— Но ты сказал, что я тебе нравлюсь — я помню.
— Это было несколько часов назад, — мрачно буркнул Бэкхён, мечтая потеряться в складках простыни с концами, как иголка в стоге сена.
— Ладно. — Чонин вздохнул, сполз с кровати и бесшумно ушёл. Через пару минут тихо щёлкнул замок на входной двери.
Бэкхён зажмурился и повалился лицом вниз на кровать. Рисовал в воображении возможные сценарии и каждый из них признавал в итоге негодным. Но просто… это всё было так по-дурацки. Поговорили они спокойно и нормально, без истерик и всяких нелепостей, но только легче почему-то не становилось. В конце концов, это же попросту невозможно, ведь так? Если они будут вместе, на них все станут показывать пальцем и осуждать, и вообще… Вся жизнь псу под хвост, ведь правда?
Но один вопрос всё-таки у Бэкхёна остался: на кой чёрт Чонин хотел найти его после той выходки? Если не открутить голову, то зачем? Зачем?!
Этим вопросом Бэкхён изрядно себя измучил, пока нежился в ванне и окончательно отмывал побледневшие следы ночного безобразия. Ничего умного так и не надумал, зато весь кайф после водной процедуры сошёл на нет после звонка возмущённого Чанмина, ожидавшего полностью готовую статью. Пришлось с разбега запрыгнуть за ноутбук, открыть статью, учесть правки и довести до чистового вида. Пребывавший в раздрае Бэкхён предсказуемо кликнул на отказ от сохранения изменений. Полчаса безудержного мата и забег по второму кругу довели Бэкхёна до свирепого состояния, но таки чистовик Чанмину он отправил.
На счет прилетели денежки, и Бэкхён метнулся по магазинам. Вернулся спустя два часа вьючным осликом с месячным запасом продовольствия на случай ядерной войны, забаррикадировался и залёг в спячку. Отоспавшись впрок, целую неделю занимался мелочёвкой, бродил по квартире в наушниках и рисовал на картоне унылые пейзажики гуашью, предаваясь ностальгии по почти заброшенному увлечению. Потом любовался на опубликованную статью в электронной версии журнала и читал вопросы читателей. На некоторые отвечал сразу, ответы на прочие обдумывал долго и тщательно.
Спустя пару дней Чанмин скинул ему ссылку на статью, посвящённую скромной персоне Бэкхёна. На сей раз обошлось без скандальных и надуманных разоблачений. Автор статейки гадал на хрустальном шаре и выдвигал предположения о личности Бэкхёна.
“Старая дева” за сорок, страшная, как бегемот. Или же юная экзальтированная особа, жутко умная, но тоже страшная, как бегемот. Однозначно дама, потому что слишком уж утончённая и эстетичная. Автор статейки сподобился даже провести “анализ” стиля Бэкхёна. Хоть что-то приятное — над “анализом” Бэкхён угорал три часа кряду с хохотом до слёз. Когда перечитывал, уже икал от смеха, параллельно обсуждая по телефону с Чанмином навыки горе-аналитика и откровенно потешаясь над бедолагой. Статья в целом была из разряда тех, что Бэкхёну нравились. Его утешало, когда в нём подозревали женщину, а не строили теории о геях.
Пара дней затишья деятельного Бэкхёна подстегнула на поиски приключений. Раз уж роза цвела не зря, стоило попытать счастья. Он был предупреждён и вооружён, знал, что примерно искать, просто теперь цель отличалась.
Устроившись в ванне с неизменным блокнотом, Бэкхён принялся составлять план по экспресс-поиску второй половинки, которой предстояло быть невидимой и незаметной. Итак, половинка ему требовалась как можно быстрее, ибо двадцать семь — это не срок, но всё-таки. При этом половинке не мешало бы оказаться идеальным топом — полевые испытания показали, что Бэкхёну это точно понравится. Половинка обязана была уметь великолепно готовить, слушаться Бэкхёна, не спорить, мило улыбаться, сливаться с интерьером…
— Что ж ещё? Ага, аллергия на живность приветствуется… — Закусив кончик языка, Бэкхён убористым почерком дописал аллергию в список. — Хороший вкус. Та-а-ак… Великолепные манеры. Чтоб молчал, когда я говорю… Рано вставал и готовил завтрак. Можно в постель. Внешность… ну, не совсем уж бегемот — я либерален. Если что, есть диеты и салоны. Под моим чутким руководством любой расцветёт… Чтобы в сеть не влезал и не почитывал мои опусы. Хм… что ж упустил? Милый, добрый, терпеливый… Хм-хм… Ангел во плоти, твою-в-душу-мать!
Бэкхён разъярённо выдрал лист, смял и швырнул на пол.
— Так, сосредоточимся на Потомаке! Идеальный топ. Милый. Послушный. Неконфликтный. Завтрак в постель. Хороший вкус. Не свинтус. Шеф-повар. Джентльмен. — Поразмыслив, Бэкхён дописал в скобочках “за пределами постели”. — Любит растения и никаких животных. Неприметный. Работа на дому, чтобы никуда не ходил и на глаза соседям не попадался.
Оценив получившийся список, Бэкхён довольно кивнул, переключился на водные процедуры, а после рванул к гардеробу на всех парах. Выбрав костюм, задумался прочно над ареалом обитания предположительной половинки. “Ча-ча-ча” отпадал — там крутился Чонин. Ну да ничего — в городе полно весёлых мест, работающих до рассвета.
Бэкхён запер дверь квартиры почти в полночь и заглянул по привычке в почтовый ящик. Спугнул паучка и загубил дело всей его жизни, зато нашёл фигурку крошечной собачки из гипса, раскрашенную вручную. К шее собачки ниткой примотали короткую записку.
“Ты всегда можешь зайти на чай — буду рад тебя видеть даже без трусов (я не о том, о чём ты сейчас подумал, если ты об этом подумал — ну, ты же меня понял, да?)”
Подписи не было, но Бэкхён и без подписи сразу вычислил Чонина. Повертел в руках собачку, вздохнул и сунул обратно в ящик. Чонин проходил исключительно по четырём пунктам списка из двенадцати. Даже не шестьдесят процентов, а полный аут.
Выкинув Чонина из головы, Бэкхён направился в другой клуб, что находился не так далеко от дома. Заказал себе мохито и устроился за барной стойкой, неспешно оглядывая публику. На сцене троица музыкантов играла джаз, а посетители в основном прибывали уже парочками. Спустя полчаса ожидания Бэкхён приметил типчика, что косился на него с явным интересом. Среднего роста, худощавый, неприметный. В принципе, подходил. Оставалось только проверить на полное соответствие списку, но тут вот Бэкхён столкнулся с серьёзной проблемой: ему совершенно не хотелось этим заниматься, да и не шевелилось ничего. Ну а когда тип подобрался ближе и окинул Бэкхёна откровенным маслянистым взглядом, стало попросту противно.
Спустя пять минут тип подкатил с новой порцией мохито и присел на табурет рядом.
— За знакомство?
— А что последует за ним?
— Горячее продолжение, я надеюсь. Ты сможешь покататься долго и с ветерком. У тебя такая порочная родинка вот тут… — Тип тронул собственный правый уголок рта. — Представляю, какой незабываемый минет ты умеешь делать, детка.
Бэкхён чуть наклонился к типчику и эротично поманил его пальцем. Тот послушно придвинулся, предвкушая всем видом какую-нибудь жгучую непристойность. Бэкхён мило улыбнулся и выдохнул со всей сексуальностью, на какую был способен:
— Отхвачу под самый корень — этот минет ты в жизни не забудешь, детка моя. Усёк?
Типчик живо скрылся с глаз, а Бэкхён тоскливо вздохнул и решил половить удачу ещё с часик. Напрасно, потому что к нему никто так и не подошёл, только не совсем трезвая девушка. На часах было уже два с хвостом, поэтому Бэкхён направился домой. На улице моросило, но едва-едва, поэтому Бэкхён обошёлся без такси. За пятнадцать минут он вряд ли бы вымок до нитки под таким несерьёзным дождиком.
Но лучше бы он взял такси, потому что буквально в двадцати метрах от дома его затащили в проулок. Знакомый типчик зло улыбался, а рядом разминал руки здоровый увалень.
— Ну так что? Не передумал, детка?
Удар ногой в грудь мигом стёр мерзкую улыбочку с рожи. Типчик улетел обниматься с мусорными баками. Увальню Бэкхён попытался врезать ногой по яйцам, но тот, видимо, это уже проходил, поэтому ловко увернулся и неожиданно сунул кулаком в лицо. Бэкхён едва успел отклонить голову — только скулу и зацепило, пусть и больно. А дальше со всем разобрались без Бэкхёна. В увальня прилетел пустой мусорный бак. Оба с грохотом повалились на асфальт. Почти выкарабкавшийся из поваленных мусорных баков типчик огрёб отличный прямой в челюсть и ровнёхонько улёгся обратно в кучу, уже никуда не рыпаясь. Бэкхёна ухватили за шиворот и поволокли прочь из проулка на хорошо освещённый тротуар. Он упирался и пытался вывернуться, но держали его крепко и волокли на буксире до самой двери.
Всю дорогу Чонин мрачно молчал и смотрел так, что Бэкхёну дар речи подло изменил. В квартире Чонин первым же делом умудрился найти аптечку, а после развернул Бэкхёна лицом к зеркалу.
— О-о-ой… — с досадой протянул Бэкхён, оценив сначала размазавшуюся подводку, а потом — ссадину на скуле и наливающуюся багрянцем опухоль под ней. Крови было чуть, но несколько капель угодили на воротник голубой рубашки. Пришлось снять.
Голова у Бэкхёна не болела и не ныла, но вот под скулой при прикосновениях пощипывало и саднило.
Чонин отправил его на кровать и занялся ссадиной.
— Лёд есть?
— Сам разберусь, — немедленно зарычал оклемавшийся Бэкхён.
— В холодильнике?
— Эй, проваливай к себе, а? Я тебя о помощи вообще не просил. И это не твоё дело ни разу! Чего ты вообще пристал ко мне? Я…
Бэкхён заткнулся от неожиданности. Чонин ловко расстегнул брюки, не менее ловко перевернул его на живот, спустил брюки вместе с бельём, встряхнул, как котёнка, уложил себе на колени и безжалостно припечатал ладонь к заднице. Бэкхён охнул от изумления и недоверия. Никак не мог поверить в то, что Чонин отмочил. Ошеломление погасило волну боли и жара, хотя Чонин отнюдь не пожалел его и приложил с твёрдостью и силой.
Ладонь — жёсткая и будто раскалённая — снова неумолимо опустилась на ягодицы. Звонкий шлепок сплёлся с усилившейся и яркой болью, сорвал с губ Бэкхёна приглушённый вскрик. Кожа на месте удара полыхала, выгорала и как будто плавилась. Жар впитывался в мышцы, перетекал по венам и гнездился в самом низу живота.
На третьем шлепке Бэкхён с ужасом осознал, что вызывающе приподнимает бёдра, а ноги у него своевольно раздвигаются, словно он сам по собственной воле намеренно подставляется под ладонь Чонина и выпрашивает добавку.
Ещё удар — и Бэкхён снова вскрикнул, заёрзал у Чонина на коленях и попытался дотянуться ослабевшими руками и ногами до пола. Даже смог, но лишь беспомощно касался пальцами. Руки и ноги попросту не держали, а жар в животе клубился и нарастал вместе с пламенем, охватившим ягодицы.
Звонкий шлепок — и жжение под кожей. Ещё острее и безжалостнее. До головокружения и нелогичного желания распуститься всем телом под горячей жёсткой ладонью. Бэкхён часто и резко выдыхал, вскрикивал на очередном шлепке, а потом жадно ловил ртом неприятно колючий воздух, который на каждом судорожном вдохе высекал слёзы из глаз. Но что было намного хуже — у него пульсировал и зверски ныл член. Дошло не сразу, а лишь тогда, когда он упёрся стояком в ногу Чонина.
Бэкхён всхлипнул, осознав глубину своего падения. Чонин его шлёпал, а он возбудился от этого так быстро и мощно, как ни разу не возбуждался с помощью “Мистера Блю” или порно.
Чонин ещё и заметил всё — сразу чуть раздвинул ноги, чтобы Бэкхён не мог потереться и кончить, да и ладонью приложил опять, снова и ещё раз. Бэкхён дёрнулся, закусив губу, но тотчас вскинул бёдра повыше и попытался поёрзать. Его придержали ладонью за поясницу и провели подушечками по горящей коже. Потом слегка поцарапали короткими ногтями, вынуждая извиваться и стонать. Снова погладили.
Чонин с издевательской медлительностью водил пальцами по полыхающей заднице и слушал сбитое дыхание.
— Надеюсь, это научит тебя осторожности. А если бы бутылкой по голове приложили, что бы ты делал? Будешь смотреть по сторонам?
— Пошёл ты к…
Бэкхён чуть не взвизгнул от мощного удара по самому болючему месту, зашипел сердито и отчаянно попытался потереться напряжённым членом хоть обо что-нибудь. Но Чонин тут же жёстко зафиксировал его на месте и приложил ладонью вновь — почти без замаха, но больно. И Бэкхён ума не мог приложить, почему эта боль казалась ему такой… такой… освобождающей?
— Ты заставил меня волноваться о тебе, Бэкхён-и. Куда это годится?
— А я тебя просил обо мне волноваться? — возмутился Бэкхён и тут же часто и хрипло задышал, сдерживаясь из последних сил, чтобы жар из центра живота не перелился в член. Иначе он позорно кончил бы с багровой от шлепков задницей.
— Ты прятался от меня. — Шлепок. — Выставил за дверь. — Ещё шлепок. — И пропал с концами. — Ладонь опять прилипла к ягодице с характерным звуком, будто припаялась навеки. — А потом ты влип. — У Бэкхёна слёзы брызнули из глаз, и он чуть не задохнулся от смешанной волны боли, удовольствия и иррационального чувства парения в невесомости.
— Если ты… меня трахал… это вовсе не значит… — Бэкхён осёкся и едва не взвыл от нового удара, обрушившегося на его многострадальную в эту ночь задницу. Жаром плеснуло по ягодицам, пламя в нижней части живота окончательно обезумело, и Бэкхён с громким вскриком дёрнулся и кончил-таки. Обмяк у Чонина на коленях, слабо подёргивая конечностями, задыхаясь и пытаясь совладать с взбесившимися эмоциями. Его всё ещё потряхивало от пережитого только что оргазма, а Чонин неторопливо поглаживал его по ягодицам и пояснице шершавой ладонью с удивительной нежностью. Как будто издевался, играя на контрасте.
— Это ты пытался меня соблазнить когда-то. У тебя даже получилось. Поэтому не пытайся отвертеться от ответственности. Я слишком сильно хотел найти тебя, поэтому даже не надейся, Бён Бэкхён, что так просто от меня отделаешься. — Негромкие слова сочетались всё с теми же ласковыми поглаживаниями, а у Бэкхёна просто не осталось сил на споры.
Чонин ни черта не был милым, а уж тем более — послушным. Неконфликтный — из области фантастики. Сплошной ходячий конфликт. Завтрак в постель… Ну ладно, это Чонин мог устроить, пусть и не собственного приготовления. Хороший вкус в наличии, хотя как посмотреть, если вспомнить те ужасные суперменские трусы. Не свинтус. Не шеф-повар. И уж точно не джентльмен в постели. Насчёт растений и животных Бэкхён мог только догадываться. Неприметностью Чонин и не пах, а работал в клубе. Вывод: гори, списочек, синим пламенем. Впрочем, выбирать Бэкхёну было не из чего. Как говорится, на безрыбье и жопа — соловей. Зато “роза” Бэкхёна под ладонью Чонина расцвела в буквальном смысле слова — он отлично себе представлял насыщенный алый цвет собственной бедной задницы.
Чонин отвёл его в ванную, помог ополоснуться и приложил к полыхающим ягодицам смоченное холодной водой полотенце. Проводил обратно в спальню, уложил, заботливо поправил полотенце и укрыл. Даже в лобик поцеловал. Только что колыбельную не спел.
Когда Бэкхён проснулся, помянул недобрым словом всех предков Чонина в двадцатом колене, начиная с обезьян — в данном случае он верил Дарвину на слово. Получил завтрак в постель, но это его ничуть не смягчило, поэтому Чонин оказался безжалостно выставлен за дверь с наказом никогда не возвращаться, а ещё лучше не просто съехать нафиг, а вовсе эмигрировать в Канаду — пожизненно и без права помилования.
В почтовом ящике Бэкхён вечером обнаружил гипсового котёнка с запиской.
“Нужно поговорить, или хуже будет”.
— Ой, что ж вы такие страшные, что я вас ни капельки не боюсь? — обфырчал котёнка с запиской Бэкхён. На самом деле, боялся. Потому что Чонин мог рассказать всем, что Бэкхён — гей. И тогда точно кранты. Немного успокаивало лишь то, что за пределами постели Чонин всё же был джентльменом. Бэкхён хотя бы на это надеялся.
За неделю в почтовом ящике скопился натуральный гипсовый зоопарк в миниатюре, что навело Бэкхёна на подозрение: Чонин любит живность, а это прочерк в ещё одном пункте.
На фоне творимых Чонином безобразий никто по-прежнему не покушался на всё ещё цветущую розу Бэкхёна. Ну, кроме Чонина. Чонин покушался исправно каждый день. Пристал к хвосту, как репей.
Бэкхён уныло пытался работать над новой статьёй, но дело не шло. В итоге он неведомым образом забрёл на подозрительные сайты в сети и блуждал по ним, пока ему не пришло сообщение от того самого многообещающего собеседника, который консультировал его раньше.
— Ну как твои дела? Успехом увенчались?
— Ты об идеальном топе?
— О ком же ещё? Зверь редкий. Мне любопытно.
Бэкхён вздохнул, потёр лицо ладонями и лениво набрал: