Наконец, наряды были готовы, и за день до их доставки Чарли и Доминику никак не удавалось успокоиться, и, чтобы хоть чем-то себя занять и заодно дополнить образ, они решили проколоть Нико уши.
Чарли никогда ничем подобным не занимался, и ему было страшно, но он не показывал виду, чтобы не напугать друга.
– Ложись на кушетку, – Чарли указал пальцем на диван у окна, и Доминик послушно лёг. Чарли подложил ему под голову подушку, достал самую тонкую иглу, выбрал самые лёгкие серёжки из собственных запасов и нарезал яблоко.
– А яблоко зачем? – занервничал Нико, подозрительно и испуганно косясь на острое лезвие иглы, находящееся уже в опасном расстоянии от его уха.
– Это чтобы игла воткнулась в него, а не в твою шею. Ложись. Если захочешь покричать или поплакать – ничего страшного, только ради всех святых, не дёрнись. Это будет очень быстро. Ты готов?
Нико задрожал, но кивнул. Чарли сделал всё очень быстро, Доминик почти и не заметил. Минута боли, два жалобных вскрика, когда игла проткнула мягкие мочки, два жалобных стона, когда Чарли вдел серёжки, и вот Нико уже любуется своим отражением с двумя блестящими камушками в ушах. Чарли быстро, из первых попавшихся заколок соорудил пышную причёску, и оба юноши ахнули. Вместо деревенского мальчика, измученного жизнью, на них из зеркала глянул юный красавец, впервые полностью осознавший, как он хорош.
– Ты такой красивый, – Чарли поправил выбившийся локон на голове друга. – Ах, поскорее бы тебя увидел Джереми: он будет в восторге, вот увидишь.
Однако юноши пока не рискнули показать Джереми Доминика в таком виде, к тому же роскошная причёска не вязалась с чёрно-белым костюмом секретаря.
Зато на следующий день было счастье. Над Домиником усердно трудились Чарли, Виктор и портной. Около получаса они примеряли то и это, меняли украшения, выбирали серьги и шляпки, и наконец, отойдя, восхищённо ахнули, увидев результат.
Перед ними стоял невысокий, хрупкий юноша, одетый в белоснежные брюки, батистовую рубашку с кружевами и камзол кремового цвета с расшитыми рукавами и фалдами. Пышная причёска под изящной чёрной шляпкой, атласные белые перчатки и простые золотые серьги без камней, кукольное лицо в обрамлении выбившихся рыжих прядей и стыдливый взор из-под тёмно-рыжих ресниц делали Доминика похожим на аристократа по рождению. Если бы кто-то увидел его в эту минуту впервые, ему бы и в голову не пришло, что этот прекрасный юноша ещё недавно был простым сельским мальчиком, помогал отцу пахать поле, стирал зимой в ледяной воде, ел каждый день бурду из капусты и картофеля, а запивал простой водой.
Доминик и сам был потрясён произошедшим с ним преображением, и несколько минут он удивлённо всматривался в зеркало. Отражение мягко, удивлённо и смущённо улыбалось ему, также, как и он, с недоверием ощупывало высокие скулы, пухлые губы, тонкий нос, покрытый веснушками, пышную причёску и уши, сверкающие золотом серёжек. Доминику казалось, что он видит это лицо впервые, и оно не имеет никакого к нему отношения. Однако это был именно он. И, наглядевшись вдоволь, юноша удивлённо оглянулся на Чарли, который также любовался им с растроганной улыбкой.
– Нико, пойдём покажемся Тео и Картеру? Посмотрим, что они скажут?
– Но зачем же, – смущённо пролепетал Доминик, но по его едва сдерживаемой улыбке было ясно, что ему тоже хотелось узнать мнение альфы, к которому он питал тёплые, почти сыновние чувства.
– Идём, идём скорее!
Теобальд нашёлся в кабинете. Он сидел в кресле, сосредоточенно и хмуро листая книгу расходов, всё ещё подавленный выходкой брата и опасающийся новых. Омеги прокрались в кабинет тихо, и герцог не заметил их. Чарли тихонько кашлянул, и Тео поднял голову. Сначала он подумал, что к Чарли приехал в гости родственник, но, приглядевшись, узнал Доминика.
– Нико, вы потрясающе выглядите! – герцог вышел из-за стола и, подойдя, поцеловал руки обоих юношей. Доминик вспыхнул, но этот поцелуй был для него невинным и отцовским.
– Спасибо. Это всё благодаря стараниям Чарли, Виктора и доброго Сэмюэля. Они придумали этот наряд.
– Вы хороши собой, Нико, и наряд только подчеркнул это, – Теобальд ласково улыбнулся, глядя на двух восторженных мальчишек с блестящими глазами. – Вы составите мне компанию за ужином?
– Мы бы рады составить компанию вам, Тео, – ответил ему Чарли. – Однако при вас будет и тот, кого нам лучше бы не видеть.
– Понимаю. Что ж, тогда желаю вам приятного аппетита. С вами мы увидимся перед сном – я как всегда зайду послушать ваше чтение.
– Хорошо, – Чарли улыбнулся ему, и юноши вышли.
***
Юноши, проводя много времени друг с другом, много разговаривали, и Доминик, наконец, рассказал свою историю. Чарли был тронут и поражён тем, как много горестей выпало на долю его милого Нико. Обоим юношам стало легче на душе, от того, что они всё друг о друге знали и им нечего было скрывать.
С ними много времени проводили и Картер с Теобальдом, своим присутствием как бы оберегая юношей от возможных покушений Уильяма. Доминик, мало знакомый с Картером, поначалу боялся его, чувствуя в нём язвительность и иногда ошеломляющую прямолинейность, однако он быстро привык к младшему брату герцога, и вскоре вечера вчетвером за музыкой и чтением стали милой и приятной традицией.
Однако Картер и Теобальд не всегда могли быть рядом с беззащитными омегами, и рано или поздно это должно было повлечь за собой ожидаемые последствия.
Наряды, чтение и беседы не отменяли ласковой заботы обоих юношей о новорожденном Эдмунде, и Доминик, питавший склонность к Джереми, бывал с младенцем чаще, используя это как предлог, чтобы повидаться с его отцом.
Однажды вечером, успокоенный долгим отсутствием каких-либо поползновений от бывшего хозяина, он беспечно отправился к малышу в одиночестве. Картер был занят бумагами, Теобальд и Чарли уехали на конную прогулку вдвоём, строго наказав Доминику не уходить далеко от комнаты в одиночестве, но юноша решил не дожидаться своего друга. Идя по тёмному коридору пустовавшего крыла, Доминик припомнил нападение графа и боязливо поёжился. Шаги его стали тише и осторожнее, слух и зрение напряглись, и омега готов был в любой момент побежать прочь, если граф окажется где-то рядом.
Несмотря на все опасения, юноше удалось добраться до комнаты Джереми и младенца без происшествий. Оказалось, что Джереми, тоже постепенно осваивавший непростую науку ухода за новорождёнными, уже накормил и перепеленал сына, и мальчик сладко спал у отца на руках. Увидев Джереми, с нежностью склонившегося к крохотной головке, целующего маленькие пальчики Эдмунда, Доминик очарованно улыбнулся.
Джереми, допоздна трудившийся на конюшне, не всегда заставал своих «помощников» за работой, и ещё не видел Доминика в новой одежде. Нико нравился ему и прежде, но теперь, увидев его не в скромном чёрном наряде, а в элегантной одежде, подчёркивавшей его фигуру, оттенявшей его прекрасные волосы и фарфоровое кукольное личико, был сражён. Скромный воробушек превратился в райскую птицу, и Джереми особо остро ощутил свои зарождающиеся чувства к нему. Чувства эти были приятны, но альфа стыдился их. Не прошло даже месяца с тех пор, как скончался Гарри, и Джереми казалось кощунством его так неожиданно вспыхнувшее новое чувство.
– Доминик, – альфа замялся, не зная, с чего начать разговор. – Вы выглядите как настоящий богатый господин.
Доминик вспыхнул и потупился.
– В этом нет моей заслуги… Как малыш?
– Он спит.
Оба чувствовали, как нелепо выглядит их несвязный разговор со стороны, но ничего не могли поделать со своим смущением.
– Я… ну тогда я пойду? Вы справитесь самостоятельно? – Доминик неловко топтался на пороге, не зная, что лучше – выйти или войти.
– Да, конечно, я сам… Спасибо за помощь… Без вас я бы не справился. Спасибо.
– Не за что, – Нико поторопился выйти из комнаты и, закрыв дверь, привалился к ней спиной и закрыл глаза, силясь собраться с мыслями.
Джереми давно нравился ему, но трогательная сцена с младенцем подействовала на него как ветерок на тлеющие угли, и юноша ощутил, как сердце бешено бьётся в его груди, как пылают щёки, как дрожат от волнения руки. Неужели, подумалось ему, он наконец-то обретёт счастье? Неужели после стольких унижений найдётся человек, который будет с ним не для того, чтобы растоптать и удовлетворить свою похоть? Неужели любовь суждена и ему? Доминик почувствовал, как дрожь проходит по его телу от головы до пяток, и вспомнил, что так и стоит у дверей своего возлюбленного, и тот может выйти в любой момент.
Чтобы избежать неловкой ситуации, Доминик двинулся обратно, в их общую с Чарли комнату, когда в тёмном проёме коридора его взгляд выхватил знакомый силуэт. Юноша остановился и с ужасом понял, что замечтался и забылся, а значит, потерял бдительность. Дежа вю было почти полным, за исключением двух вещей: в прошлый раз Уильям был пьян, а рядом был Чарли. Теперь достаточно было взгляда на графа, чтобы понять, что он трезв, а рядом никого не было, чтобы позвать на помощь. Доминик опрометью бросился назад, к Джереми, но Уильям был быстр, как дикое животное, и юноша даже ничего не понял, когда кубарем полетел на каменный пол, едва успев прикрыть руками лицо. Удачно подставленная подножка дала графу пару секунд, которых оказалось достаточно, чтобы поднять оглушенного ударом мальчика на руки и отнести в ближайшую открытую комнату.
На этот раз Уильям поступил умнее. Предыдущая попытка овладеть одним из омег была вызвана опьянением, теперь же графом двигал холодный расчёт. Он действовал тихо, молча и заранее убедился, что мальчик будет один. У него были ключи от всех дверей пустовавшего крыла, и подобрать нужный оказалось легче лёгкого. Бросив всё ещё бесчувственного мальчика на кушетку, обёрнутую чехлом, он пару минут повозился с ключами и, закрыв дверь, неторопливо подошёл к начавшему приходить в себя Доминику.
Мальчик понял, что на этот раз спасения ждать неоткуда. Граф навис над ним, словно изваяние, буравя его тяжёлым, похотливым взглядом холодных серых глаз, и Доминик весь сжался, предчувствуя ещё одну порцию боли, унижения и ненависти.
– Что же, ты думал, что убежишь от меня? Ты – моё. Я выкупил тебя, и если бы не это, ты гнил бы в провинциальной тюрьме, хлебал вонючую жижу трижды в день и спал на гнилой соломе.
– Лучше спать на соломе, чем быть вашим, – дрожащим от негодования и ненависти голосом выдавил из себя юноша. Граф передёрнулся от знакомых слов – то же самое сказал ему Теобальд.
– Смотри-ка, подстилка герцога даже цитирует его изречения. Как это мило. Что же, разговоры в сторону. Ко мне.
– Нет, – Доминик упрямо сжал губы.
Граф наотмашь ударил его по лицу. Звякнули серёжки, слетела с головы шляпка. Разъярённый Уильям запустил левую руку в густые волосы, собранные в причёску, и оттянул голову мальчика так, чтобы видеть его лицо. Рука снова поднялась и снова опустилась, струйкой стекла кровь из носа. Доминик даже не вскрикнул.
– Ах, как же ты хорош в барских тряпках. Как же это я раньше не додумался разрядить тебя как знатного выскочку? Это прибавляет тебе цены. Я бью тебя, и передо мной уже не грязная деревенская потаскуха, а чёртова оскорблённая невинность. А ну иди сюда, ты! Уж я-то знаю тебе цену, паршивец! Ко мне!
– Нет! – голос Доминика срывался. – Отпусти меня! Негодяй! Чудовище!
Граф не стал больше тратить слова. Ухватившись обеими руками за грудки блузы, он дёрнул в разные стороны, забренчали по полу пуговицы. Доминик, готовый умереть от одной мысли, что мерзавец хоть ещё раз до него дотронется, отчаянно закричал и забился с неожиданной для самого себя силой, не желая больше принадлежать ненавистному графу.
– Я никогда, никогда больше не буду твоим! Я лучше умру прямо сейчас! Отвратительное чудовище! Зверь! Отпусти!
Неожиданная сила мальчика, хоть и сбила сначала Уильяма с толку, не была препятствием. Порвав рубашку, альфа хотел было притронуться к худым плечам, покрытым веснушками, когда в его ладонь вонзились острые зубы. В прошлый раз Доминик кусал слабо, не по-настоящему. Теперь, сомкнув челюсти, он ощутил во рту солёный вкус крови и откуда-то как сквозь пелену расслышал болезненный вопль. Граф на секунду отшатнулся, удивлённо рассматривая руку, по которой струями лилась кровь, но уже через секунду накинулся на юношу с по-настоящему звериным бешенством.
Не желая больше тянуть ни секунды, граф ударил мальчика по голове так, что тот на секунду отключился, и принялся стягивать с него брюки. Однако Доминик очнулся довольно скоро и, почувствовав, что происходит, изо всех сил ударил графа ногой по плечу. Тот пошатнулся, но удержался на месте. Доминик ударил ещё раз, на этот раз в лицо, и теперь и из носа и губ Уильяма потекла кровь.
– Сучёныш! – прорычал граф, за волосы поднимая мальчика на ноги, а потом с размаху опустил на колени так, что мальчик болезненно застонал. – Я убью тебя! Открывай пасть, паскуда! Живо!
Вместо того чтобы послушно открыть рот, Доминик осклабился, как дикий зверь, демонстрируя два ряда белоснежных острых зубов. Уильям понял намёк и резко передумал пользоваться ртом своей игрушки. Ударив мальчика по лицу ещё раз, граф нагнул его так, чтобы тот улёгся животом и грудью на кушетку, и Доминик в последний раз отчаянно позвал на помощь, уже не ожидая её.
И тут за дверь раздался удивлённый крик:
– Доминик?!
– Джереми! – радостно воскликнул юноша. – Джереми, я здесь! Помогите мне, умоляю! Помогите!
– А, чертовщина! – рявкнул граф, оглядываясь на дверь. – Ты, холоп! Убирайся прочь отсюда! Тебе не уцелеть, если ты вмешаешься!
Дверь содрогнулась от удара снаружи, но не поддалась.
– Джереми, прошу, поскорее!
Джереми изо всех сил налегал на дверь. Отходя к противоположной стене, он бросался на неё плечом, не обращая внимания на боль. Раз за разом дверь вздрагивала, но не поддавалась, однако на пятый или шестой удар послышался треск. Замок оказался выбит, дверь треснула, и Джереми навалился на неё в последний раз.
Оказавшись в комнате, Джереми был потрясён представшим его глазам зрелищем, но не задумался ни на секунду. Он увидел распростёртого в унизительной позе, полуголого Доминика, с лицом, испачканным кровью и графа, также в крови, склонявшегося над ним. Джереми точно знал, что это именно граф, а не его добрый хозяин Теобальд – спутать было невозможно.
Чувства, зарождавшиеся несмело и подавляемые недавно перенесённым горем вспыхнули, как лесной пожар. Джереми не задумался ни на секунду о собственной участи, когда содрал со стены тяжёлый канделябр и с размаху ударил им по голове не ожидавшего ничего подобного графа.
Уильям грузно повалился на пол, а Джереми бросился к дрожащему окровавленному мальчику.
– Ники… Ники, посмотри на меня… Всё хорошо? Ну, ну, мой хороший, мой любимый, всё хорошо… Он ничего не успел… Иди ко мне.
Доминик, разом осознавший, что всё кончилось, безутешно разрыдался, и Джереми бережно поднял его на руки.
– Всё уже прошло, не бойся, не бойся… Вот так, пойдём, я отнесу тебя в твою комнату… Тише, тише, мой мальчик… Мой Ники…
Силач Джереми почти бежал, не чувствуя веса лёгкого, как пушинка, Доминика и совсем не думая о том, что с ним сделают, если он убил Уильяма или, что ещё хуже, что сделает с ним Уильям, если он выжил.
========== Глава 6. Итог ==========
– Я требую казнить мерзавца немедленно! – Уильям глядел на брата, угрожающе сжимая кулаки. – Он ударил меня. Слуга ударил аристократа. Это – повод для смертной казни.
– Ты, кажется, переоцениваешь его вину, – с едва сдерживаемым гневом ответил Теобальд, не поднимаясь из-за своего рабочего стола. – Джереми всего лишь защищал мальчика, которого ты собирался взять силой. И он не то что бы был неправ.
– То есть как? Ты оправдываешь то, что этот жалкий скот ударил меня по голове и чуть не убил?!
– А что, он был бы неправ, если бы это сделал? – воинственно спросил Картер, стоявший рядом с Теобальдом.
– Тебя никто не спрашивает, приблудыш! – с ненавистью выплюнул ему в лицо Уильям.
– Не смей оскорблять моего брата в моём доме, – Теобальд вскочил и грохнул кулаком по столу, что выдавало в нём крайнюю степень злости.
– Не смей указывать мне! Я свободный человек! Я аристократ! Какое ты имеешь право указывать? – Уильям весь покраснел от ярости, и оба близнеца кричали в полный голос, уже не боясь, что ссору услышит кто-то из прислуги.
Уильяма не любили в поместье и так, помня о слухах, которые приписывали ему убийство отца, однако о последнем его нападении на Доминика узнал весь двор, и всеобщая ненависть к графу поднялась с новой силой. Ни для кого из слуг не было секретом, что герцог не в ладах с братом, и теперь скрываться было незачем.