- Липатов, давай патлатого, - устало проговорил красномордый, видя оживление в обезьяннике при его появлении.
- Начальник, гнида, твои бойцы заебали меня забирать! – заорал какой-то бухой мужик с выцвевшими наколками на руках, глядя на красномордого, но красномордый, не обращая внимания на него, развернулся и ушёл, зато ответил долговязый Липатов – зашёл в клетку, врезал дубинкой, прошипев:
- Тебя, быдло, предупреждали не появляться здесь, так что теперь пятнашкой не отделаешься!
- Суки ментовские! – зашипел мужик, но вновь отгрёб от Липатова.
Уже знакомый кабинет провонял насквозь дешёвым сигаретным дымом и пОтом, но мне он сейчас показался просто великолепным, светлым и чистым, а стул, показавшийся мне вначале жёстким, просто удобнейшим шедевром мебельной индустрии. За почти день, проведённый в обезьяннике, ноги и задница отваливались. В обезьяннике приходилось сидеть либо на корточках, либо стоять, либо сидеть на бетоне.
Третьего мента, Савельева, в кабинете не было. За компьютером сидел сам красномордый. Осмотрев меня с ног до головы и, видимо, оставшись довольным, он сунул мне протокол:
- Подписывай.
Блёклые мутные глазки смотрели за мной пристально, пока я читал протокол. Убедившись, что там ничего не изменилось, ну кроме того, что допечатал Савельев дату и время задержания, я взял ручку и подписал бумажку. Мент хмыкнул. Административка и штраф. Дебил я, надо было не тупить, а сразу подписать и всё сказать.
- Хм, всё ерепенился! А поменьше бы трындел, то давно бы покинул нас с меньшим штрафом в зубах, – словно прочитав мои мысли, хмыкнул красномордый и забрал слегка помятый лист.
Я сидел у стола, сжав сильно зубы, чтобы не ответить. После проведённого дня в обезьяннике, давалось мне это с колоссальным трудом.
– Фамилия, имя, год и дата рождения? – начал задавать монотонно вопросы красномордый, уткнувшись в компьютер.
Я отвечал, пока мент вносил медленно данные.
- Место учёбы? - задал очередной вопрос мент и посмотрел на меня.
- Не учусь. - Буркнул я на зло, а мент снова хмыкнул и посмотрел на меня.
- Липатов! - гаркнул мент и пока тот не пришёл я всё же ответил. Смысла утаивать и нет уже. Всё равно узнают рано или поздно.
После того, как он узнал что я учусь в хабзе, потянулся к телефону.
Набирая номер неизвестно кого, он смотрел на меня изучающим взглядом.
- Сергеич, Зычков беспокоит, тут хабзаец у меня один попался. Глянь, у вас он там нигде не попадался? С твоего участка.
Я скривился. Решил, значит, пробить сразу, не отходя от кассы. И похоже, что позвонил не директору училища.
- …
- Роевский Антон Антонович.
- ….
- Да, подожду.
На том конце провода долго ничего не происходило, и Зычков повернулся к монитору.
- Вот даже как? – удивлённо проговорил красномордый, отрываясь от монитора. - И за что?
- …
– Значит, повезло тебе, - проговорил, усмехнувшись красномордый. - Будешь должен. Приезжай, забирай, а то у меня и так целый обезьянник, а этот и так место занимал весь день.
- …
- Как обычно.
- …
- Жду. Пока.
Трубка легла на место, а я напрягся от плохого предчувствия и от суженных, отвратительных блёклых водянистых глаз, которые сейчас меня просто препарировали.
- Значит, Роевский Антон Антонович, - как-то тихо, и как-то совсем жутко, проговорил красномордый мент, постукивая ручкой по столу. – Не повезло тебе. Теперь тебе кроме административки ещё и уголовка светит…
Спина вдруг взмокла и похолодела.
- Какая уголовка?! – пытаясь не сипеть из-за пересохшего вмиг горла, спросил я, приподнимаясь со стула.
Вновь мерзко хмыкнув, Зычков прищурился.
- За вымогательство. Поэтому ты и уехать решил видимо…
Сердце ухнуло куда-то в желудок.
- За какое, нахер, вымогательство?! – взвился я, не понимая ничего.
- Это тебе лучше знать, - просто сказал Зычков и рявкнул долговязого: - Липатов!
Липатов появился сразу, будто сидел за дверью и ждал.
- Забирай этого обратно в обезьянник, через час его заберёт Сушко к себе в отделение. – Дал указания красномордый и уткнулся в компьютер. – Дежурному скажи, что все бумаги и личные вещи у меня, пусть зайдут, а то будет, как в прошлый раз.
Липатов кивнул и, схватив за руку, дёрнул ошалевшего меня со стула вверх.
Уже на выходе я понял, что мне хана. Это статья. И да, я понял за какое вымогательство: какая-то сука из перваков написала на меня заяву.
- А можно позвонить? - обернувшись, бесцветно, не надеясь ни на что, спросил я Зычкова.
Липатов даже притормозил.
Красномордый мент протёр глаза и, подумав с минуту, устало кивнул:
- У дежурного.
Кивнув в благодарность, я поплёлся с Липатовым, судорожно размышляя по дороге, кому можно позвонить, чтобы мне помогли. Одно дело задержали за мой язык, другое дело уголовка. Дойдя до дежурного поста, я понял, что никому. Номеров, что я знал по памяти, было всего несколько, включая Григорьева, но никто из вспомнившихся мне не поможет. Даже если бы у меня был мобильный со списком номеров, мне всё равно не к кому обратиться. Друзей здесь нет, родственников близких тоже. Те знакомые, кто мог бы помочь, остались в столице, так что зря попросил позвонить. Попросил скорее по привычке и страха, но те времена, когда меня доставали из дерьма, канули в лету, теперь меня по звонку скорее утопят в этом же дерьме или свернут шею.
Горько и смешно просто до усрачки, осознавать, что за день проведённый в обезьяннике, я готов позвонить даже тупому имбецилу, чтобы только не возвращаться обратно в заблёванную вонючую камеру с десятком неадекватных алкашей и бомжей и не иметь статью.
Липатов притормозил у поста, цыкнув на меня, чтобы не дёргался, а сам начал что-то говорить дежурному.
- Звони. У тебя две минуты.
Под нос мне сунули телефон. Я даже хотел отказаться, но в памяти всплыли цифры, и я решился. В последних я точно был уверен, а вот в первых сомневался.
Взяв допотопный, дисковый аппарат, я стал набирать номер по памяти.
Странно, но даже гудки пошли.
Трубку никто не снимал, значит, ошибся номером. Видел-то номер его мельком на бумажке с цу.
Положив трубку, я отошёл от телефона.
- Наговорился? - ехидно спросил Липатов и вернул телефон дежурному. - Тогда пошли, раз наговорился.
Смолчав, я поплёлся в опостылевшую до омерзения камеру. Глупая была идея звонить имбецилу, хорошо, что не дозвонился. Апатия и какая-то черная безнадёга накрыли меня. Даже не радовал тот факт, что запись на флешке, которую посмотрел красномордый мент Зычков, была проигнорирована. Запись не посчитали чем-то важным и интересным. Почему-то именно сейчас мне стало плевать на эту запись. Почему - не знаю, видимо, после новости о том, что мне светит статья и что мне некому помочь, я перестал видеть просвет в конце черного туннеля. А был ли он? Моя жизнь стала рассыпаться на мелкие кусочки после смерти мамы, и этого не вернуть. Я сука и ублюдок, который нахер никому не нужен…
В душе поселилась чёрная язва, снедающая меня и разрастающаяся по всему организму, словно тот сброд, что сидит в обезьяннике, поделился щедро этой заразой. Уж они-то знают, что просветов не бывает…
========== Глава 23 ==========
Тур был зол. Даже не зол, а взбешён, после разговора с конченной, наглой, спесивой неформалкой. Если бы не Димон, то эта разукрашенная, и обвешанная разными побрякушками и намазанная чёрными красками, как последнее умертвие, дрянь, могла смело бежать в больницу с разбитым носом. Тур всегда уважал женщин и старался не поднимать на них руку, хотя сказать, что не бил их, он не мог. При работе в ментовке разное случалось, и приходилось пару раз усмирять бросавшихся на него пьяных, буйных, неадекватных, требующих дозу или просто истеричных баб таким радикальным способом как рукоприкладство. Но тогда была необходимость, потому как можно было остаться без глаз и других важных частей тела. Сейчас же он просто хотел переебать этой неформалке, которая оказалась намного хуже Роевского. Хамоватая девушка, если можно назвать это девушкой, услышав о патлатом, жуя вульгарно, как корова на пастбище, жвачку, тут же послала их с Димоном таким заковыристым путём, что мужчины опешили. Даже мурлыканье и вежливое сюсюканье Димона не помогло. Неформалка стояла насмерть: послала их ещё раз, показала фак и, натянув огромные наушники с ревущей громко музыкой (как перепонки не лопнули?) взяла полотенце и свалила куда-то в сторону санузла. Тура от убийства этой мокрощёлки остановил друг, придержав, и тут же став окучивать других девушек из комнаты. Те были более адекватны, но при Туре всё равно говорить отказывались, опасливо косясь в его сторону. Заскрипев зубами и плюнув на всё, Быков унёсся вниз к машине, по дороге чуть не сбив ещё какого-то сопляка. Малолетний придурок попытался что-то повякать, но как только Артур посмотрел на него своим бычьим взглядом, пацан заткнулся и ретировался.
Димон вернулся вскорости, принеся на хвосте не радужные новости соседок неформалки: да, был Роевский в общаге, ночевал у них с Катькой (неформалкой конченной), да, спать не давали всю ночь (на этом моменте Тур неосознанно засопел ещё громче), но свалил Роевский с самого утра в неизвестном направлении, не сказав даже Катьке.
Тур стукнул от злости по рулю, а Димон молчал, что-то обдумывая.
- Я его, блядь, в асфальт закатаю… - прорычал мужчина, глядя куда-то в одну точку. – Надо было его вчера щемить, а не ждать утра.
Димон посмотрел на друга.
- Ты его когда в асфальт закатывать будешь, то жопой к верху лучше, так сподручней будет…
Быков посмотрел на друга и помрачнел ещё больше. Шутку он не оценил. Не до шуток сейчас. Он и так не спал всю ночь на неудобной больничной койке, обдумывая, как он поступит с засранцем. К выводу какому-то он так и не пришёл, в голову лезла всякая хрень, зато проворочался Тур всю ночь, не отдохнув, а ещё больше себя накрутив, поэтому как только рассвело – собрал вещи и как бронепоезд понёсся домой, чему несказанно был «рад» ещё сонный друг и просто искренне рад счастливый Спайк, что не скажешь о докторах и медсёстрах из больницы.
- Ладно, не кисни – выловим поганца, а чтобы наверняка, сейчас наберём кому из наших бывших, они его и подловят на хате. Ты же адрес знаешь его квартиры, - по-деловому и бодро сказал Димон, доставая мобильник. – Они нам его в обёртке с бантом доставят.
- Не сунется он на свою хату, - уверенно проговорил Быков. – Ключи остались здесь, я проверил.
Димон приподнял бровь, но потом прищурился и, чуть подумав, выдал:
- Зато сунется к Григорьеву, и тогда…
- Я поеду в столицу сам, - твёрдо и хрипло проговорил Тур, перебив размышления друга.
Все доводы Димона ни к чему не привели. Тур решил и теперь сопел, насупившись и вцепившись в руль.
- Нет на флешке видео Григорьева. Я удалил, – зло сощурившись, всё же сказал Димон, когда понял, что Тур поедет, наплевав на всё. – Так что нет смысла гнать в столицу.
Тур, полностью погруженный в свои мысли, не сразу понял, о чём говорит друг, но когда до него дошло, повернул голову.
- Я говорил, что не дам тебе влезть в это дерьмо, - резко произнёс Димон.
Быков отвернулся и молчал. Напрягшиеся скулы, привычное сопение и дёргающийся кадык сказали Диме о многом.
- Покормишь Спайка? – спросил через несколько напряжённых минут Тур.
- Покормлю, - вздохнув ответил Димон, ведь Тур не обиделся на него, но его задело, что Дима не сказал про видео вчера. А что бы это дало? Он бы вообще не говорил ему ничего – сам бы понял, когда патлатый прискакал обратно, с утра пораньше, требуя назад настоящее видео. Кто знал, что патлатый откроет флешку и не удосужится проверить видео? Нет, по словам одной словоохотливой девицы из комнаты неформалки (о чём так же умолчал Димон), патлатый с утра пораньше включил комп (разбудив оную девицу), решив что-то посмотреть на какой-то флешке, но проснулась неформалка и он, дрянь звенящая, закрыл ноут, достал быстро флешку и свалил. Вот не мудак ли? Но этот вопрос уже не интересовал Димона, главное, теперь у патлатой дряни нет ничего на Григорьева, и тот сам его отправит пинком под зад куда подальше. Димона больше всего сейчас волновал Тур, который упорно ломится за засранцем. Это злило мужчину, но он ничего сделать не мог. Упрямый Артур решил, и всё, хоть трава не расти, и насрать на логику и факты. Димон даже наплевал бы на работу и поехал бы с Туром в столицу, во избежание, так сказать, но тот будет против, и Димон это знал наверняка. Быков не маленький – разберётся…
Уже подъехав к подъезду, Димон всё же сделал аккуратную попытку остановить друга или хотя бы сесть тому на хвост, но тот только зыркнул на него из-подо лба и ничего не сказал. Что и следовало ожидать.
Тур дико устал за дорогу и за день катания по столице. Даже его звериная, не поддающаяся логике злость на Тоху и обида на Димона утихомирились и спали, свернувшись клубком где-то в груди. Мышцы на руках неприятно ныли, словно он разгрузил вагон кирпичей, но он всего лишь провёл долгое время за рулём в нервном напряжении. Дорога домой давалась с каждым километром всё тяжелей и тяжелей, как ему так и его машине – под капотом что-то начало стучать.
Поездка в столицу ни дала почти ничего. Тоху, звенящую паскуду, он не нашёл. На что рассчитывал – непонятно. На удачу? Наивно. Димон был прав. Но плюсы в поездке всё же были. Один плюс. Быков узнал (попросил узнать) у бывших коллег, где находится юридическая контора Григорьева. Адрес ему дали без проблем, да ещё узнали, что Григорьев свалил куда-то за границу в командировку на пару дней. Оставаться в столице не имело смысла. Не имело смыла в принципе и ехать туда, но почему-то всё же хотелось надеяться на удачу, которая никогда не баловала Тура: с самого его детства, которое закончилось сразу после сада, когда его мать начала пить, после отъезда отца на зону в бессрочный “отпуск”. И до сих пор эта призрачная удача обходила его стороной, шарахаясь в сторону после еле заметного касания.
Под капотом вновь что-то застучало, и Тур сбросил скорость. Осталась чуть больше половины пути. Когда же застучало очередной раз, Тур напрягся – по дороге нет ни одной мастерской или чего-то ещё, но остановиться стоило, заодно и обезболивающее выпить. Запив жадными глотками таблетки водой, из маленькой пластиковой бутылки, Быков вышел из машины и заглянул под капот. Осмотрев всё и не найдя явной поломки, Тур пошёл отлить. Надо ехать на СТО. Он не Ванга и не мастер по движкам, чтобы определить навскидку, что не так с его машиной, но это уже дома. Главное доехать.
Быков сел в машину, которая чуть просела под его весом, и поехал дальше, стараясь не лететь по трассе.
Не отвеченный вызов на мобильном Быков заметил случайно, когда решил набрать знакомым эстэошникам и договориться к ним заехать – уж больно подозрительно и часто стало стучать под капотом. Пропущенный номер был незнакомый и городской. И когда он пропустил его? Может, когда отлить ходил? Тур набрал номер, и ему недолго пришлось ждать ответа. Сняли быстро. Оперативно, даже сказал бы Тур. Когда он услышал, откуда звонок, у мужчины заходили желваки. Что и кому могло понадобиться от него из ментовки? На выяснение, кто звонил и по какой причине, ушло минут пять, и явно усталый дежурный всё же вспомнил, кто звонил, а пошуршав по журналу, назвал и фамилию. Быков, не дослушав, сбросил вызов и втопил на полную. Пульс застучал в ушах от услышанного, и клубок из яростных эмоций, который уютно почивал, стал заново просыпаться, взъерошивая свой хвост.
Роевский.
Роевский Антон.
Задержанный Роевский Антон Антонович набирал этот номер.
Его номер.
Вроде Тур должен был радоваться, что язва патлатая и засранец нашёлся, и не в столице, а здесь, в ментовке, под боком, но что-то не радовалось. От слова совсем. Хотелось рвать и метать, хотелось приехать в ментовку и прямо там, при всех, схватить заразу за длинные красные патлы, поставить на колени, отметелить для начала, выместить то, что накопилось за эти дни, чтобы этот пацан почувствовал, понял хоть на йоту, как было хреново Туру, но что-то плавало на поверхности подсознания, что-то, что проклюнулось только сейчас, заставляя внизу живота приятно тянуть, а яйца предвкушающе поджиматься и гнать машину вперёд. Быков понял, из-за чего у него появились такие странные ощущения, только на кольцевой, въезжая в город. Тоха звонил из ментовки ему. ЕМУ, а не никому-нибудь. Это чувство грело всё больше с каждой минутой, разливаясь по венам, как яд, отравляя, и поделать с этим ничего нельзя было. Поздно. Но злость так же на этого неформала не прошла, наоборот, она стала ярче, отчётливее, на фоне возбуждения, а ещё перешла на самого Тура. Дурак он. Зачем не послушал Димона? Зачем попёрся в столицу? Зачем ему вообще сдался этот засранец звенящий, ведь он всегда ненавидел патлатых неформалов, похожих на обезьян! И ненависть была давнишней, уходя далеко своими корнями в молодость, когда он таскался с корешами по дворам, бухал до умопомрачения дешёвое пойло, трахал пьяных девиц по подворотням и гонял вот таких вот патлатых, отрабатывая на них свои удары и вымещая всю нерастраченную злость и обиду на весь мир, до сломанных конечностей и кровавых соплей. Одного такого патлатого тогда они обрили наголо тупым лезвием и хорошенько отделали до реанимации, за что впоследствии Быков чуть не загремел за малолетку как инициатор. Кореша слились быстро. У всех были какие-никакие родители, отмазавшие своих чад, и отвечать бы Туру одному, но благо его возраст позволил уйти в ненавистную, куда он не собирался, армию. И он не пожалел. Армия изменила его. Расставила точки над «i» и выветрила дурь, научив сдерживать по максимуму свою слепую ярость, так подходящую к его фамилии. Да, из-за патлатого он попал в армию, но что странно, не жалел, хотя въевшаяся по молодости ненависть осталась, впитавшись в кожу намертво.