— Расслабься, — шепнул Ильдар. — Пацаны ведь ходят вместе в кино, и в этом нет ничего педерастического.
— Ты в зеркало на себя смотрел? — угрюмо буркнул я. — Ты весь целиком педерастический. От тебя, по-моему, даже голубоватое сияние исходит. Ты — как принц педиков. Даже если в мешок оденешься, все равно все всё поймут.
— Параноик, — весело фыркнул Ильдар. — А фильм классный, я очень долго премьеру ждал!
«Оно» — прочел я на билете. Даже и фильм намекает, что вся моя жизнь то ещё… оно.
Оказалось, что «Оно» — это фильм ужасов про стремного клоуна с истерическим смехом. Я недоуменно пялился на экран, пытаясь понять, а где ж тут заявленный фильм ужасов, а сидящий рядом Ильдар, белый как полотно, нервно давился попкорном и вздрагивал от каждого резкого звука.
— Ебать, — тихонько проскулил он на особо жутком (в его понимании) моменте. — Теперь неделю не усну. Ненавижу клоунов.
— Ну, помахал он оторванной рукой из кустов, прикольно же, — не разделил я его чувств, — ты выражение его лица видел? У деда моего, когда он где-то напакостил, а я это ещё не обнаружил, точь-в-точь такое же.
— Прикольно? — просипел Солнышко. — Да он же пиздец какой страшный!
— Дед мой?
— Придурок!
Закончился фильм хорошо, разве что жизнеутверждающую песенку не спели. Пацаны —вообще ребята, злобного клоуна победили. Последние минут пятнадцать фильма Ильдар, кажется, и не дышал даже. Я все ждал, что он приставать ко мне начнет, ну не зря же билеты на последний ряд, а куда там!
Всю дорогу он бубнил, не затыкаясь, не каждая баба так может. Трещотка. Он все говорил и говорил, а я вдыхал свежий вечерний воздух и думал о том, как давно я просто так не отдыхал. Уже и забыл ощущение, что можно вот так вот спокойно идти, не бежать, не торопиться и с каким-то извращенным удовольствием слушать какую-то херню, которую до тебя пытаются донести. Ильдар совершенно не умел держать эмоции в себе. Это ошеломляло, удивляло. Притягивало.
Уже в подъезде Ильдар остановил меня, дернув за рукав и тихо сказал:
— Спасибо.
— За что?
— За компанию. С тобой было не так страшно.
— Оно и видно.
— Не издевайся, я правда всего этого боюсь.
— Интересно, а чего ты ожидал от фильма ужасов?
— Дэн?
— М?
— А слабо меня поцеловать? Хочешь, я даже брюки спущу, чтоб ты мог мои коленки пощупать?
Я хмыкнул и приник к его губам. Мягкие, как у девчонки. Бальзамом он их мажет, что ли. У меня губы сухие и обветренные. Завелся Солнышко на счет раз. Вспыхивает от возбуждения, как спичка, сразу, весь, забавно наблюдать. Я к его губам легко прикоснулся, нежно почти, а он язык мне в рот сует, постанывает, волосы мои на макушке в ладонь сгреб, тянет. Отвечал я на поцелуй жадно, это, оказывается, пиздецки приятно, когда можно не сдерживаться. Наверное, мы бы прямо на лестничной клетке друг с друга одежду стали стягивать, если бы вдруг рядом не раздалось:
— Ы-ы-ы-а-у!
Белый как полотно Черный смотрел на нас во все глаза. Солнышко осторожно сделал шаг назад, на ходу вытирая губы.
— Как ты мог! — возопил Черный, глядя на меня. — Ты был мне как брат!
— Он не виноват! — ляпнул Солнышко.
Черный побагровел и решительно двинулся в сторону этого придурковатого словоблуда. Я вздохнул тяжело и закрыл Солнышко собой.
— Вот так значит, — печально отозвался Черный, — друзей на хрен меняешь! — И резко сорвался с места, я даже сказать ничего не успел.
Бедный Черный. Теперь у него психическая травма на всю жизнь.
========== Часть 9 ==========
Оказалось, что Черный — болтливый гондон, вот уж никогда про него не подумал бы. Но, видно, моральное потрясение было столь велико, что в одиночку он с ним справиться никак не мог и растрепал обо мне всем, кому мог, а на его счастье пацаны как раз возвращались с отдыха и отпусков, так что каждого ебучий Черный встречал свежей новостью про меня и Ильдара.
Я и сам ещё до конца даже не понял, хорошая ли эта идея и нужно ли мне это Солнышко в принципе, а все вокруг уже думали, что я не сегодня-завтра буду сочетаться с ним гейскими узами брака. Ильдар, в отличие от меня, был доволен, как слон.
Ну, ещё бы, в первый раз, получается, он не только не огреб за то, что педик (пацаны по рекомендации Черного старались держаться от нас подальше и только провожали охуевающими взглядами), но его с этим ещё и поздравили. Злоебучий Куколка был просто счастлив, а Макс приглашал меня пить пиво и чуть ли не «дружить семьями» и шепотом советовал ограждать Ильдара от Куколкиного влияния, потому что «твой мальчик может нахвататься дурости».
Дурости у Ильдара и без Куколкиного влияния было хоть жопой жуй. В плане интима у нас с ним до сих пор ничего серьезного не было, так, подрочили друг другу разок-другой. Ну, то есть он мне подрочил, а я позволил об себя потереться, чтоб достичь разрядки. Не то чтоб я такой ханжа и мне к чужому члену стремно прикоснуться, но то самое «пацанское» сидело во мне очень глубоко и пока что не позволяло совершать настолько смелые поступки. Ильдар не расстраивался и мечтательно говорил, что «все впереди», и писал похабные смс-ки, рассказывая, чего бы он со мной сделать хотел. Прям интересно, и куда подевался тот мальчик-одуванчик, который сюда переехал.
Мне перспективы представлялись не шибко радужными, если честно. Дед приболел и целыми днями теперь лежал спокойно на диване и смотрел телевизор. О войне не рассказывал, не пакостил, не капризничал. И хотя я последние три года только и делал, что мечтал именно о таком деде, все равно втайне очень за него переживал. Самое паршивое, что этими переживаниями мне и поделиться не с кем было. Черный, единственный друг, который был в курсе моего семейного пиздеца, считал меня предателем и принципиально не здоровался со мной даже, а Солнышко последние дни лета был вынужден проводить с отцом, который, внезапно осознав, что он хреново выполняет роль отца, взял недельный отпуск и целыми днями таскал разнесчастное Солнышко по выставкам и музеям смотреть на картины мертвых художников и статуи, которым не ебаться сколько лет.
Ильдар мне жаловался, а я злорадствовал, потому что вообще очень люблю, когда кому-то хуже, чем мне. Даже если это мой навроде как парень. Парень бля… Кто б мне ещё месяц назад сказал. А ведь мы даже и наедине толком побыть не можем, так всерьез ещё и не разговаривали. Ильдар к этому и не стремится, подозревает, наверное, что я в любой момент слиться могу, поэтому ведет себя принципиально расслабленно и шлет мне эти свои ебучие смс-ки, чтоб наверняка. И куда вся его стеснительность девается? Я даже чай теперь спокойно попить не могу, печеньем давлюсь, когда он мне сообщение присылает, где подробно рассказывает о том, чем бы он мечтал подавиться. Держите меня семеро…
***
— На выставку современного искусства ходили, — затягиваясь, сказал Ильдар. — Искусство там весьма сомнительное. Прикинь, посреди зала унитаз стоит, а в нем натурально навалено. И все такие «вау, какой глубокий смысл, гениальная задумка автора!».
— Хватит курить, тебе вредно. — Я отобрал у него сигарету и затянулся сам. — Таблетки пил?
— Пил. Мне приятно, что ты обо мне заботишься.
— Иди нахуй.
— Знаешь, я всегда мечтал о таких доверительных отношениях, — заулыбался Ильдар. — Как там дедушка, температуры нет?
— Нет вроде. Но все такой же скучный, днем не спал, я вот вообще первый раз за день на улицу вышел.
— Слушай, у меня к тебе нескромный вопрос.
— Не буду я с тобой на улице сосаться, ещё чего!
— Да не об этом, хотя это тоже было бы очень кстати, — лукаво улыбнулся Ильдар, будто бы невзначай касаясь моего бедра. — Это вопрос про твоего дедушку. Знаешь, за городом есть один частный пансионат для пенсионеров, там природа красивая, воздух свежий, персонал вышколенный и специалисты закачаешься. Постоянные мероприятия, концерты там, не дают старикам заскучать.
— И к чему ты это все ведешь? Думаешь, у меня случайно в кармане дохулиард денег нарисовался? — нахмурился я.
— В том-то и дело, что ничего платить не надо. Там работает очень хороший знакомый моего отца, который ему за что-то должен. Я поговорил с отцом, он был бы рад помочь тебе определить деда в пансионат.
— То есть бесплатно, по блату? — уточнил я, с шипением отбрасывая сигарету в сторону. Совсем о ней забыл и чуть пальцы не сжег.
— Так и знал, что ты не согласишься. Но Дэн, это ведь такая возможность…
— Схуяли я не соглашусь? — перебил я. — Да хоть завтра!
— Завтра не получится, — улыбнулся Ильдар. — Нужно собрать необходимые документы, медицинскую карточку ещё со всеми заключениями врачей, анализами. Сможешь?
— Епт, да конечно смогу! Только пусть мне список пришлют того, что нужно.
— Родители не будут против? Ты говорил, что они к такому настороженно относятся.
— Ты же сам сказал, что пансионат понтовый, — отмахнулся я. — Ну, будет отец хвастаться всем, что он ежемесячно кругленькую сумму на содержание отца тратит, ничего, переживу. Зато деду хорошо будет, ему всяко лучше в компании ровесников. Да и уход соответствующий.
— Ты хорошо за ним ухаживаешь.
— Хорошо-хорошо, да не очень-то. Многого не успеваю, срываюсь, психую.
— Многие на твоем месте вздернулись бы уже, — покачал головой Солнышко. — Бля, я уже замерз. Пошли домой?
— Да ну, не хочется, давай ещё побудем, воздухом подышим.
— Хочешь, чтоб я задубел?
— Ага, моя тайная мечта, — огрызнулся я. — Хуй с тобой, золотая рыбка, иди сюда, — распахнул я объятья. Ильдар, радостно пискнув, с готовностью ко мне прижался.
Ещё пару часов назад нерадужные перспективы будущего вдруг заиграли новыми красками.
========== Часть 10 ==========
Ильдар вдруг мне открылся с совершенно другой стороны. Я раньше что о нем знал? Ебнутый слегка, коленки у него красивые, целуется он классно и все остальное тоже классно, что помимо поцелуев у нас было. Классический такой мальчик напотрахаться.
А тут… Блять, да со мной в жизни никто так не носился. Он был одновременно всюду, договаривался о лучшей палате в пансионате, помогал мне собирать анализы, сидел с дедом, когда я бегал по поликлиникам, при этом успевая всех накормить и украдкой зажать меня где-нибудь в углу. Серьезно, я не особо удивился бы, если б у него вдруг нимб над башкой сиять начал. Я, наверное, впервые за все прошедшее время почувствовал… да хуй его знает что. В интерпретации собственных чувств я не силен. Просто я наконец-то осознал, что вот это вот всё — не зря.
Вообще в жизни будто бы потихоньку начало все налаживаться, показалось солнце из-за туч. Дед в норму пришел, относительно, но все-таки. Ильдар ему рассказал про пансионат, так описав тамошние условия, что даже мне там остаться захотелось, а уж про деда и говорить нечего — он каждый день спрашивал, когда его туда отвезут уже. Знакомый с автосервиса звонил, предлагал подработку с сентября, с гибким графиком. Даже Черный стал потихоньку оттаивать: уже не проходил мимо, будто меня не существует, а коротко кивал в ответ на приветствие. Руку он мне, конечно, не скоро ещё подаст, но прогресс-то налицо. Возможно, кстати, в прогрессе сыграла роль очаровательная хрупкая брюнетка, которую видеть рядом со здоровенным и слегка неуклюжим Черным было немножко странно, особенно вкупе с его обожающим взглядом, направленным на девушку. Черный, кажется, несмотря на все свои опасения, нашел свое счастье.
И я как никогда был к этому близок.
***
Пансионат и правда был очень красивым, хотя стильное современное здание больничного корпуса смотрелось немного неуместно посреди окружающего почти деревенского пейзажа. Воздух здесь был тоже каким-то особенным, вкусным, им нельзя было надышаться.
Жаль только, что моему деду этого уже не надо было.
Ехать до пансионата было добрых три часа, Солнышко-Ильдар даже запарился и заказал машину с водителем. Деда долгая дорога всегда выматывала, неудивительно, что он уснул.
Хреново, что не проснулся.
***
Я блядскую тысячу раз представлял себе, как это случится. Блядскую тысячу раз мечтал об этом. А теперь все ненастоящим кажется. Как будто в ебучий театр пришел.
Отец курит без конца, мать носится договариваться о поминках. Обо мне никто не вспоминает, кроме Солнышка. Единственный, кто понимает. Единственный, кого я не хочу видеть. Потому что он был там. Видел, как я тряс безжизненное тело. И как выл по-волчьи, почти тоже видел. И как кричал: «Ну и пиздуй в ад, старое ты чмо!». Ильдар вообще-то и слова мне не сказал с тех пор. Он рядом очень правильно, именно так, как нужно. Даже в его взгляде нет этого ебаного сочувственного выражения, от которого зубы сводит и кулаки сжимаются. Он все делает, как надо. Все понимает. Но я не хочу, чтоб он видел меня таким. Не хочу, чтоб видел меня слабым. Я посылаю его нахуй по тридцать раз на дню, а он все время возвращается. Наверное, он и впрямь меня любит. Педик, что с него возьмешь.
Вечером родители обзванивают всех своих знакомых, приглашая на поминки. Они очень хотят, чтоб все видели их показное горе, чтоб все видели, насколько шикарные похороны они организовали, насколько они любили деда, чтоб организовать все так дорого и богато.
Отец купил здоровенный венок. Хвастался матери, что со скидкой. Венок со скидкой, глупость какая. Оказывается, смерть — очень выгодный бизнес.
Приходит Черный. Пытается сказать что-то, но у него это плохо получается, поэтому он просто меня обнимает. Крепко, так, что я дышать не могу. Спрашивает, может ли он с пацанами прийти на похороны — все хотят меня поддержать и попрощаться с дедом. Это даже смешно. Только чья-то смерть может примирить Черного с голубыми.
***
Похороны — дурацкий фарс. Вся эта музыка, пафосные слова. Мать вытирает сухие глаза кружевным платочком, отец печально хмурится, оба ходят с выражением вселенской скорби на лице. Остальные сочувствуют вроде бы искренне. И добрые, хорошие слова говорят от сердца, а не потому, что так надо, но мне все равно пиздец как не по себе.
Солнышко от меня не отходит, вцепился в мою руку, не отпускает. Если б его рядом не было, я б свихнулся нахрен, наверное. Он шепчет:
— Ты был хорошим внуком ему, Дэн. Самым лучшим.
А я только мотаю башкой. Нет, нихуя. Не был хорошим. Тем более не был лучшим. Я, блять, кричал на него, я мечтал остаться в одиночестве, я… И очередная пачка сигарет вдруг оказывается пустой. Сука. Что ж мне так хреново-то.
Я теперь свободен. Все как я хотел.
Только оказалось, что эта свобода мне нахуй не нужна.
***
На поминки я не остаюсь — это выше моих сил. Уезжаю с Ильдаром домой сразу после погребения. Он предлагает пойти к нему, но я отказываюсь. Мне нужно побыть одному.
А дома неожиданно пусто. Непривычно тихо. А я деда в пансионат сдать хотел, придурок. Взвыл бы через две недели и поехал бы обратно его забирать…
Открыл все окна настежь, надеясь, что выветрится этот специфический запах больного человека. Хорошо бы, чтоб вместе с воспоминаниями.
Собираю в кучу все его вещи, рассовываю по мешкам. И что с этим делать теперь, интересно? Выбросить? Отдать кому-нибудь? Сжечь? Блять, я — как котенок беспомощный. Встречайте, бля, любимчик публики, уверенный в себе, цинично-харизматичный красавчик Дэн стоит, сопли на кулак наматывает.
И нихуя я не плачу. Жарко просто. Глаза вспотели.
***
Родители возвращаются поздним вечером. Усталые, измотанные, непривычно тихие. Отец с громким стуком ставит на стол бутылку водки, велит матери достать рюмки. Протягивает наполненную до краев рюмку мне, вторую опрокидывает в себя, выдыхает и говорит:
— Ну, наконец-то. Отмучились.
Содержимое моей рюмки отправляется ему в лицо.
— Сука! — шиплю я, хватая его за грудки. — Отмучился ты? Ты отмучился?! Я скажу то же самое, когда ты подохнешь.
Мать визжит, оттаскивает меня, боясь, что я его ударю. Напрасно, мне совсем не хочется пачкать руки в дерьме. Я сам отпускаю явно испуганного отца — ссыкло, ну какое же он ссыкло — и выбегаю из квартиры нахрен. Нечем дышать.