Умом-то я это понимаю, да. Вот только отголоски случившегося нет-нет, но всё же напоминают о себе. И совершенно машинально, непроизвольно я вжала голову в плечи, опустив взгляд и стиснув крепко почти остывшую кружку в руках.
Что бы едва не выронить её, когда мимо просвистела книжка в мягком переплёте, врезавшаяся в стену аккурат над головами парней. А Харон, скрестившая руки на груди и смерившая троицу нечитаемым взглядом, тихо, но очень весомо произнесла:
- Ещё раз повысите голос, и мне будет плевать на голос разума, в лице моего обожаемого отморозка. Я вам гарантирую, в таком случае, мои профессиональные навыки и таланты вы оцените по достоинству!
- Да мля! – Харлей всплеснул руками и взъерошил волосы. – Мы ж не ругаться пришли! Мы пришли узнать как её самочувствие! И вообще, понять хотим, что могло привести её в такое состояние!
Вторая книжка едва не попала прямо в лоб моего непосредственного начальства, в последний момент успевшего пригнуться.
- Последнее китайское, - ядовито уточнила Женька, забираясь с ногами в кресло и подтягивая к себе сборник сочинений Толстого, за каким-то чёртом вытащенный ею из книжного шкафа. – А вчера произошло нападение, спровоцировавшее паническую атаку и воспоминание из прошлого! Вот и всё.
- Да как бы поподробнее хотелось, - протянул Михаил, постукивая пальцами по колену. – И да. Харлей прав. Какого чёрта, Эльза? Тебя никто не собирается увольнять и уж точно не считает виноватой. Откуда вообще такие дурные мысли-то взялись?!
- Оттуда откуда надо, - снова влезла Харон, взвешивая на руке одну из книг, кажется первый том «Войны и мира». – А свои желания, насчёт «поподробнее» засуньте туда, куда проктолог ещё не смотрел. Если что, могу даже посоветовать специалиста!
Я же, не слушая ворчание подруги, сделала небольшой глоток почти остывшего мятного чая, сглотнула подступивший к горлу горький ком и медленно, едва слышно проговорила:
- Откуда… Я бы очень хотела, что бы им неоткуда было браться, - вымученно улыбнулась, всё же посмотрев на резко замолчавших байкеров. – Только у каждого из нас свои демоны… И своё прошлое. Которое и рад бы забыть, вот только… Не получается.
Снова замолчала, пытаясь подобрать слова. Олег открыл, было, рот, намереваясь что-то сказать, но я, приняв для себя решение, подняла руку, останавливая его. И глубоко вздохнув, закрыла глаза, заговорив снова:
- Мою мать расстреляли из автомата на оживлённой улице посреди бела дня. Машина просто проехала мимо, выдав очередь, попутно собрав ещё нескольких жертв. Им повезло, они отделались ранением. Моей матери – нет. Её убило на месте, - глубоко вздохнула и медленно выдохнула, едва заметно поведя плечами. – Мы вдвоём возвращались из школы. Она работала учителем истории и в пересменку решила проводить меня до дома. Я не видела, что с ней случилось…- горько усмехнулась, качая головой и пытаясь хоть как-то абстрагировать от собственных чувств и эмоций. Получалось хреново. – Меня вырвали из её рук за несколько минут до этого, насильно затащив в микроавтобус. На улице было полно людей. Но никто не попытался остановить их. Никто не попробовал меня спасти. Никто не помог моей матери. Такова жизнь… Своя шкура, она ближе к телу, да…
Отставив кружку в сторону, зябко передёрнула плечами, обхватив себя руками и опустив голову ещё ниже. Голос неожиданно охрип, вот только начав говорить, я уже не могла остановиться, впервые за десять лет рассказывая в общем-то чужим мне людям то, что до этого дня не удалось вытянуть никому. Даже врачам.
- Мне было пятнадцать. Я была напугана, я не знала, кто эти люди и что они от меня хотят… Я билась в истерике и пыталась вырваться, просила меня отпустить и звала маму и отца, - машинально потёрла здоровую щёку, по которой в тот раз прилетел пудовый кулак. – Мне быстро объяснили, что за мной никто не придёт. Быстро, болезненно и жестоко. Но я всё равно надеялась, как и все дети, веря в силу своих родителей. Они заперли меня в подвале, посадили на цепь и весело объявили, что пока мой отец не согласиться на их условия, придётся мне побыть их комнатной зверушкой… После чего иначе никто меня уже не называл.
Замолчала, собираясь с духом и медленно цедя холодный чай. Харон не проронила ни слова, сцепив зубы и явно припоминая в уме все способы расчленения человеческого тела. Рокеры же замерли в одной позе, сжав кулаки и стараясь на меня лишний раз не смотреть.
Одно хорошо. На их лицах я не видела жалости. Это добило бы меня окончательно.
- Это кажется безумным… - я говорил медленно, пытаясь подбирать слова. – Но мне повезло. Мой отец, в то время работавший в тесном контакте с отделом по борьбе с организованной преступностью, оказался им нужен. Поэтому они ломали дочь мента, да, но не пытались насиловать или убить. Издевались. били, давили морально и психологически… - тут я цинично усмехнулась. – Но не ставили себе целью меня убить или использовать для собственных утех. Так что да, мне повезло. Но спустя два дня после того, как меня заперли в подвале, они привезли ещё одну девочку. Мою ровесницу, может на год меня младше. Её звали Марина, она была дочерью начинающих, но успешных предпринимателей. И за неё запросили выкуп…
Ещё одна пауза. Тошнота подкатила к горлу, но я проигнорировала её, сцепив пальцы в замок и наконец-то посмотрев прямо на своих гостей. И улыбнулась, горько, едко, цинично:
- Мы провели вместе несколько недель. Мы верили, что нас спасут. Но её родители опоздали с выкупом всего на один час… Один, грёбанный час. Её выволокли в центр комнаты, где нас держали, изнасиловали и забили насмерть арматурой и битами, с металлическими набалдашниками. Со смешками и шуточками, на тему свежего мяса. Я не помню, что было дальше. Всё, что я запомнила – это дикие, мёртвые глаза на залитом кровью лице, а дальше один большой, зияющий темнотой провал, - глубоко вздохнув, я потёрла плечи ладонями, пытаясь избавиться от фантомной боли, сковавшей тело и отдававшейся в висках и душе. Сгорбилась, издав тихий, почти истерический смешок, качая головой. – О том, что было дальше, мне рассказал отец. Ворвавшись вместе с группой захвата, он увидел меня, стоящую на коленях и обнимающую мёртвую девочку. Один нападавший был мёртв, второй ранен… А третий стоял рядом со мной, замахнувшись арматурой. Если бы они задержались или замешкались на пару минут, я бы тоже осталась там, в этом подвале.
Сглотнув, нервно заправила прядь волос за ухо, ёжась под пристальными взглядами и вновь переживая неприятную для себя беззащитность и непривычную открытость. И тихо, почти неслышно добавила:
- Первый срыв случился спустя месяц, полтора. Мне вылечили синяки, переломы и сотрясение. Подтянули до приемлемого уровня истощённый организм. И вызвали на очную ставку с задержанным. Её я провела как в тумане, отвечая на вопросы следователя, дала показания и указала на того, кого нужно. А когда ехали обратно в больницу меня накрыло. Да так, что врачи определили меня в психоневрологическое отделение, накачав сильнейшими транквилизаторами. На обычные седативные, как оказалось, я не реагирую совершенно. Оттуда отец с братьями забрали меня через две недели, когда однажды, придя меня навестить, Димыч просто не смог до меня дозваться. Он же послал по пешему эротическому маршруту врачей, больницу и их рекомендации, вместе с диагнозами. Меня выхаживали дома. Димка, Веня и Харон попеременно дежурили рядом, не давая скатиться в депрессию и заставляя двигаться дальше. Они же помогали учиться заново жить и общаться с людьми, справляться с эмоциями и подавлять накатывающие порой приступы паники.
Взяв подрагивающими пальцами кружку, я допила чай, повертела в руках керамическую чашку с морозным узором по бокам…
- Меня называют отмороженной, ледяной, Снежной Королевой и много как ещё. Те, кто со мной встречается впервые, считают, что я просто высокомерна или же бесчувственная напрочь. А может и то и другое вместе. Вопрос в том, что тогда это был мой единственный шанс жить нормально, не просыпаясь каждую ночь с криком от очередного кошмара, не мучаясь бессонницей и не дёргаясь от любых резких звуков или жестов. Чем объяснять кому-то почему я так реагирую, мне было удобнее заморозить собственные чувства и эмоции, держать их под контролем и не позволять себе лишнего. А потом, это просто стало привычкой, - едва заметно пожала плечами, устало закрыв глаза и качнув головой. – Привычкой, ломать которую больно и сложно, хотя я всё же пытаюсь… Вы хотели знать, что вчера произошло? Ответ прост. Меня просто вернули в прошлое, когда боишься лишний раз вздохнуть или шевельнуться. Когда страх так велик, что сковывает всё и оставляет одно единственное желание – выжить. И если ради него мне надо подчиниться нападавшему – я подчинюсь. Поэтому я не кричала. Поэтому не смогла сопротивляться. И только когда он ударил Катю… Тогда во мне что-то сломалось. И только тогда я смогла хоть что-то сделать… В отличие от того раза.
Наступившую тишину можно было потрогать руками. Я замолчала, чувствуя, как саднит горло, как рот стягивает сухостью и горечью, а глаза начинает предательски щипать. Неслышно усевшись рядом Харон, привычно обняла меня за талию, тукнувшись носом в плечо. Я слабо улыбнулась, в знак благодарности, сжимая её пальцы и пытаясь не дрожать. Разговор отнял все силы, вывернул меня наизнанку и разобрал на части. Но впервые за эти чёртовы десять лет, я чувствовала себя…
Живой. И демоны прошлого, так настойчиво копошившиеся в моей душе, сделавшие первые годы после случившегося чистым и ничем незамутнённым адом, казались уже не такими и страшными. Печальными. болезненными, навсегда оставшимися со мной и во мне. Только теперь, почему-то, они уже не грозили подчинить всю мою дальнейшую жизнь, заковывая в жёсткие рамки ненависти, отчаянья и страха.
Хруст стекла привлёк моё внимание, и я посмотрела на парней. Они сидели неподвижно, даже дышать старались через раз, а на лицах застыло такое выражение, словно они только чудом удерживаются от того, чтобы не разнести всё вокруг. И только Олег выглядел самым спокойным из всех…
До того момента, пока я не перевела взгляд на его руки. По ним на ковёр стекали капли крови. Верещагин сжал свою чашку так, что она раскололась в его руках, но рокер этого даже не заметил, продолжая сжимать осколки, углубляя полученные раны.
Он попытался встать, но подскочившая к нему Харон толкнула его обратно, тихо рявкнув:
- Сидеть.
На неё уставились уже все трое, такими говорящими взглядами, что будь на месте Женьки кто-то послабее нервами, сбежал бы не оглядываясь. Но мой обожаемый патологоанатом, увы, не прониклась и, скрестив руки на груди, зло припечатала:
- Сели, лапки сложили и молчим. Кто рыпнется, догоню сковородкой, а она у Эльзёныша чугунная. Ты, - тонкий палец ткнул в Верещагина, - руку разжал. Осколки на пол и не шевелись. Остальным же предлагаю дружно выдохнуть и потерпеть, пока я принесу успокоительное. И нет, алкоголь не налью. Но отпустить хоть немного должно будет.
И с этими словами она выскочила из комнаты, бодрой рысцой отправившись в сторону кухни. Что бы уже оттуда, крикнуть:
- Фроз, чудо моё примороженное… Марш за аптечкой и спасай своего рыцаря, мать его, на чёрном байке. Я на больничном и отбирать хлеб у коллег мне религия не позволяет!
Вздрогнув, нахмурилась, глядя на окровавленную ладонь Олега. Кивнув собственным мыслям, я осторожно поднялась и вышла из зала. Что бы вернуться туда спустя несколько минут вместе с искомой аптечкой, лежавшей в ванной.
Как ни странно, байкеры, редко выполнявшие чужие пожелания, шедшие в разрез с их собственными мыслями и стремлениями, сидели всё ещё неподвижно. Только кулаки сжимались и разжимались, выдавая насколько всё плохо. И насколько же, на самом-то деле, им трудно держать себя сейчас в руках.
Подтянув поближе журнальный столик, я уселась на него, устроив аптечку рядом с собой и осторожно. очень медленно взяла Олега за запястье, потянув на себя пораненную руку. Бережно сжала сильные пальцы, поворачивая ладонью к себе и проговорила тихо:
- Прости.
Верещагин промолчал. Сглотнул только судорожно и резко, порывисто наклонился вперёд, пододвигая столик вместе со мной ещё ближе. Что бы уткнуться носом в моё плечо, совсем как Харон недавно, закрыв глаза. Говорить что-то он не захотел, только дышал рвано и загнанно. Зато отмер Лександрыч, с размаху приложившись кулаком по бедному столику. На моё счастье тот выдержал, укреплённый снизу металлическими пластинами, а Алёхин всё-таки вскочив на ноги, похлопал себя по карманам и закурил, напряжённо остановившись у открытого окна. Харлей же даже вставать не стал, затянувшись сигаретой и глядя куда-то в потолок. После чего хрипло, каркающе выдохнул:
- Ещё раз, млять, извинишься, поступлю как с Зайчулей – перекину через колено и отшлёпаю нахрен. Удумала она тут, извинениями сыпать… Млять, Эльза, я тебя предупредил! Так что не искушай и не «извинякай» мне тут!
- Обороты сбавь, - появившаяся, как чёрт из табакерки, Харон, показала рыжему байкеру кулак и отобрала сигарету. Что бы сунуть вместо неё стакан с какой-то настойкой, судя по сильному травяному запаху. – Я понимаю, что душа требует спирт, кровь и насилие, в огромном количестве. Но поимей совесть, проникнись моментом, выпей лекарство и оцени, что эта отмороженная напрочь личность впервые за десять лет кому-то рассказала о случившемся. Будете на неё так смотреть, она вам не только ещё раз извинения принесёт, но и в организации сатанинского культа сознается, лишь бы вам полегчало.
- Харон, - я вздохнула и потёрла лоб, продолжая вытаскивать оставшиеся в ранках осколки и то и дело промокая кровоточившие порезы ватой. – Хватит.
- Учитывая, что я действительно могу сказать обо всей ситуации в целом, - Женька обошла столик, оккупированный мною, и повторила тот же трюк с Михаилом, отобрав сигарету и насильно сунув чуть ли не в рот точно так же стакан настойки. – Я ещё просто-таки образец белой, пушистый и очень послушной личности. И не сверлите меня взглядом, мил человек, я не проникнусь. Моя нервная система пережила двоих начальников, троих заведующих и пять сменщиков, двое из которых спились, один ушёл от греха подальше, а ещё два получили самый натуральный нервный срыв, не выдержав суровых будней нашей милой профессии. Поверь мне, красавец, я видела покорёженные и обгоревшие тела, пострадавшие в авариях, зверски замученных маленьких детей и забитых насмерть беременных женщин. Так что меня твои гневные взгляды не смогут не то, что бы впечатлить… - тут Женька хмыкнула, вновь скрестив руки на груди. – Они у меня даже тени лёгкого испуга не вызовут!
Я тихо вздохнула, не влезая в эту тираду и не пытаясь остановить подругу. Во-первых, потому что это было бессмысленно. Когда Харон начинала цинично высказываться на тему собственной работы, это говорило о том, что она серьёзна и сосредоточенна, а отхватить от неё метких и едких замечаний, попавшись под горячую руку мне не хотелось.
А во-вторых, я просто не знала, что говорить и как себя дальше вести. Я не знала, что им ответить после собственного рассказа и не представляла, как именно они теперь ко мне относятся. И хотя оба директора заверили меня, что увольнение мне не грозит… Всё же сомневаюсь в том, что они действительно захотят видеть меня в клубе. Но собственные мысли я благоразумно не стала озвучивать, прекрасно понимая, что Илья Алексеевич не применёт выполнить собственное обещание.
И его вряд ли кто-то сможет остановить.
Обработав ладонь Олега перекисью, смазала мазью и туго перебинтовала, сделав аккуратный узел на запястье. Вот только прежде, чем я успела что-то сказать, он схватил меня пальцами за подбородок, вынуждая поднять голову и поцеловал. Коротко, крепко, зло. После чего поднялся и стремительно вышел, скрывшись в коридоре. Ещё через две минуты хлопнула входная дверь, оставив меня растерянно хлопать глазами, сцепив пальцы в замок и отчаянно стараясь не дрожать.
- Мы это… - Харлей залпом опрокинул в себя настойку и тоже поднялся. – Пойдём, пожалуй. Ты, - он ткнул в меня пальцем и дёрнул за косу, - что бы в клубе неделю как минимум не отсвечивала. Увижу – выпорю. Узнаю, что заявление через кого-то передала – приеду и всё равно выпорю. Ещё и написать заставлю раз сто «я так больше делать не буду»! Поняла?
У меня и мысли попытаться возразить не возникло, когда на меня смотрели так сурово, да ещё и кулак под нос сунули, со сложенной старинной фигурой из трёх пальцев, внушительно заявив:
- Народная индейская изба тебе, фиг вам называется, а не увольнение, ясно?
Тихо кашлянув, я хрипло откликнулась, невольно отодвинувшись подальше от пышущего праведным гневом байкера:
- Ка-а-ак скажите, Илья Алексеевич. А… - я вновь кашлянула, не зная то ли плакать, то ли смеяться над всей ситуацией в целом. – А мероприятия?
- Эльза, не буди во мне зверя, - нахмурил брови Харлей, бросив косой взгляд на высматривающего что-то за окном Алёхина. – В отличие от Верещагина, мои хомячки тебя реально покусать могут! Вот встанешь на ноги, надумаешь в клуб вернуться - всё, будут мероприятия. А пока что бы и мыслей про работу не было! Всё, пошли мы… Мих, ты идёшь?