Мир превратился в отражение чьего-то кошмара, со всех сторон жестоко и насмешливо смотрели какие-то невидимки, а привычные, надоедливые вещи вцепились прямо в душу и пытались разорвать ее на кусочки. Вещи знали, что получив кусочек души, они получат подобие жизни.
Состояние было такое, что понравиться могло только полному идиоту. Хотелось закопаться поглубже и никогда больше не видеть этой вселенной.
Потом еще три дня болела голова и время от времени накатывало состояние, похожее на полет в невесомости, а из-за всех углов пялились какие-то тени, заставляя Тэдэра чувствовать себя маленьким и жалким. Так что в дальнейшем он отдавал предпочтение всем разновидностям алкоголя. Он безопасней.
И вот опять. Странная легкость и чей-то шепот за спиной. При этом, Тэдэр отлично понимал, что никого там нет и быть не может. Он шел и шел, заставляя себя смотреть только вперед. Потом вошел в знакомый серый кабинет и с любопытством уставился на его хозяина. Отвлекает от шепота.
Малик Тоэдо казался смешным. Смешной худой нос с горбинкой. Смешные волосы торчат рожками. Смешная перекошенная физиономия.
— Саша, дорогая, выйди, пожалуйста, — попросил некрасивый мужчина красивую женщину.
Слово «контраст» бабочкой выпорхнуло откуда-то из воспоминаний и закружилось под потолком.
— Как ты можешь. Он мне жизнь спас. Он славный мальчик.
— Саша, не заставляй меня повышать голос. Твой славный мальчик — работорговец.
Какое смешное слово «работорговец». Рычащее и угрожающее.
Слова превращались в химер и пытались проиллюстрировать сами себя. Это было очень странно, но интересно.
Тэдэр не сдержался и хихикнул. Совсем тихонько, чтобы не отвлекать ссорящуюся парочку.
— Все делают ошибки, — упрямо сказала девушка.
— Саша, не мешай мне заниматься моей работой, — устало попросил мужчина. — Я в любом случае не могу его отпустить.
— Разве я требую чтобы ты его отпустил? — удивилась девушка. — Просто отнесись к нему по-человечески.
Малик с сомнением посмотрел на сидевшего с невинной физиономией работорговца и громко выдохнул.
— К нему и так относятся лучше, чем он того заслуживает. Поверь мне.
— Ты ничего о нем не знаешь, — вскинулась девушка.
— А ты знаешь? Выйди. В конце концов, я не собираюсь его убивать.
В ответ девушка громко выругалась и вышла, предупредив Малика, что он об этом еще пожалеет. Очень скоро. Очень сильно.
— Никогда не женись на девушке с Тишодэ, — сказал Малик, криво улыбнувшись. — Лучше сразу застрелиться. Совершенно невыносимые женщины. Но с ними никогда не бывает скучно.
Тэдэр покивал, чтобы не расстраивать человека. Настроение зависло в точке, над которой было красиво написано: «вот оно — равновесие». Душа просила высказаться. Остатки разума умоляли душу заткнуться. Третья часть Тэдэра, для которой названия не было, но которая в данный момент была ближе всего к Тэдэру настоящему, сидела в сторонке, безумно хотела красиво закурить, как герои маминых любимых старинных фильмов, и отстраненно наблюдала за развитием спора, возникшего между душой и разумом. Эта третья часть была мудра и ленива, поэтому в чужие конфликты никогда не вмешивалась.
Ангел что-то увлеченно рассказывал, но Тэдэр его не слышал, душа и разум слишком громко спорили. Да и неинтересны ему были чьи либо рассказы. Он готовился. К волне. Которая обязательно его вынесет к пониманию. Тихая безжалостная волна, не знающая, насколько для Тэдэра понимание болезненно. И бессмысленно. Понимание ему не поможет, потому что он не умеет делать правильные выводы. Полтора года, посвященных мести, наглядно это продемонстрировали.
Близко-близко.
Одно короткое мгновение.
И тихий шорох мелкими камешками.
А потом Тэдэр закричал сползая на пол.
Накрыло. Пропал звук, а мир потек и начал меняться.
Все оказалось намного хуже.
Хуже прихода от неизвестного наркотика. Хуже тех истинных лиц мнимых друзей, от которых он на следующее утро сбежал, бросив школу. Хуже злых призраков, и стены, помнящей человека, которого возле нее убили. Хуже бессмысленной пустоты, замеченной в зеркале вместо привычного отражения.
И видениям, вызванным съеденными случайно ягодами, с этим не сравниться. Те видения погнали его мстить. Наметили цель в жизни. Словно тоннель построили и пообещали, что на выходе ждет светлое будущее. Не давали спать и почти отучили от алкоголя. И сотворили с ним нечто такое, что он разучился сочинять стихи.
Тогда менялся он сам.
А теперь изменился мир. Как удар отбросивший за грань. За которой живут злобные демоны, поедающие человеческие души.
Все плохо.
Так наверное умирают. Теперь Тэдэр был в этом уверен, хотя и не помнил, как умирал сам.
— Мартин!
Вопль выдернул из воды, позволяя сделать вдох. Мир качнулся, рассыпался цветным фейерверком, а потом опять стал миром, только каким-то более понятным.
Тэдэр посмотрел на Малика и изумленно застыл. В этот момент он знал о руководителе центра больше, чем когда-либо знал о себе самом. Просто видел.
Красиво. Фигура окутанная разноцветным сиянием. Стальной — убеждает и удерживает, очень мешая жить хозяину, переплетаясь сразу с двумя оттенками зеленого — жизнь и честь. Золото похожее на закат, целое море золота, разных оттенков, начиная с доброго юмора и заканчивая злой иронией. Синяя нить воли закручивается вокруг фигуры тугой пружиной, не какая-то вялая волосинка, такую даже приложив усилия разорвать нелегко, да и бессмысленно, даже разорванная она никуда не денется. И еще целый миллиард цветов, мельтешат, меняются. Рой. Чужие чувства и мысли, готовые Малику помочь, чем только могут. Разве он человек? Совсем не человек. И тень, живущая своей жизнью у него за спиной, вовсе ни причем. Она просто одна из составляющих этого нечеловека, никак на него не влияющая. Защитник. Симбиот.
— Дьявол и его приспешники, — с восторженным испугом произнесли за спиной. — Ты что с ним сделал?
— Я?! — удивленно заорал Малик.
Тэдэр качнулся на волне, пытаясь рассмотреть того, кто за спиной. Оттуда веяло теплом и спокойствием. Уютом и почему-то музыкой.
— А кто же еще?
— Я ничего с ним не делал, — возмущенно произнес Малик. — Даже не угрожал. У меня жена и без того злится. Ей этот ненормальный чем-то понравился. Собственно, он ее спас, так что понятно чем.
Тепло резко приблизилось и Тэдэр увидел Бога. Того Бога, которому молилась мама, доброго и всепрощающего. Всезнающего и всевидящего.
Нужно было повеситься, пока было не поздно.
— Чтоб мне провалиться… — сказал Бог.
— Что? — спросил Малик.
— Ты что ослеп?!
Ладони из ослепительной чистоты света обняли лицо не давая Тэдэру утонуть.
— У мальчишки припадок, — раздраженно сказал руководитель центра.
— Сам ты припадок, — не согласился Бог. — Мальчишка видящий. Какой идиот дал ему пулю?
— Никто ему ничего не давал. — Малик нечеловечески грациозно скользнул ближе и заглянул Тэдэру в лицо. — На него волна упала, в процессе спасения моей дражайшей половины. Думаю, он этой дряни столько вдохнул, что теперь его будет водить часами. Мозги напрочь вышибло. Хотелось бы знать, куда его в конце концов занесет? Может оружие приготовить? Мало ли что он увидит.
— Мал, не хочу тебя огорчать, но он все прекрасно слышит.
— Рухнувший в себя видящий?
— Он не рухнувший в себя, его наверх вынесло, — голос божества стал уверенным и мягким, словно пытался успокоить.
— Издеваешься?! — не поверил Малик. — Да этому учиться надо годы.
— Какое учиться? Он же музыкант. Творческая личность. Он умеет настраиваться. И он, кстати, тебя видит, и меня.
— Плевать. Что нам с ним делать?
— Не давать ему смотреть на менее цельные личности. Он и так уже успел насмотреться.
— Там смерть, — радостно произнес Тэдэр указав вверх. Нужно было сказать. Необходимо. Потому, что смерть пряталась, маскировалась подо что-то другое. Тэдэр откуда-то это знал. — Уже близко. Крадется.
Ладони Бога от неожиданности разжались, и Тэдэр нырнул с головой, едва успев набрать воздуха. Сквозь воду было видно плохо, но излучающее жадность и бессмысленную злость пятно никуда не делось. Оно приближалось. Медленно. Принюхиваясь. Нет, не боялось, скорее опасалось.
— Какая смерть? — спросил Малик.
Разноцветное сияние всколыхнулось, смешная зелено-стальная косичка хлестнула по фигуре заставив пружину басовито загудеть, и ловкие руки выдернули Тэдэра на поверхность.
— Глупая и жадная, — сказал Тэдэр. Нужно было говорить, пока поздно не стало. Он однажды уже опоздал. Больше нельзя. — Вы что-то прячете. Они что-то хотят и идут убивать. Вы их раздражаете. Они не люди. Не знаю кто. Очень много лилового, перетекает, меняется, спорит само с собой. Словно они не могут решить живы они еще или мертвы. У людей так не бывает.
Да, не бывает. Тэдэр это просто знал и доказательств ему не требовалось. Удивительное ощущение. Словно смотришь в зеркало и видишь там совершенно постороннего человека.
— Бывает, — уверенно сказал Мартин. — Если люди ежедневно вышибают себе мозги пулей. Психика идет вразнос, у них восприятие самых обыкновенных вещей совсем не такое, как у большей части людей. И агрессия зашкаливает за все нормы. Хотя они почти не способны ничего чувствовать. Своеобразное счастье. Ни боли, ни разочарований, ни стремлений, ни надежды. Просто очень много спокойствия, знание, что тебе необходимо для этого спокойствия и желание любыми путями это получить. Сложно объяснить, как оно все сочетается.
— Проклятье, — рявкнул Малик. Разноцветное сияние плеснулось, как вода в сосуде, некоторые капли оторвались от его фигуры и бесследно растворились в пространстве, словно куда-то перенеслись. — Хватит лекции читать, нашел кому. Нужно эти проклятые волны сжечь к чертовой матери. Плазмой. Полностью. Если понадобится, раскопать до основания и выжечь эту заразу. Плевать мне, что оно живое. Столько проблем создает. Только наркоманов нам здесь и не хватало. Скучно без них.
— Вооруженных наркоманов, — сказал Мартин. — Знающих, что все запасы пули были вывезены с этой планеты. Думаешь, ты сможешь их убедить, что кто-то такую ценную для них вещь уничтожил, наплевав на возможную прибыль? Сомневаюсь. И сжечь волны тебе никто не позволит. Они развиваются, меняют планету, лет через двести людям придется отсюда убраться, чтобы не мешать им. Кояд вообще считает, что у них есть шансы стать разумными, правда, не скоро.
— Сколько у нас кораблей? — отмахнулся от объяснений Малик.
— Достаточно. Иди, командуй, я с ним посижу.
— Возьми парализатор. — Подозрительность промелькнула по пружине воли легкой тенью. Словно крупная рыба близко у поверхности воды.
— Зачем? Он меня видит, — легко отмахнулся Мартин. — А парализатор все равно не подействует, не в таком он состоянии. Иди, не станет он меня убивать.
— Он убивал, — упрямо произнес Малик.
— Я знаю. Думаю, у него были веские причины.
— Навеянные падением в себя.
— Какая разница? — искренне удивился Мартин.
— Если что, я тебя из гроба достану и придушу, — мрачно пообещал Малик.
— Иди.
Выпроваживает, словно старшего брата, поклявшегося родителям всячески оберегать бестолкового младшего братишку. Смешно почему-то.
Тень за спиной Малика увеличилась, окутала фигуру поверх сияния, приготовилась защищать хрупкую человеческую жизнь. Воин готовый к битве. Становиться у такого на пути очень неразумно. Проще застрелиться самостоятельно.
Тэдэр проводил уходящего ангела взглядом, качнулся на волне, стараясь поудобнее устроиться, лениво осмотрел комнату.
Бог, с неподходящим ему именем Мартин, положил ладони на голову своего подопечного, коснулся лба теплыми пальцами. Закрыл на мгновенье глаза, прислушиваясь к чему-то, пальцы пошевелились, словно пытались поймать увертливую рыбку, замерли и резко что-то рванули. Боль пронеслась по всему телу и схлынула, вместе с волной.
Тэдэр удивленно осмотрелся. Совсем тихо, и солнце заглядывает в окно. А комната подрагивает и никак не может стать четкой. Или это зрение все еще чудит?
— Вот так-то лучше, — сказал Мартин. — Нельзя долго находиться в подвешенном состоянии. Можно себя потерять.
Тэдэр проморгался и увидел перед собой парня. Резкое лицо, улыбчивые глаза, темные и большие. Светлые брови и волосы.
Он улыбнулся и Тэдэр улыбнулся в ответ. В присутствии этого парня душа и разум решили заключить перемирие, а тот, третий, удивленно моргал, видя сквозь предметы. Мартина не хотелось расстраивать.
Когда-то давно, в другой жизни, один семнадцатилетний музыкант написал песню о светлом духе и получил за нее несколько наград и денежное вознаграждение. Спустя много лет, тот же человек, давно не семнадцатилетний и не музыкант, повстречался со светлым духом. И понял, как сильно он ошибался. Светлый дух требует от себя гораздо больше чем от других. Зато и получает больше.
Выбирай. Иди.
Молись и плачь.
Здесь все что тебе надо.
Ты видел все.
Ты шел сквозь тьму.
Твой свет твоя награда.
Никуда этот парень не шел. Ни от чего не отказывался. Просто, ничто в целой вселенной не способно заставить его по-другому относиться к себе и к событиям происходящим рядом. Светлый дух из песни был отражением маминой веры. Он все перенес и не отказался от своих убеждений, позволив в итоге себя убить.
Мартин себя убить не позволит и не будет, страдая, смотреть, как умирают во имя его незапятнанного облика близкие ему люди, если будет нужно, он убьет и не станет от этого менее светлым. Потому, что принимает мир таким, какой он есть. Целиком. И не считает себя святым, не боится запачкаться, что ли? Зато он не верит в абсолютное зло, давая всем шанс за шансом. Вопреки всему.
Сейчас он готов подарить шанс Тэдэру.
Жаль, что бывший музыкант понятия не имеет, что делать с этим шансом. Без шанса как-то спокойнее. Все решено. Партия проиграна и незачем заново расставлять фигуры.
— Ты опять уплываешь, — заметил Мартин. — Это вредно для здоровья. Нужно уметь смотреть, оставаясь на берегу.
— Не умею, — слабо признался Тэдэр.
Мир менялся. Кожа Мартина начала светиться. Руки Тэдэра становились прозрачными, наполненными рвущимися в разные стороны ветрами, искорки, застрявшие в кончиках пальцев, пугливо сжимались, боясь быть унесенными, и где-то далеко звучала музыка. Знакомая и незнакомая одновременно. Та, что так и не была написана. Та, что все еще надеется, что бывший малолетний гений одумается и позволит ей ворваться в этот мир. А он не знает, что нужно сделать, чтобы позволить этой музыке появиться на свет, разучился так чувствовать. Что-то в нем, то ли умерло, то ли уснуло. Теперь музыка звучит на грани восприятия, а стоит к ней потянуться и она исчезает, как мираж.
Может, эта музыка и вовсе пытается его обмануть, манит пустой надеждой, обещает то, чего больше нет, а может и вовсе никогда не было.
Новая волна спешила, накатывала, заставляя все три части Тэдэра пугливо вжимать головы в плечи.
— Дыши, — велел Мартин, схватил наполненные ветрами ладони подопечного и сжал.
Ветра рванули к голове, смешались с дыханием, покидая тело, и устремились навстречу волне.
— Никогда не накапливай в себе чувства, — сказал Мартин. — Чувства нужно выпускать в мир.
Волна пенилась и отступала. Поджимала края, брызгалась солеными капельками.
— Если не давать чувствам выхода, они не оставят места ни для чего другого. Уплотнятся. Переплетутся. Превратятся в камень. И ты исчезнешь как личность. То, что от тебя останется, будет тенью человека, незаметной, никому не нужной, ни на что не влияющей. Впрочем, тебе будет все равно.
Забвение.
То, чего он так сильно хотел.
Даже путь правильно выбрал.
Вот только не подумал обо всех последствиях.
Не понял, что потом уже ничего не изменишь. Просто потому, что не захочется.
«Потом» просто не будет.