя плохо из-за комментария по поводу Стэнли, я подошла ближе. Навря ли в таком состоянии он сможет надеть на него удила.
— Давай я надену, — мягко предложила я, и его челюсти сжались.
— Мне не нужна твоя помощь, — сказал он и выругался, когда конь уперся, мотая головой и двигаясь к засову. Бросив удила на пол, Трент постарался удержать своего коня и не дать ему вернуться в свое стойло.
Я присела, подбирая удила прежде, чем лошадь наступит на них.
— В чем проблема? — спросила я. — Я знаю, что ты не сможешь надеть удила самостоятельно. Давай я это сделаю. Если только ты не хочешь, чтобы тебе помог Стэ-э-эн-ли-ли-ли? — протянула я его имя так, чтобы сделать девчачьим.
Трент положил руку на шею лошади, и животное успокоилось, застыв в забавной позе и смешно подергивая ушами — он посмотрел на меня и на удила.
— Думаешь, у тебя получится? — сказал он едко. — Ну, давай, попробуй. И не приходи потом ко мне плакаться, если он откусит тебе пальцы.
Я взглянула на Трента, почти ожидая, что он ущипнет собственную лошадь, лишь бы доказать, что я не смогу этого сделать. Я взнуздывала свою лошадь каждый раз, когда собиралась покататься. Это был мой третий год здесь, и хотя я не была специалистом в этом, на хорошую лошадь удила я надевала без проблем. Воркуя и разговаривая с конем, чтобы его отвлечь, я вставила кусок металла между его больших жевательных зубов, быстро ставя его на свое место, но потом Трент перехватил инициативу, наклонившись под голову коня и застегнув ремень. Он был выше меня, и я отступила: вожжи болтались, пока Трент не подобрал их. Он возился с лошадью, проверяя, распутана ли грива и не перекручены ли ремни. Черт побери, я не знала, как надевать уздечку на коня.
Я постояла мгновение и не удивилась, когда не услышала слов благодарности. Сдавшись, я сделала шаг назад. По крайней мере, головокружение меня больше не беспокоило.
— Жасмин очень зла на меня, — сказала я. — Я не знала, что она в тебя влюбилась. Мне жаль.
Трент повернулся ко мне, явно удивленный. Мои глаза наполнились теплыми слезами, и я отвернулась. Кто-то звал меня по имени, по голосу — предположительно, работник лагеря. Круто. Они хотят выписать меня отсюда. Вздохнув, я пошла в сторону яркого квадрата света.
— Хочешь прокатиться? — спросил Трент.
Вытерев глаза, я обернулась, шокированная. Мой взгляд перешел с него на коня. На нем не было седла, только подушка для езды.
— На нем?
Его внимание переключилось с конюшен, когда другой голос позвал меня, громко, с долей гнева. Кивнув, он схватился рукой за гриву и подбросил себя вверх так, словно с рождения привык это делать.
— Если ты сможешь забраться сюда.
Это было больше, чем намек на вызов, и я шагнула вперед, глядя вверх на него и думая, что расстояние от земли довольно большое.
— Ты просто хочешь прикончить меня, — сказала я недоверчиво. — Или отвезти меня в лес и бросить там.
На его спокойном лице не было и намека на его намерения, когда он наклонился вниз и протянул мне руку.
— Тебе придется довериться мне.
Голоса становились громче. Может, если Жасмин узнает, что я была с ним, она поймет, каково это — ощущать себя покинутой. Это было мелочно, но сделав вдох, я вложила свою руку в его. Я потянула вторую руку, и, сделав упор и рывок, я оказалась позади него.
Конь передвинулся, фыркая, и пока Трент успокаивал его, я схватилась за талию Трента, чувствуя себя очень странно. Следующий глоток воздуха принес с собой аромат корицы и зелени, и моя тревога отступила из-за странного ощущения, когда что-то прошло сквозь меня. Возможно, гордость от того, что я забралась на высокую лошадь? Крючок почти выпал из его кармана, и думая, что он заслужил это, я вытащила его, когда лошадь начала двигаться, и запихнула в свой карман. Я отдам его обратно, как только удостоверюсь в том, что он не собирается сбросить меня где-нибудь по дороге. Это было не совсем воровство, если единственная причина, по которой я взяла его — доказать, что я могу, верно? Лучше, чем дрянная маленькая ведьма, не так ли?