Родин еще больше ссутулился, взял паспорт, фотокарточку, начал раскладывать инструмент. Алексей лег на диван.
Когда Родин закончил «работу», Алексей долго рассматривал паспорт, затем спросил:
— Ну как? Годится?
Родин пожал плечами, пробормотал:
— Смотря кто проверять будет...
— Если повяжут, в соседнюю сядешь... Будем перестукиваться.
— Леша, — Родин прижал руки к груди. — Заграничный-то не делал я...
— Не дрожи, — Алексей усмехнулся. — Я пограничников так подготовил, взглянут для проформы, и поднимай шлагбаум... Я для них свой человек... Приятель.
А на КПП шла обычная, повседневная жизнь, пограничники работали внимательно и спокойно.
Трофимов проверял паспорта отъезжающих.
Фотография, лицо, печать, дата выдачи, подписи... Снова фотография, снова лицо, снова печать...
В глазах начинало рябить, фотографии и лица расплывались, становились похожими друг на друга. Ноги у Трофимова затекли, спину ломило, он переминался с ноги на ногу. От монотонности глаза застилал туман, казалось, звучит тихая, успокаивающая музыка, словно колыбельная.
...Фотография, лицо, печать, бумага... Все расплылось, Трофимов начал сначала. Фотография, лицо, печать...
Воспользовавшись перерывом, Трофимов забежал в туалет, где у окна курил прапорщик Грузинцев.
— Как хорошо быть генералом, — Трофимов начал энергично размахивать руками, приседать, умылся под краном. — Нам не боевое самбо изучать, а топтаться на одном месте, кто последний упадет...
Бравин, заложив руки за спину, наблюдал за работой наряда. Порой он тоже слышал какую-то усыпляющую мелодию, тогда незаметно протирал глаза, сдавливая до боли переносицу, начинал прохаживаться, но внимания не ослаблял.
— Товарищ капитан!
Бравин повернулся и увидел прапорщика Грузинцева, рядового Трофимова и прибывшего из-за рубежа гостя. Грузинцев молча протянул Бравину иностранный паспорт.
— Простите... понимаете... — дико коверкая слова, заговорил иностранец.
— Вы говорите по-немецки? — спросил Бравин, рассматривая фотографию в паспорте.
На фотографии иностранец был с бородой и в очках, а в жизни без бороды и без очков.
— Я проиграл пари, — заговорил по-немецки иностранец. — И пришлось мою роскошную бороду сбрить. Это ужасно! Я отращивал ее целый год! А очки я разбил. Это катастрофа! — он вынул из кармана очки с треснутым стеклом и надел.
— Все в порядке.
— Счастливого пути, — Грузинцев передал паспорт иностранцу и козырнул.
— Большое спасибо! — Иностранец выбежал на крыльцо и закричал: — Марта! Марта, меня не арестовали!..
Пограничники, улыбаясь, смотрели ему вслед. Неожиданно Бравин спросил:
— Трофимов, он, — Бравин кивнул в сторону площадки, на которой разворачивался «фольксваген», — близорукий или дальнозоркий?
— А это имеет значение, Олег Сергеевич?
— Как давно он сбрил бороду?
— Как давно? — Трофимов потер подбородок.
— Плохо. Идите. — Бравин повернулся к Грузинцеву, подождал, пока пограничник отошел, и сухо сказал: — Я вас накажу, прапорщик.
— Товарищ капитан...
— Отставить, — Бравин говорил тихо, по очень жестко. — Вы год работаете с человеком. Год! Вы пограничник! Вы должны быть психологом. Найдите ключ к человеку. Он не хочет, а вы заставьте его думать и работать как следует.
— Есть люди, к которым не стоит подбирать ключей, — Грузинцев взглянул на Бравина многозначительно.
Бравин медлил с ответом, пытаясь понять, что Грузинцев имел в виду.
— Не каждый мужчина имеет право служить на границе, Олег Сергеевич, не каждая женщина имеет право быть женой, матерью.
— Я с тобой не согласен.
— Знаю, однако я в своей правоте убежден, существуют профессии, которые требуют определенной человеческой надежности. Извините, Олег Сергеевич! — Грузинцев вытянулся. — Могу быть свободен?
Бравин отпустил прапорщика, посмотрел ему вслед, затем перевел взгляд на стоянку машин, где была и машина Юганова.
Наступил последний день, рано утром Наташа в центре комнаты на ковре делала гимнастику. Лицо ее было серьезно и сосредоточенно, блестело от пота.
Упражнения были сложные и изнурительные. Наташа иногда морщилась, вытирала лицо полотенцем и продолжала дальше.
Стоя в дверях кухни, Бравин дожевывал бутерброд, прихлебывал кофе и смотрел на жену.
— Врагу не пожелаю, — сказал он тихо, но Наташа услышала и ответила;
— Я за эти две недели, проведенные с тобой, Олежка, еще не так расплачиваться буду, — она растянула шпагат, уткнулась носом в ковер и всхлипнула: — Я-то знаю, что меня ждет за поворотом... Здравствуйте, пограничный контроль... Прошу предъявить документы...
— Наташка, — Бравин поставил чашку, шагнул к жене, — я решил...
— Вот мои документы, — Наташа сделала колесо. — На последнем издыхании...
— Я подам рапорт, попрошусь в Москву... по семейным...
— Правда? — Наташа обняла мужа.
Раздался звонок, Бравин поцеловал жену и пошел открывать дверь.
— Доброе утро и ради бога извините, — на пороге стоял Алексей. Он протянул Бравину конверт.
— Здравствуйте, Анатолий, — Бравин взял конверт, — заходите.
— Несколько любительских снимков вашей жены, — Алексей увидел выглянувшую из комнаты Наташу, поклонился. — Здравствуйте, извините... Я в зале тогда снимал... Сейчас уезжаю, вот решил занести...
— Спасибо, — сказал Бравин, стоя у открытой двери. — Мне пора на службу.
— А мне в отпуск, — сказал Алексей.
Они попрощались с Наташей, вышли на улицу и начали ловить такси, но машины проносились мимо.
— Вот напасть! — Бравин взглянул на часы.
Стоявший на перекрестке сотрудник ГАИ остановил машину, жестом позвал Бравина. Водитель что-то недовольно буркнул, инспектор сказал:
— Вы работаете в Бресте. Капитан едет на границу. — Козырнул Бравину: — Всего доброго!
Бравин и Алексей вышли из такси у здания КПП.
— Добрый день, славяне! — Алексей махнул рукой Грузинцеву.
— Добрый день, товарищ капитан, — прапорщик подошел, протянул Алексею ключи от машины: — Здравствуйте, спасибо, не понадобились.
— Возьми на память! — Алексей взял ключи и протянул прапорщику авторучку.
— Спасибо, — Грузинцев проследил за взглядом Бравина, который стоял на крыльце и разговаривал с таможенником.
Юганов, подбрасывая ключи, подошел к машине, открыл, сел, завел, покатил к зданию, вышел, открыл багажник:
— Начальники! Командуйте, я тут у вас на новенького!
— Дружок? — спросил таможенник у Бравина.
— Дружок? — Бравин вздрогнул, взглянул на таможенника отсутствующе.
— Его машина здесь со вчерашнего дня, такого можно не досматривать. Душа нараспашку.
— И фотографии он сегодня принес... — сказал Бравин.
— О чем ты? — удивился таможенник, подошел к машине Юганова, заглянул в багажник, указал на чемодан:
— Откройте, пожалуйста...
— А он не закрывается, — Юганов откинул крышку.
— Заполните декларацию, — таможенник вместе с Югановым прошел в помещение.
Бравин неожиданно почувствовал озноб, вздрогнул, такое с ним случалось, когда рассказывали плоский, пошлый анекдот либо врали в глаза беспардонно, нагло. Он жестом подозвал Грузинцева и, задумчиво глядя в сторону, сказал:
— Пять раз он встречает меня на улице... Дважды дарит фотографии. Дважды! А ведь пленка одна, проявлялась и печаталась один раз... Как он узнал мой адрес?
— Простите, Олег Сергеевич, я не понимаю...
— Он дважды приезжает со мной на КПП, — не обращая внимания на Грузинцева, продолжал Бравин. — И таможня убеждена, что он мой дружок. Вот где собака зарыта... Приятель капитана Бравина...
Грузинцев взглянул на дверь в помещение и догадался, о ком говорит Бравин.
— Он встретил нас в кинотеатре, оставил здесь машину и отдал мне ключи, — продолжил Грузинцев и решительно закончил: — Досмотр и тщательная проверка.
— А если все в порядке? — Бравин впервые посмотрел на Грузинцева. — Если документы его, а золото он спрятал среди реквизита цирка?
— Вы помните, какую характеристику дал редактор Юганову? А этот похож на человека, которому надо напоминать, что он уже взрослый? Попробуем поступить иначе... — Бравин оглянулся, увидел Трофимова и подозвал: — Трофимов! Вы вот что, — он оглядел пограничника, — встаньте у этой машины и никого, — он выдержал паузу, — никого к машине не подпускать.
Юганов разговаривал с таможенником, показывал ему деньги, объяснял:
— Через две недели я вернусь, мне заправиться надо? Пить и есть в дороге мне надо? У меня и есть четвертак.
В помещение быстро вошел Бравин и скомандовал:
— Оформление всех документов прекратить. Прапорщик!
— Слушаюсь! — Грузинцев вошел следом, вытянулся.
— Личный состав на оперативку!
— Есть! — Грузинцев выскочил из помещения.
— Что за пожар? — таможенник отошел к Бравину.
— Телефонограмма, Арсентий Кириллович, — тихо сказал Бравин. — Получены данные на разыскиваемого...
— Какого?
— Ризницы... золото, — Бравин повернулся к Юганову спиной. — Сейчас фотографии привезут... — продолжал он на ходу и ушел в служебную комнату.
— Извините, — таможенник взглянул на Юганова. — Запишите в декларацию, предъявите деньги на обратном пути. Курите, у нас маленькая задержка, — и прошел следом за Бравиным.
Алексей остался в помещении один, огляделся и вышел на крыльцо. «Все, сгорел! Надо уходить! На ту сторону не прорвешься, да и бессмысленно. Назад, через Брест!»
Трофимов прохаживался у машин. Юганов неторопливо подошел к машине, хотел открыть дверцу.
— Стойте!
Юганов повернулся, взглянул на Трофимова равнодушно, пожал плечами, Трофимов опустил оружие, улыбнулся.
— Служба, приказ, так что извините, — Трофимов развел руками.
Бравин следил за Югановым из окна. «Все! Я его взял! — с гордостью подумал он. — Сейчас он рванет в город. Я позвоню...»
Юганов не знал, что за ним наблюдают, и применил старый, но почти всегда срабатывающий прием, посмотрел мимо Трофимова, кивнул, словно здоровался с подошедшим человеком. Пограничник обернулся, Юганов провел подсечку и ударил упавшего носком ботинка в висок.
«Так я ничему и не научил Трофимова...» — подумал Бравин. Нужно звонить, преступника задержат при въезде в город. Рассуждал Бравин, как опытный офицер, а действовал, словно мальчишка. Распахнув окно, он выпрыгнул на крышу уже двинувшегося автомобиля, почти проломил ее, посыпались стекла, Бравин еле удержался, Грузинцев выстрелил по колесам, но «Жигули» уже свернули за поворот.
Машина рвалась к городу. Бравин лежал на крыше полуоглушенный, он сумел достать пистолет, но Юганов резко нажал на тормоз, машина подпрыгнула и стала.
Бравин слетел на капот, затем на землю, однако успел выстрелить в колесо.
Преступник переехал пограничника, нажал на газ, но машину било, уводило влево. Преступник выскочил из машины и увидел, что из-за поворота приближается «газик».
— Два ребра, — говорил врач, вытирая полотенцем мокрое от пота лицо, и неожиданно подмигнул замполиту-майору, Грузинцеву и Наташе, которые смотрели на него, как на бога. — Левая нога. Была опасность, но миновала... Ушибы, словно сражался с паровозом... Месяца два...
— Доктор! — Грузинцев схватил врача в объятия и закружил по коридору.
— Когда его можно увидеть? — спросила Наташа.
— Думаю, что завтра.
Наташа и пограничник вышли на улицу.
— Что же произошло? Как же это? — спросила Наташа.
— Граница, — пробормотал Грузинцев.
— Олег выздоровеет и расскажет, — сказал майор,
— Выздоровеет и расскажет. Конечно, — Наташа кивнула, не прощаясь, пошла по улице.
Вскоре Наташа уже находилась на почте и быстро заполнила телеграфный бланк, перечитала написанное, подумала и разорвала его, взяла новый и написала: «Остаюсь Бресте неопределенный срок».
Двое мужчин в штатском вышли из машины и не торопясь пошли по тротуару.
— Понятых пригласили? — спросил один.
— Ни к чему! — ответил другой. — Обыск будет проводить прокуратура. Наше дело доставить.
Первый посмотрел на дом напротив и спросил:
— Этаж?
— Третий, — оперативник тронул товарища за плечо, повернулся к дому, достал сигареты, начал закуривать. — Он.
Из подъезда вышел Родин с сыновьями, ребятишки висли у него на руках, болтали ногами и хохотали.
Оперативники переглянулись и, пропустив Родина вперед, двинулись следом.
Родин вошел во двор детского сада, поднял сыновей, расцеловал их, шлепнул и подтолкнул:
— Ну, кто быстрей?
— Стой, — старший взял брата за руку, повернулся к отцу. — Кто придет за нами? Ты или мама?
— Я, — ответил Родин. — У мамы выходной.
— Ура! — мальчишки бросились наперегонки к дверям детского сада.
Родин проводил их взглядом, покачал головой, вздохнул, вышел на тротуар и увидел двух мужчин в штатском, которые стояли на другой стороне улицы.
Прошло два дня, Бравин уже начал садиться.
Наташа поправляла ему подушки, рассказывала, что побывала в спортшколе, с осени ее возьмут на работу. Бравин любовался женой и думал: нет худа без добра, ребра заживут, а любовь останется.
Наташа шла из больницы домой, когда рядом, скрипнув тормозами, остановилась «Волга». Из машины вышел мужчина. Наташа закрыла глаза, не понимая, где сон, где явь, провела ладонью по лицу и попыталась взглянуть на полноватого, модно одетого мужчину с неприязнью.
— Натали! — он шагнул к ней, растопырив руки.
— Ты? Зачем? — Понимая, что сдается и не будет в ее жизни наивного Бравина, провинциальной спортшколы, все-таки сказала: — Я же телеграфировала...
— И я здесь, — тренер решительно усадил Наташу в машину, сам сел за руль. — Заедешь домой, соберешь вещи. Что это за номера? У тебя через пять недель Европа. Ты понимаешь? Твой последний шанс. Или ты человек, или никто.
Наташа не сопротивлялась, позволила привезти себя домой, побросала вещи в чемодан, чиркнула два слова: «Извини и прощай».
Промелькнул дорожный указатель: «Брест», перечеркнутый красной полосой.
— Я специально заехал на машине, а не самолетом.
Ты успеешь прийти в себя, — говорил тренер.
— Считаешь, у меня есть еще шанс?
— Иначе бы я приехал?
Наташа выпрямилась, подняла голову, сказала:
— Здравствуйте, пограничный контроль! Что же, попробуем. Взглянем, что там, за поворотом.
Врач ошибся, Бравин через месяц уже вышел с нарядом. Трофимова комиссовали по состоянию здоровья. Жизнь продолжалась.
Пограничники стояли на платформе, курили, о чем-то разговаривали, смеялись. Раздался протяжный гудок. Пограничники бросили сигареты, оправляя форму, расходились вдоль перрона. Состав вздрогнул, остановился, пограничники вспрыгнули на площадки.
Молодой пограничник открыл дверь купе, поднес ладонь к фуражке и сказал:
— Здравствуйте, пограничный контроль!
Петр Алешкин
Зыбкая тень
1
— Красавец какой! — вполголоса сказала женщина своей спутнице, когда автобус, покачиваясь и поскрипывая, поворачивал на перекрестке. Стояли они на задней площадке возле прораба Виталия Трофимовича Маркелова.
— Тут, говорят, таких целый микрорайон будет, — ответила спутница.
Маркелов понял, что разговаривают они о новом доме, который на повороте стал виден в окно автобуса. Отделочными работами в нем руководил Виталий Трофимович. Дом под утренним солнцем был действительно хорош: белый, светлый. Издали не были видны забрызганные шпаклевкой стекла. «На балконах стены выкрасим в зеленоватый цвет, совсем расцветет!» — подумал Виталий Трофимович и хотел сказать это женщинам, но автобус затормозил, заскрипел, двери, шипя, распахнулись. Маркелов вышел на тротуар и еще раз взглянул на освещенный солнцем дом. «Хорош! Хорош! И планировка хороша, не то что прежде строили!» — подумал он об устаревшем проекте, по которому до недавнего времени монтировал дома домостроительный комбинат.