— А что такое?
— Да ничего. Просто вот думаю, что если ты от всех прячешься — и даже от соседей, то как ты его вообще найдёшь?
— Кто тебе такую чушь сказал? — заволновался Бэкхён. Нехорошо, когда левые люди знают о тебе правду. Особенно когда “левые люди” — это ехидный Чанмин с жалом вместо языка.
— Слышал умные слова? “Иди против ветра! И пусть они плюют тебе в спину”. Ладно, проехали. — И Чанмин, зараза такая, просто обрубил связь.
Бэкхён приплёлся домой после полудня, прислушался, посторонних шумов не уловил и сразу завалился спать.
Проснулся он в девять вечера с гудящей головой и подспудным желанием свернуть кому-нибудь шею. Хотя бы тому заспанному типу, что отражался в зеркале. Писать статью в таком состоянии не имело смысла.
Бэкхён кое-как собрался, выполз на лестницу и мило улыбнулся той самой бабульке, что обозвала его извращенцем. Бабулька снова наградила его тем же званием и поковыляла дальше. Грымза.
В клубе Бэкхён приветливо кивнул Полосатику, мысленно вписал его в разряд плюгавеньких, сделал глоток любимого коктейля и принялся осматриваться.
Публика в эту ночь выдалась на жертвы небогатой. Бэкхён зацепился взглядом за даму лет тридцати в смелом платье с мировым декольте. Дама выглядела ухоженной и эффектной, из разряда роковых. Осветлённые до тёплого каштанового оттенка волосы красиво спадали ей на правое плечо. Многие открыто на неё пялились или же предпринимали попытки подкатить, но она не обращала на это внимания. Смотрела исключительно на сцену, на которой играли музыканты.
Бэкхён заказал ещё коктейль и бочком придвинулся к даме.
— Прошу прощения, можно задать вам вопрос?
Дама глянула на него искоса, быстро оценила и протянула руку. Бэкхён тут же вручил ей коктейль и мило улыбнулся.
— Если рассчитываешь познакомиться, то напрасно. Ты мне не подходишь, — негромко произнесла она и пригубила коктейль.
— На это точно не рассчитываю. Я всего лишь пишу статью, поэтому хочу спросить: как вы думаете, каким должен быть идеальный топ? Ну или идеальный мужчина?
Дама смерила его уже прямым взглядом и слабо улыбнулась.
— Это просто, малыш. Вон таким. Идеальный топ — это мужчина, которого волнует не только собственное удовольствие.
Бэкхён повернулся в указанном направлении и уставился на сцену. На сцене играла на пианино девушка, а рядом с ней стоял высокий худощавый парень с саксофоном в руках. Мягкие бархатные звуки летели в зал. И когда музыкант вскинул голову, Бэкхён чуть не шлёпнулся с табурета.
— Жаль, что за всё это время он ни разу на меня не посмотрел, — вздохнула дама, оставила стакан на стойке и направилась к выходу. Бэкхён же сидел и пялился на своего чёртова соседа с суперменскими труселями, а тот играл на саксофоне и смотрел на него с возвышения сцены.
— Эй, знаешь этого типа с трубой? — подманил к себе Полосатика Бэкхён немного позднее, когда оклемался и сполз с табурета, а Чонин убрался со сцены.
— Того, что стоит у тебя за спиной? — уточнил Полосатик с улыбкой хорька, что похозяйничал в курятнике.
Бэкхён удержался от того, чтобы взвизгнуть, и стремительно обернулся. Напоролся на ослепительную улыбку Чонина, живо напомнившую о мощных прожекторах.
— Какими судьбами?
— Я всегда сюда хожу, — буркнул Бэкхён, — это ты что тут забыл?
— Я тут работаю. Ты против?
— Вот ещё… — Бэкхён потупил взор, прикидывая в мыслях пути отступления. Чонин вообще-то видел его в дамском халате на голое тело, с подведёнными глазами и в смешных тапочках. А ещё побывал у Бэкхёна дома и знал наверняка, что кое-кто гей. Поскольку в этот миг вокруг толклась толпа народа, Бэкхён чувствовал себя неловко и уязвимо, пусть и мог громко заявить, что Чонин носит трусы с помпезной надписью. Но трусы с надписью — это слабовато против шокирующей ориентации Бэкхёна. Как автор статей со стажем Бэкхён поставил бы на то, что ориентация по скандальности куда выигрышнее.
— Угостить тебя чем-нибудь?
— Да у меня всё есть.
— А статья твоя как?
— Издеваешься? — глухо прорычал Бэкхён и рискнул глянуть Чонину в лицо. Тот смотрел в ответ с лёгким недоумением.
— Нет. Просто помню, что ты беспокоился из-за неё. А что, что-то не так?
Бэкхён помотал головой и с горя заказал ещё порцию коктейля. Потом с ужасом смотрел на стакан и думал, какой же он дурак, потому что пора было делать ноги, а не мусолить новую порцию, позволяя Чонину ошиваться рядом.
— Точно всё в порядке? Просто кажется, что ты нервничаешь.
Ещё бы он не нервничал! Чонину ведь ничего не стоило просто громко сказать: “Эй, а у нас тут гей”. Бэкхёна вообще трясло от мысли, что кто-то мог догадаться и…
Не то чтобы он не мог это признать, просто предпочитал, чтобы об этом знали лишь те близкие, кому он доверял.
На ум пришли слова Чанмина, и Бэкхёну стало совсем тоскливо до такой степени, что он прикончил коктейль одним глотком и потребовал ещё.
***
В реальность Бэкхён вернулся в ту самую минуту, когда Чонин уговаривал его поставить ножку на следующую ступеньку.
— Я сам! — гордо заявил Бэкхён. Ступенька почему-то под ступнёй закачалась, и навстречу лицу полетела стена. Почти долетела, и Бэкхён бессильно обвис у Чонина в руках.
— Я налакался, — подытожил Бэкхён трагическим шёпотом. — В зюзю.
— Не то слово, — согласился Чонин и поволок его дальше.
— И куда мы ползём?
— Домой.
— Домой — это хорошо. Плохо, что ты не гей.
— Не волнуйся, парни мне тоже нравятся. С размазанной подводкой — и вовсе высший класс.
— Точно! К тебе в дверь ломился гей.
— Ещё один?
— Их было два? — Бэкхён понял, что не владеет ситуацией. Требовалось срочно исправить это досадное…
— Тебе виднее, ты же их видел.
— Почему к тебе ломился гей, если ты не гей? Хотя в каком это смысле тебе парни нравятся? В натуральном или… вирту… нет, не то…
— Ключи где, горе?
— К-какие к-ключи? — искренне удивился Бэкхён.
— Ладно, — Чонин вздохнул, — тогда ко мне.
— Это свидание? — Бэкхён окончательно потерялся в происходящем. — Когда ж мы успели? Ты клёво играешь, кстати, на этой штуке… забыл название…
— Спасибо, рад, что тебе понравилось. Теперь ногу сюда…
— Это не моя ступенька, — запротестовал Бэкхён и ухватился за шею Чонина. — Я не узнаю её в лицо.
— Это моя ступенька, — утешил его Чонин. — Теперь сюда…
— Почему твои ступеньки такие бесконечные?
— Всего двенадцать осталось. Напрягись.
— Мне не хочется, — уткнувшись носом в грудь, обтянутую белой рубашкой, пробурчал Бэкхён. — И вообще, это просто свидание, поэтому моя роза… Ещё раз так дёрнешь, я себе язык откушу.
— А ты не трещи без умолку. Всё, постой пока. Стоишь?
— Стою, — с лёгкой неуверенностью подтвердил Бэкхён, когда его прислонили к стенке. — Ты пахнешь шоколадом. А секс у нас будет?
— Всё будет, если захочешь.
— Всё не хочу. Хочу секс. На час марафон. И баиньки.
— Чай будешь? — Бэкхёна втащили в пустую прихожую и снова прислонили к стене.
— Нет, — гордо отказался он, немного поразмыслив.
— Будешь, — решил за него Чонин и опустился на корточки, чтобы избавить Бэкхёна от обуви. Бэкхён молча любовался широкими плечами под серебристой тканью пиджака и волнами тёмных волос. Чёлка свешивалась Чонину на лицо, и хотелось потрогать пряди пальцами. Бэкхён велел себе не распускать руки и поплёлся зигзагами за Чонином, чтобы попить обещанного чая.
Не так уж и сильно налакался, в общем-то. До приятной лёгкости в теле и выдающегося бесстрашия. Бэкхёну даже нравилось. Прямо сейчас он, наверное, мог бы выскочить на крыльцо и во весь голос проорать, что он гей. И плевать на всех. Подумаешь…
Гей, у которого нет парня. Чего уж там, гей, у которого никогда в жизни и секса-то не было. Только нелепый сосед с трубой и квартирой, где дудят в задницу слону. То есть, уже, кажется, не дудят… И сосед упоминал, что ему и парни нравятся. С подводкой. Размазанной. Извращенец, короче.
Бэкхён благосклонно принял чашку с чаем и пересчитал чаинки. Так просто. Секс будет — секса не будет — будет — не будет — будет… Значит, будет. Бэкхён требовательно посмотрел на Чонина. Тот как раз сбросил пиджак и повесил на спинку стула, а теперь возился с галстуком.
Белая рубашка и серые брюки подчёркивали узкие бёдра, гибкий стан и широкие плечи. И над верхней губой — загустевшая к ночи синева, которая так ему шла. Черты лица резкие и грубоватые, но подкупающе приятные в своей простоте и безыскусности. На крыльях носа Бэкхён застопорился. Точно, закрытые ноздри…
— А ты уже встречался с парнями?
— Было дело. — Чонин отпил из чашки и без спешки опустился на стул. — Чай крепкий. Выпей. Тебе не помешает. Заодно протрезвеешь немного.
— Я и так…
— Да уж вижу. Но лучше выпей, чтобы потом ни о чём не сожалеть.
— О чём это мне сожалеть?
— Об утраченной невинности, например. Ты забыл?
Бэкхён испуганно пялился на чай и медленно переваривал услышанное.
— Я что, это вслух ляпнул?
— Про невинность? Или про планы по моему соблазнению?
Так широко Бэкхён никогда раньше глаза не распахивал.
— Какому ещё соблазнению?
— Моему. Если тебе верить, конечно. Ну вот, я соблазнился, как видишь. Дело за тобой. И лучше бы тебе соображать, что ты делаешь. Я привык ладить с соседями.
Бэкхён осторожно покосился на Чонина, осмотрел оценивающе и пришёл к выводу, что выбор очень даже неплохой сделал. Чонин идеально подходил под нарисованную утренним собеседником картинку, и смотреть на него оказалось приятно. Бэкхён задумчиво уставился на полные губы и попробовал представить поцелуй. Напрягаться не пришлось — губы Чонина без всякого усилия наводили на мысли о поцелуях, поцелуях и ещё раз поцелуях.
Бэкхён глотнул горячей терпкой жидкости и подумал ещё немного.
— Тебе нравятся трансы?
— Гм… — Чонин отодвинул чашку и взглянул на Бэкхёна с непередаваемым выражением. Как будто воедино смешали сдерживаемый гнев, обиду, возмущение и стылый укор. — Лишний вопрос.
— Тогда чего это ты соблазнился?
— С тобой не соскучишься. И ты забавный и стеснительный. — Легко и без раздумий. И ни следа недавнего странно-непередаваемого выражения.
— Ни разу не слышал, чтобы забавность сочеталась с… сексуальностью. И чтобы ею соблазняли.
— Но у тебя получилось. — Чонин безмятежно пожал плечами.
— И ты ничего обо мне не знаешь. Как и я — о тебе.
— Это легко исправить. Мне двадцать пять, зовут Ким Чонин. Я играю на фортепиано и духовых. Музыкант из меня неплохой, вроде бы, хотя звёзд с неба не хватаю. Иногда сочиняю что-нибудь для рекламы или игр, под заказ. Дурных привычек у меня нет, разве что теряюсь в мелочах порой. Ну так, ничего особенного. И я, конечно, вроде бы не гей, просто вопрос пола для меня не имеет такого значения, как для большинства. Питаю слабость к красивому и забавному. Пожалуй, всё. Твоя очередь.
Чонин потянулся к посуде на столе и долил им обоим в чашки тёмного настоя. Чай получился волшебный, потому что Бэкхён медленно кивнул и заговорил:
— Бён Бэкхён, двадцать семь. Звучит так, словно я на шоу дурацком. Ладно. Свободный журналист, пишу пикантные статейки для частного журнала, много ругаюсь. Нецензурно. Последние три года меняю нецензурщину на что-нибудь смешное и глупое. Терапия. Наверное. Гей. Давно. С пелёнок, считай. Но полный ноль в отношениях. Моя роза скоро завянет, а я так ни разу… А у тебя трусы дурацкие. С тупой надписью. Кто носит такие?
— Я ношу. Это подарок. От мамы, — тихо фыркнул Чонин. — Остальные нормальные.
— Угу… И теперь мне надо писать статью, а я ноль, понимаешь? Я даже не на дне — я стучу в дно с той стороны.
— И поэтому ты пытался меня соблазнить?
Бэкхён обречённо вздохнул, потом признался:
— Ты мне не нравишься. Обстреливаешь труселями мой балкон, подслушиваешь чужие разговоры, дудишь в задницу слону… От тебя много шума. А ещё ты был у меня дома и мог украсть мои трусы.
— Уже жалею, что не украл. — Чонину явно стало весело. — Я взял только одну печенюшку из пакета.
— Чёрт с ней, с печенюшкой.
— Если я тебе не нравлюсь, зачем соблазнял?
— Ну не то чтобы ты мне совсем не нравился… — Бэкхён заткнулся, потому что у него в голове показания перестали сходиться. Недавно он вроде бы сказал, что Чонин ему не нравится, а теперь он почему-то вдруг начал сам себе противоречить. Весь мыслительный процесс покатился по наклонной.
— Значит, я тебе местами не нравлюсь? — не упустил возможность поймать Бэкхёна на горячем Чонин.
— Слушай, отстань, а? Я плохо соображаю.
— На ноги встать сможешь? Отведу тебя домой. — Чонин погрустнел и понурился. Выглядел так, что рука у Бэкхёна сама тянулась, чтобы погладить по склонённой голове. Но тут Бэкхён в очередной раз вспомнил о статье, о зря цветущей розе и неудовлетворённых потребностях.
— А ты в самом деле соблазнился? Совсем-совсем?
Чонин вскинул голову и посмотрел на него с изумлением.
— Ну в том смысле… тебе в самом деле ничто не мешает? То есть, ты мог бы… гм… ну вот со мной… Противно не будет? — Бэкхён зло уставился на чашку. Всё его красноречие куда-то стремительно подевалось, и он не знал, как ему деликатно спросить, встанет ли у Чонина на него, будет ли Чонин аккуратен, и вообще понравится ли им обоим.
— Ты себя недооцениваешь. — Чонин спрятал улыбку за чашкой. — И я тебе честно сказал, что ты мне понравился. Что не так? Конечно, секс на первом свидании — это не совсем то, о чём бы мне мечталось, но если тебе хочется, то будет лучше, если со мной. — Чонин задумался на минуту, потом добавил: — Я ревнивый. И очень собственник. Ещё плохо просыпаюсь. И когда сонный, я неуклюжий, раздражительный и рассеянный.
— Та же фигня, — вздохнул Бэкхён. Потом встрепенулся и торопливо договорил: — По поводу сна. Насчёт ревнивости без понятия. Не пробовал. Только это… я никогда раньше… только с игрушками. Чуть-чуть. Это считается?
— Относительно.
— Глупо себя чувствую, — признался Бэкхён, вылакав чай. — Как будто на съёмках комедии. Завалился к почти незнакомому парню, наговорил уйму ерунды и готовлюсь к сексу. Мрак!
Бэкхён прижался щекой к столешнице. Потом блаженно зажмурился, когда его осторожно погладили по голове.
— В жизни у всех полно глупостей. Зато так интереснее жить. Ты пойдёшь домой или останешься?
— Останусь. В твоей кровати только.
— У меня нет кровати. Пока только матрас.
— Тогда мы пойдём ко мне.
Сначала пришлось всё же поискать ключи, после чего они кое-как спустились по лестнице, и Бэкхён порадовался встрече с родными ступеньками и дверью. Уже в квартире он торопливо объяснил Чонину, где и что, а сам заперся в ванной.
Четверть часа Бэкхён гипнотизировал взглядом собственное отражение в зеркале и пытался убедить себя, что это сон. Но статья висела дамокловым мечом над головой. Хотя статью он притянул за уши. Куда больше его беспокоило желание перейти Рубикон.
Бэкхён ещё минут пять загибал пальцы, подсчитывая всё, что ему в Чонине не нравилось. Потом пялился на один загнутый палец и пытался понять, что же тут не так и в чём подвох. Ну кроме трусов с претенциозной надписью, купленных мамой Чонина.
Мозги соображать отказывались, поэтому Бэкхён полез в воду, ну а когда вывалился из ванной и угодил прямиком в надёжные горячие объятия, обиженно буркнул:
— Я ненавижу твои трусы.
Чонин от неожиданности опешил, после осторожно кивнул.
— Ну ладно, что поделать… Я могу их спрятать и никогда при тебе не носить, пойдёт?
— А ещё у меня нет презервативов. — Бэкхён едва не плакал от отчаяния. — Только смазка.
— У меня есть, не волнуйся. С собой.
— Мне не по себе.
— Если ты…
— Очень хочется, — трагическим шёпотом признался Бэкхён Чонину в грудь, — но боязно. Теперь скажи, что я тряпка, жалкий и трусливый, и у тебя не стоит.
— Ты тряпка после перебора с коктейлями, но у меня стоит, — тихо засмеялся Чонин, взъерошив влажные волосы Бэкхёна на затылке. — До кровати дойдёшь? Я пока в душ метнусь, если ты не против.