– Ну что же. В твоих словах есть логика. Значит, пускай Эдгар будет твоим телохранителем.
– А я твоим.
– В смысле? – Теобальд приподнял брови.
– Не прикидывайся глупцом. Вы не виделись столько лет, и вдруг он приезжает в поместье «помириться». Когда он приехал мириться к твоему отцу, тот скончался. Давай будем реалистами, Тео. Он приехал, чтобы убить тебя.
В комнате повисла тишина.
– Ты так в этом уверен? – тихо спросил герцог. Картер кивнул. – Что же, я тоже так думал. Мне не хотелось в это верить, но раз и ты так считаешь… Выходит, нам предстоит держать оборону?
– Я прошу тебя быть очень бдительным. До тех пор, пока Уильям будет в замке, будь так добр, не есть ничего, что он тебе предложит, не вызывать его на конфликт и запирать комнату на ночь.
– Я-то не вызываю его на конфликт, – иронически хмыкнул Теобальд, глядя на брата. – Это тебя стоит попросить быть с ним повежливее.
– Я очень постараюсь, но не уверен, что справлюсь. Говорить ему колкости – единственное, что мне приятно в общении с ним.
– Смотри не поплатись за это своей головой. Мальчишка.
Картер улыбнулся.
***
Переговорив с Чарли и Картером, Теобальд направился обратно в зал, где всё ещё кипела светская жизнь. Было уже совсем поздно – около часу ночи, и многие гости разъехались по домам. Теобальд, вернувшись к кружку джентльменов, в котором велась речь об Индийском восстании*, произошедшем четыре года назад, но всё ещё волновавшем умы англичан. Извинившись за своё отсутствие, герцог для приличия поговорил немного о восстании, а потом извинился и отошёл, сказав, что ему срочно необходимо увидеться с братом.
Уильям нашёлся на диванчике в углу в окружении трёх светских прелестников, хихикавших над его шутками и обмахивавшихся веерами с самым кокетливым видом.
– А, вот ты где, – натянуто улыбнулся брату Теобальд, подходя к дивану.
– Здравствуйте, герцог! – на разные голоса пропели омеги, протягивая ручки, стянутые кружевными перчаточками для поцелуя. Теобальд безо всякого энтузиазма приложился губами к каждой.
– Прошу прощения, господа, я вынужден похитить моего брата у вас. Совсем ненадолго.
– Ах, Тео, – Уильям свёл брови в театрально-скорбном выражении. – Неужто уже пора?
Омеги восторженно захихикали над дешёвой комедией, от которой Уильям получал огромное удовольствие.
– Уилл, пойдём. Я займу тебя совсем ненадолго.
Младший близнец поднялся и последовал за старшим на лестницу, которая вела на второй этаж, туда, где находился кабинет Теобальда. Оказавшись в нём, Уильям закинул ноги на стол точно так же, как недавно это сделал Картер, и на этот раз герцог не выдержал.
– Будь добр убрать ноги с моего стола. Что за плебейские манеры.
Уильям ядовито улыбнулся, но ноги убрал.
– Скажи мне, что произошло на балу? – Теобальд имел вид строгого судейского обвинителя, и Уильям невольно поёжился под тяжёлым взглядом, но вскоре собрался с духом и дерзко взглянул на брата.
– Я танцевал с твоим очаровательным женихом, – ответил он широко, хищно улыбаясь.
– Танцевал? И только? – поинтересовался герцог.
– И только, – мерзко осклабившись ответил граф.
– Что же, правду говорить ты отказываешься. А между тем, мне известно, что ты вёл себя отвратительно, низко и подло по отношению к невинному мальчику, который только первый раз вышел в свет. Твоё поведение возмутительно. Это недостойно нашей древней крови и твоего титула.
– Ты хочешь заняться моим воспитанием, брат? – Уильям смотрел на Теобальда как на заклятого врага. – Ты считаешь, что ты вправе это делать?
– Когда речь касается моего жениха – вправе. Хотя меня не меньше волнует и судьба мальчика, что приехал с тобой. Я знаю, что ты держишь его при себе, чтобы удовлетворять свою похоть, когда тебе вздумается.
– Доминик тебя уж точно не касается! – вскинулся граф. – Я спас его от тюрьмы, я заплатил за это деньги! Я имею право требовать что-то взамен!
– Благодетель, – процедил с презрением Теобальд. – Ему было бы лучше отправиться в тюрьму.
– О, я считаю иначе. В любом случае, участь этого мальчишки – не твоё дело.
– А участь Чарли?
– А что плохого в том, что он мне нравится? Ты всегда отхватываешь всё лучшее. Титул – тебе, поместье – тебе, хорошенький невинный омега – тоже тебе. А что мне?
– Ты мог бы жениться, если бы захотел. Полюбить доброго честного омегу, жениться и завести детей. А ты предпочитаешь содержать при себе несчастного добродетельного мальчика, которому твоя страсть омерзительна. Если уж тебе так нравится иметь любовников, нашёл бы себе такого омегу, которому была бы по душе постыдная жизнь, которую вынужден вести Доминик.
– Что ж. Ты хочешь, чтобы я оставил в покое Доминика? Ладно. Я отдаю его тебе. Дарю, если хочешь. А ты отдай мне Чарли. Он очарователен. Я хочу, чтобы он был моим.
Теобальд не сразу нашёл, что ответить на такую вопиющую дерзость.
– Ты обезумел?
– Нет. Какая ему разница, мы же близнецы?
– Ты ему отвратителен. Разве ты этого не заметил, когда танцевал с ним?
– Ах, все они поначалу ломаются и строят из себя невинность. Твой драгоценный Чарли – не исключение.
– Как же ты любишь равнять всех под свою гребёнку.
– Она единственно верная. Только мало кому хватает духу это признать. Ты не думай, что я хуже других. Вот ты думаешь, что ты лучше меня? А разве ты не испытываешь к Чарли то же, что и я? Разве не вожделеешь его? Разве не ждёшь момента, когда эта стыдливая овечка покорится тебе? Разве, ложась спать, ты не представляешь себе его гибкий стан, его золотистые волосы, в голове у тебя не мелькают бесстыдные картины, которые ты воплотишь сразу после того, как справишь формальность у алтаря? А? Разве я не прав?
Теобальд напряжённо замер. При всей ненависти друг к другу, близнецы всё же обладали той мистической связью, которая соединяет людей, которые должны были быть единой сущностью, но в утробе разделились на две. Слова Уильяма продирали герцога ознобом по спине, и картины, которые тот описывал, живо рисовались в воспалённом воображении Теобальда. Он мотнул головой, отгоняя наваждение.
– О да, ты прав. Я жажду его, как и ты. Но для меня это не то же, что для тебя. Я жду близости с ним с нетерпением, но не для того, чтобы поиграться и бросить, как сделал бы ты. Я люблю его, и мои желания естественны. И, как ты заметил, мне хватает выдержки держать их при себе. Моя любовь чиста и нежна. А ты знаешь только похоть.
– Чёртов лицемер! – Уильям вскочил со стула и встал напротив Теобальда, по другую сторону стола. Они стояли в одинаковых позах, в одинаковых костюмах, с одинаково гневными выражениями на лицах, буравя друг друга взглядами. Сейчас они, как никогда были едины – в своей ненависти друг к другу. – Лицемер, как ты смеешь надевать на себя маску приличия? Ты такой же, такой же, как я! Ты говоришь, что любишь его, но похоть слепит тебе глаза, и ты так же смотришь на него, как волк на добычу! А меня ты считаешь хуже! Хуже тебя, который прикрывает приличиями свои желания! Хуже ублюдка, который якшается с альфой и не скрывает этого! Кем ты себя возомнил?!
Теобальд смотрел в лицо близнеца, как в собственное отражение. Он знал, что их лица сейчас кривятся одной и той же яростной гримасой, и вдруг ужаснулся тому, что его лицо может быть так же дико, как лицо его зеркала. Он глубоко вдохнул, мысленно досчитал до пяти и спокойно сказал брату:
– Ты неправ. Перестань судить людей по себе. Это погубит тебя. Можешь возвращаться к гостям, разговор окончен. Но запомни, что если ты тронешь Чарли ещё хоть раз, я убью тебя.
Уильям поглядел в глаза брата и понял, что это не пустая угроза. Глаза его сузились, губы сжались в тонкую белую полосу.
– Что же, тебе нужен повод, чтобы убить меня. Мне – не нужен. Не поворачивайся спиной ко мне. Твой цепной пёс не всегда будет рядом.
Уильям вышел, хлопнув дверью так, что зазвенели стёкла.
Теобальд вынужден был посидеть в кабинете полчаса, чтобы остудить свой гнев и собраться с мыслями. Разговор с братом лишил его сил и измотал, и герцогу пришлось приложить большие усилия для того, чтобы перестать думать о чувствах Уильяма к Чарли, которые он даже не пытался скрыть, и о его угрозе.
Приведя себя в подобие душевного равновесия, Теобальд покинул кабинет и направился в покои Чарли, чтобы лично сопроводить его к себе в спальню во избежание столкновения с Уильямом.
Герцог так задумался, что, подходя к покоям жениха, погружённый в себя, не глядя по сторонам, налетел на кого-то в коридоре и чуть не сбил его с ног. Успев ухватить незнакомца за плечи, чтобы тот не упал, Теобальд узнал Доминика, который помертвел от ужаса и готов был заплакать.
– О Боже, сэр, простите меня ради всего святого, я не хотел… Прошу вас, простите меня…
– Это вы меня простите, я так задумался, что совсем не видел, куда иду. Вы Доминик?
Мальчик кивнул. Кровь в его жилах похолодела – он сперва решил, что наткнулся на своего хозяина, а теперь, узнав, что это его старший брат, он испугался ещё больше, думая, что пороки младшего близнеца в старшем развиты ещё сильнее.
– Герцог… Простите меня, я принял вас за вашего брата, – голос омеги дрожал. – Прошу вас извинить мою неловкость…
– Я же сказал вам, любезный, это мне стоит извиниться. Я не сделал вам больно?
Доминик, никогда не видевший знатных господ, кроме графа Ратленда, вежливость принял за проявление внимания и с горечью подумал о том, что его милый господин Чарли, который так доверяет своему жениху, не имеет понятия о его любезностях со слугами.
– Что же, если я вас не зашиб, идёмте обратно в комнату. Чарли у себя? – продолжал герцог, у которого не было и в мыслях оказывать Доминику знаки подобного внимания.
– Д-да, господин отдыхает. Мне следует идти с вами? – Доминик неосознанно ёжился и втягивал голову в плечи.
– Да, идёмте, – Теобальд направился к покоям юного жениха вместе с Домиником. – Чарли сказал вам, чтобы вы перебирались в крыло для прислуги? Там граф не станет вас искать. Это только на ближайшие два дня, а дальше вы вместе с Чарли переселитесь в комнату близ моей, чтобы вам не было страшно. Доминик, я клянусь вам своей честью, что мой брат больше никогда вас не тронет. С сегодняшнего дня я беру вас под защиту. Вы теперь компаньон моего жениха, и моя задача – обеспечивать вашу безопасность. Не бойтесь больше ничего, все ваши беды позади. Вы останетесь в моём замке, вы будете обучаться для того, чтобы стать воспитателем наших с Чарли детей, и, когда придёт срок, выйдете замуж с приданым. Я сам позабочусь об этом. Однако если вы сами выберете себе жениха, я не буду выступать против этого и устрою ваш брак.
Доминик слушал герцога, удивлённо распахнув глаза, не смея верить, что его слова – правда.
– Мой господин, неужели вы, и правда, хотите избавить меня от страданий? Неужели, и правда, защитите меня от графа? О, если это так, вы ангел, спустившийся с небес, чтобы прекратить мой позорный путь…
– Вы ещё совсем дитя, Доминик. Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– А мне тридцать пять. Вы годитесь мне в дети. И я буду защищать вас, потому что я знаю, каков мой брат, и я не допущу, чтобы он издевался над несчастным мальчиком, как вы. Забудьте о своих горестях – они окончены.
Доминик впервые за долгое время почувствовал, как гора свалилась с его плеч, и на душе стало легко и светло, и оттого почему-то полились слёзы по щекам. Мальчик, не в силах справиться с дрожью в коленях, чуть не упал, но герцог вовремя успел поддержать его, и теперь в его прикосновении Доминик не увидел никакого гнусного подтекста.
Они вместе вошли в комнату, где на диване спал Чарли, утомлённый слезами, и Теобальд, склонившись над ним, бережно провёл рукой по его расплетённым волосам. Доминик улыбнулся, увидев, с какой нежностью герцог относится к своему юному жениху. Чарли приоткрыл глаза и, увидев Теобальда, улыбнулся.
– Уже пора? Который час?
– Два часа ночи. Гости разъехались, пора спать. Идёмте.
Чарли поднялся, накинул кружевной халатик поверх сорочки и двинулся вслед за Теобальдом. Доминик шёл с ними, но у лестницы свернул, тепло попрощавшись с Чарли. Зная, что никто их не увидит, герцог бережно поднял Чарли на руки и, донеся до спальни, осторожно уложил в постель. Юноша был смущён, как и в ночь, когда впервые прибежал к жениху. Однако у него всё же хватило смелости придвинуться поближе и положить голову на плечо. Теобальд, уже заснувший, не открывая глаз улыбнулся и чмокнул юношу в душисто пахнущую макушку.
Проснувшись наутро, Чарли обнаружил букет белых роз**, стоящий на тумбочке, а при розах была записка. Развернув бумагу, сложенную вдвое, Чарли прочёл строки, написанные каллиграфическим почерком:
«Доброе утро, мой дорогой Чарли! Надеюсь, Вам спалось хорошо. Прошу прощения, но я не могу составить Вам компанию за завтраком. Однако спешу Вас обрадовать: этого не сможет также и мой брат, так что кроме Картера и Вас за столом не будет никого, и Вам не придётся видеться с Уильямом. Т.»
* - Восстание в Индии, бывшей Британской колонией, 10 мая 1857 года.
** - В Викторианской Англии существовал так называемый “Язык цветов”. Каждый цветок обозначал определённое чувство - вину, преданность, страсть. Белая роза - символ чистой, возвышенной, платонической любви.
Комментарий к Глава 4. Первый бал
https://vk.com/public82539217
========== Глава 5. Последняя капля ==========
С бальной ночи прошло две недели, и всё это время Доминик трудился, не покладая рук.
Вместе со своим юным добрым господином он перебрался в комнату, что находилась рядом со спальней герцога и, просыпаясь по утрам, занимался чтением и письмом. Чарли сам преподавал ему азы каллиграфии и французского языка. Эти уроки были отрадой для обоих – Чарли истосковался по обществу своего ровесника, да ещё и омеги, а Доминик впервые за долгое время проводил время с человеком, который был сердечно к нему привязан и не имел никаких корыстных целей. Из юного Чарльза вышел прекрасный терпеливый учитель, и Доминику было легко и приятно учиться. Занимаясь чтением, юноши пили чай с вишнёвым вареньем и свежевыпеченным белым хлебом, прерывались на весёлые разговоры и шутки. Так проходило время от утреннего чая до завтрака. После завтрака оба юноши отправлялись к Джереми, чтобы ухаживать за крошкой Эдмундом, и чуткий Чарли намного раньше Доминика рассмотрел и понял искру, сверкнувшую между двумя молодыми людьми. Джереми всё ещё скорбел по супругу, но очаровательный огненно-рыжий омега, так нежно заботившийся о его ребёнке, юный и чистый душой, но с отпечатком невзгод и скорби на лице, вызывал восхищение и привязанность. Ни Джереми, ни Доминик ничего не замечали, но, как известно, подобное в последнюю очередь замечают сами влюблённые.
Чарли смотрел на двух робких молодых людей с умилением и глубоким пониманием их зарождающихся чувств. Так влюблённый легко понимает влюблённого. Юноше была чужда манера выражать привязанность к младшим друзьям стремлением поскорее выдать их замуж, однако надежда на то, что несчастный Доминик обретёт, наконец, своё счастье, грела ему душу. Чарли ещё не знал в подробностях его истории, но то, что уже было ему известно, приводило его в ужас. Теперь, видя первые признаки симпатии между своим другом и Джереми, Чарли был спокоен.
Доминик радовался каждый раз, видя Джереми, но приписывал это доброй дружбе и состраданию к овдовевшему мужчине. Но Чарли чутко улавливал их застенчивые взгляды, бросаемые друг на друга, пока никто не видит, их смущённые улыбки и радостное волнение Доминика каждый раз, когда следовало идти ухаживать за младенцем.
Вернувшись от Джереми, омеги пили чай у себя в комнате и снова читали. Подходило время обеда, и Чарли спускался в столовую, где вынужден был делить трапезу с ненавистным Уильямом, который теперь окидывал его взглядами, даже не скрывая этого. Теобальд предложил юноше трапезничать отдельно со своим новым другом, но тот отказался.
– Я рядом с вами, – ответил он. – И мне ничто не угрожает.
– Но это вам неприятно, – заметил Теобальд.
– Это так, но спрятаться в своих покоях значило бы сдаться, а я не хочу.
– В вас заиграл азарт? – рассмеялся Теобальд, целуя изящную ручку в ажурной перчатке. – Что же, похвально, что вы его не боитесь. Однако будьте осторожны и не раззадоривайте его.