- Спину мне потри…
Пару секунд ничего не происходило. Том терпеливо ждал, не пытаясь торопить, и едва не пропустил первое прикосновение, настолько оно было легким и невесомым. Билл, едва касаясь, щекотно проводил прямо посередине спины, не решаясь свернуть на плечи или поясницу.
- Посильнее надави между лопатками, - не выдержав, буркнул Том, передернув плечами. – Чешется, - Билл издал какой-то странный звук и потер, кажется, надавив изо всех своих сил. Том вздрогнул от не самых приятных ощущений в его жизни, но стерпел.
В душе они пробыли минут двадцать. Спина у Тома горела от интенсивного трения, зато больше не чесалась, всё это время Билл вел себя очень тихо и послушно, посопротивлявшись лишь один раз, когда Том, забрав мочалку, повернул его спиной к себе, намереваясь вернуть оказанную услугу. Усердствовать, как Билл, он не стал, водя мочалкой интенсивно, но бережно, стараясь не причинить боли. Но от его действий кожа у Билла, всё-таки покраснела тонкими длинными полосами, и Том изо всех сил сопротивлялся желанию провести хотя бы по одной из этих полосок языком. Он инстинктивно чувствовал, что сейчас это будет лишним. Билл как туго натянутая струна: одно неосторожное движение и порвешь.
Решив, что процедуру омовения пора заканчивать, Том протянул руку, закрутил кран, и молча вышел из кабинки, оставив дверь открытой и предлагая Биллу последовать его примеру. Вытершись быстро и как-то до смешного синхронно, они вернулись в спальню и начали одеваться. Молча, поспешно и скомкано. Том видел, что Билл находится почти на пределе, и несколько раз порывался что-нибудь сказать, но нужных слов не находилось: одухотворенные, успокаивающе-подбадривающие речи никогда не были его сильной стороной. Ему всегда было легче делать, чем говорить, надеясь, что все как-нибудь само собой утрясется.
Натягивая футболку с дурацкой узкой горловиной, цепляющейся за нос и уши, и засовывая трясущимися пальцами нелепо-огромную пуговицу в явно не предназначенную для нее петлю, Билл молча ругал себя последними словами за несвойственную ему почти бабскую нервозность. Хотелось плакать. От мысли, что вот сейчас они выйдут из номера, их увидят Георг с Густавом, и Том поймет, что зря он во все это ввязался, становилось дурно.
В ситуацию нужно было внести ясность. Немедленно. Билл понимал, что это глупо и неправильно, хотеть всего и сразу, ведь столько лет ждал, мечтал хотя бы о малейшем знаке внимания, а сейчас чуть ли не штамп в паспорте ему подавай, но слова «мы вместе» были необходимы до разболевшейся головы и ломоты где-то слева, под ребрами.
- Том, - наконец окликнул Билл, собрав в кучу всю имеющуюся у него решительность. – А мы теперь?..
- Слушай, мне идти пора, - перебил его Том, не давая озвучить вопрос. – Дел сегодня дохрена и больше. Так что сейчас расстаемся, потом репетиции, достали уже, если честно, а там решим, чем вечером заниматься будем… - ни на секунду не замолкая, Том быстро закончил одеваться, а потом, все-таки остановился, и как-то неожиданно серьезно спросил: - Ты поужинать сегодня где хочешь, в ресторане или в номер закажем?
- В номер, - выдохнул Билл, глядя большими глазами.
Том подошел к нему, обнял, на пару секунд прижав к себе, потрепал по волосам, с неловким стеснением проявляя нежность, и, ничего больше не сказав, ушел. А Билл так и остался стоять посреди номера, ошалело хлопая глазами. Том сейчас что, почти прямым текстом про продолжение намекнул? Это действительно было оно… то самое?..
Губы словно сами по себе стали растягиваться в медленной, заторможенной улыбке, болеть перестало всё и сразу. А так ли они нужны ему, эти слова? Может, ну их нафиг?.. И пора уже успокоиться, просто поверив в это самое «мы вместе», а не услышав о нем? Ведь это же Том. Грубый. Далекий от звания «Оратор года». Его Том… Тихонько, но очень счастливо пискнув, Билл крутанулся на месте и вприпрыжку сиганул к гардеробу, переодеваться. Узкая горловина футболки все еще бесила.
Из номера он выбрался только минут тридцать спустя, веселый и довольный отражением в зеркале. Настроение было на редкость отличным. Билл уже и не помнил, когда последний раз чувствовал себя настолько молодым и беззаботным. Хотелось сделать что-нибудь безумное: например, запеть в полный голос или обнять кого-нибудь незнакомого, и он с трудом сдерживался, стараясь поддерживать хотя бы видимость адекватности. Торопливо позавтракав в ресторане отеля и глянув на часы, Билл обрадовался, обнаружив, что до репетиции осталось совсем немного, а значит, скоро он увидит Тома.
С Адамом Билл столкнулся, уже выходя из ресторана.
- Привет! – выдохнул он, и замолчал, совершенно не представляя, что еще сказать. Голова под завязку была забита Томом, и весь остальной мир с его людьми и проблемами в ней просто не помещался.
- Приве-ет, - чуть растягивая слово, протянул Ламберт, неспешно разглядывая его с ног до головы. – Отлично выглядишь. Значит, вчера все нормально прошло? Тебе с твоим мачо удалось поговорить?
- Да, - стараясь не покраснеть, Билл отвел взгляд в сторону, вдруг как-то очень детально, в картинках вспомнив, что только разговором дело не обошлось.
- И как у вас? – Адам словно насквозь его видел, сканируя насмешливым серо-синим взглядом.
- Не знаю, - замялся Билл, боясь сглазить. – Всё как-то… непонятно пока.
- Но прогресс ведь есть? – сам не зная зачем, продолжал допрашивать Адам. Он видел, что на откровенность сейчас Билл не настроен, но вопросы почему-то продолжал задавать. И это не было праздным любопытством. Ему действительно важно было знать.
- Есть, - Билл слегка покраснел, умиляя наивным смущением.
- У тебя точно всё хорошо будет? – Адам всё никак не мог успокоиться.
- Мгм, - односложно отозвался Билл. Взгляд его странно потяжелел, на пару секунд став каким-то интимным, почти неприличным. Билл тряхнул головой, прогоняя неуместные сейчас мысли и воспоминания, и, чуть заметно улыбнувшись, тихо, но твердо повторил: - Всё хорошо. Правда. Я пойду, ладно? А то вдруг Том искать начнет…
- Иди, - задорно ухмыльнулся Ламберт, веселья совершенно не испытывая.
На душе стало на редкость погано. Адам и сам толком не мог разобраться, что и почему сейчас чувствует. Обиду? Ревность? Зависть?.. Наверное, всего понемногу. И самое странное заключалось в том, что Билла он не ревновал совсем. Он ревновал к его счастью. Ему тоже хотелось вот так. Чувствовать себя счастливым.
Чтобы не наблюдать со стороны за чужими интимными взглядами, а смотреть самому. И на предложение: «Давай поболтаем?..» - отвечать: «Прости, некогда. Меня ждут». Но его никто не ждал. Да и поговорить, по сути, было не с кем. С друзьями? Чтобы впоследствии все перешло в очередную попойку с историями о чужой несчастной любви? Нет уж, спасибо, ему и своей хватает. С семьей? В принципе можно, но ведь он сейчас далеко от дома, а по телефону – это не то.
С Томми Джо?.. Даже представить смешно. О чем говорить? Как? Перебрасываться полунамеками, гадая потом, поняли тебя или нет? Бросать ничего не значащие, никому ненужные фразы, скрывая за остроумием и показной пошлостью тоску и одиночество? Зачем? Какой в этом смысл?
А ведь раньше они действительно находились на одной волне. Могли болтать, не подбирая слов и выражений. Смотреть вместе фильмы, после споря до хрипоты и отстаивая свою точку зрения, которая кардинально различалась, но в тоже время как-то странно гармонировала, словно создавая одно целое. Куда это делось? Почему сейчас нет этой легкости? В принципе, ответ на этот вопрос Адам знал, но вспоминать об этом было нельзя, только не на людях, с утра пораньше, когда впереди еще предстоит целый день работы.
Сидя за уютным столиком в шикарном ресторане одного из лучших отелей и равнодушно ковыряясь вилкой в даже на вид очень вкусном завтраке, он вдруг почувствовал себя настолько одиноким и несчастным, что стыдно стало. Непонятно, правда, перед кем, но стыдно. Чувство накатило удушливой волной, скапливаясь горечью в горле, и Адам торопливо сделал пару глотков терпкого, кисло-сладкого апельсинового сока, чтобы от него избавиться. Как щенок, ей Богу! Ах, бедненький, потерявшийся и никому не нужный. Хозяин бросил. Как жить-то теперь? Ведь он такой маленький, хрупкий и беззащитный…
Адам задумчиво поразглядывал веселый румяный блинчик, лежащий на его тарелке, взял вилку и со злостью воткнул ее в его пухлый бок. Блин оказался предсказуемо вкусным: воздушным и в меру сладким. Спокойно, неторопливо доев, Адам выпрямился, жестом подозвав официанта. С безмятежной, дружелюбной улыбкой расплатился по счету, оставив приличные чаевые. Нашел своих. Поскулил над страдающим с похмелья Айзеком. Два раза потрепал мрачного Томми по синей челке. Сделал комплименты девочкам. С блеском отработал репетицию. И никто, даже Томми Джо, так и не заметил, в каком состоянии он находится.
Этот бесконечный день вымотал его до предела. Адама потряхивало от усталости и напряжения, когда он закрыл за собой дверь, оставаясь в тишине номера один на один с мыслями и воспоминаниями. Настроение все еще было паршивым, а тело ломило, может из-за усталости, а может из-за начинающейся простуды, и Адаму казалось, будто ему не двадцать девять, а лет семьдесят как минимум.
Спать. Ему сейчас жизненно необходимо переодеться, умыться и как можно раньше лечь спать. Стоя в ванной перед зеркалом, и медленно елозя во рту зубной щеткой, он старался не смотреть на свое отражение. Было противно. Даже бриться не стал, решив оставить это на утро, только чтобы сейчас лишний раз не пришлось разглядывать себя любимого.
Забравшись в кровать и выключив свет, Адам закрыл глаза, уже точно зная, что уснуть не получится: мыслей слишком много. Вот какого черта он так расклеился, спрашивается? Никогда ведь не был склонен к нытью и депрессиям. Просто времени на всю эту патетику нет. У него ведь карьера, работа, романы какие-то… а все, наверное, потому, что кое-кого в его жизни стало слишком мало… или, наоборот, много?
Устало вздохнув, Адам снова включил свет и откинул одеяло, решив, что лежать, уставившись в темноту смысла нет. К черту все, сегодня он напьется, предастся ностальгии, драматично сидя в одиночестве гостиничного номера, а завтра, заев горе и головную похмельную боль парой таблеток аспирина, продолжит жить дальше. А когда, наконец, этот конкурсный дурдом закончится, вернется домой и вообще парня себе найдет! Нормального: заботливого, внимательного и разговаривающего. И к черту Томми Джо! Всех к черту! Первая порция виски пошла тяжело, содрав кожу в горле и заставив закашляться. Адам подышал открытым ртом и на секунду прикрыл заслезившиеся от коварного спиртного глаза. Как-то неожиданно напомнили о себе природный оптимизм и жизнелюбие, подсказав, что даже в депрессии можно найти нечто положительное. Например, подумать, повспоминать и, если повезет, понять, когда именно всё пошло не так.
Симпатию к новому члену команды, Адам почувствовал с первого взгляда. У него так бывало иногда, когда незнакомый человек, которого он до этого даже не видел ни разу, вдруг казался каким-то своим, необоснованно-близким, почти родным, или наоборот вызывал резкое чувство отторжения. Адам не мог этого объяснить, просто, доверяя инстинктам безоговорочно, точно знал, что так надо.
С Томми получилось именно так: увидев его впервые, Адам уже знал, что перед ним стоит Друг. Чувства не обманули. Со временем к ним прибавились доверие, уважение и привязанность. Ничего лишнего или неуместного. Адам прекрасно знал, что о них с Томом думают окружающие, и его это очень веселило. Иногда он даже сам, специально, давал лишние поводы для сплетен и слухов, а ведь процентов пятьдесят из них как минимум можно было запросто избежать.
В какой именно момент он влип так, что не выбраться, Адам не уловил. Просто однажды вдруг осознал, что то колючее, противное и злое, скребущее внутри, ни что иное, как банальная ревность. Неуместная, глупая, лишняя, всепоглощающая и почти непреодолимая.
Первое время, после осознания он ревновал почти круглосуточно, ко всему и всем: Томми улыбнулся? Пальцы рефлекторно сжимались в кулаки до побелевших костяшек, даже если эта улыбка была вызвана обычной шуткой, рассказанной в компании для всех, а не лично Томми Джо. Лестно отозвался о чем-то? Причем не важно о чем - человеке, животном или машине, например… Какая разница?! Главное, что не о нем, Адаме! А уж если Томми восхищенно присвистнул, увидев проходящую мимо девушку…
Со временем Адам научился вполне сносно справляться со своей глупой ревностью. Томми Джо так и не узнал, насколько сильные и неправильные чувства вызывает у лучшего друга. Интерес заметил, а вот насколько он глубокий, так и не понял. По крайней мере, Адам на это очень надеялся. Хотя… с Томми Джо знать что-то наверняка невозможно.
Долгое время Адам профессионально делал вид, что все хорошо и ничего такого не происходит. Называл Томми лучшим другом. Рассказывал о своих пассиях. Выслушивал о его. И только иногда, во время концертов, заведенный толпой и музыкой, находясь на адреналиновом пике, позволял себе дольше положенного затянуть поцелуй или с каким-то странным облегчением откинуть голову на теплое, родное плечо.
Сорвался он странно. Сумбурно и неожиданно. Самое нелепое, что сейчас даже вспомнить не мог, что это было за мероприятие. Вроде бы какая-то частная вечеринка для избранных. Они пили. Адам с утра был на взводе из-за рабочих неувязок, и крутившиеся рядом с Томми Джо бабы в этот вечер раздражали особенно сильно. Он не выдержал. Кажется, наговорил одной, особенно нахальной, гадостей, вызвав ее обиду и недоуменный взгляд Томми. Наорал на кого-то левого. Выпил полбутылки не-пойми-чего залпом. И гордо удалился.