— Женщина, в метро босиком нельзя! — опасливо приблизилась ко мне та самая пожилая работница, что открывала двери. — На эскалаторе нельзя!
Она тревожно заглядывала мне в глаза, видно, стараясь углядеть в них признаки идиотизма или буйного помешательства. Не найдя ни того, ни другого, она заметно расстроилась, но всем своим видом давала мне понять — проскочить на эскалатор я смогу лишь через ее труп.
— Мне не надо вниз, — дрожащим голосом произнесла я.
— Так это же метро, — сказала вдруг женщина ласково и даже похлопала меня по плечу. Я поняла, что она все же приняла меня за юродивую.
Покосившись на кассы, я убедилась, что кассирша там еще не появилась, поэтому, сместившись вместе с тетенькой немного в сторону, я, рыдая, поведала ей о жестоком тиране, изводящем жену и вообще всех... Об избиении и, наконец, об изгнании из собственного дома, то есть из машины.
Расчувствовавшаяся до слез женщина понятливо кивала головой и вскоре задала логичный вопрос:
-А что же вы, миленькая, в милицию-то не обратились?
Я запнулась. Моргнув пару раз, всхлипнула, обдумывая вопрос, а потом объяснила:
— Что вы! Он же сам милиционер! — И чтобы сразу пресечь все остальные вопросы, добавила: — Начальник отделения, у него везде блат!
Этот аргумент она сочла достаточно убедительным, поэтому просто покачала головой, всячески изображая сочувствие.
— Сестре вот хочу позвонить, — трогательно сообщила я.
— Да! А у сестры-то тебе есть где жить? Вот ведь теперь всем какие проблемы из-за него, из-за паразита! И чтоб все мужики подавились водкой этой окаянной! Ведь лакают без стыда и без совести! Моя сестра родная, покойница, царствие ей небесное...
Поняв, что она сейчас отклонится в сторону от нашей проблемы, я торопливо перебила ее:
— А когда карты будут продавать?
— Телефонные? Вот она идет, вишь, уже ждут ее, ну каждый божий раз опаздывает! Такая, прости господи, непутевая баба!.. А чего ж ты, миленькая, будешь карту-то покупать? Пойдем, проведу я тебя. Я уже сменилась, давно домой пора. Коли уж так надо позвонить, я тебе помогу.
Она повернулась и решительно направилась в сторону турникета, а я — за ней. Я сначала немного растерялась от . такого предложения, но потом очень обрадовалась. Звонить из укромного места гораздо спокойнее.
— Люся, пропусти, это со мной, — бросила она на ходу старушке, стоявшей у турникета.
Люся сурово посмотрела, поджала губы, но пропустила. В результате я очутилась в небольшой светлой комнате с двумя письменными столами, заваленными какими-то бумагами, стопками бланков и прочей канцелярской ерундой. В углу стоял шкаф со стеклянными дверцами, заклеенными изнутри вырезками из старых модных журналов, возле него — тумбочка. На ней стоял телефон.
— Присаживайся! — гостеприимно предложила мне женщина, пододвигая стул. — Давай я тебе чайку заварю?
Я растерялась. Женщина проявляла участие к судьбе совершенно незнакомой ей гражданки, причем участие абсолютно бескорыстное. К тому же эта самая гражданка ей наврала. Но, по вполне понятным причинам, рассказать ей правду я не могла, поэтому вздохнула и смущенно кивнула.
— А как вас зовут?
— Вера Матвевна! — весело ответила женщина, громыхая чем-то в шкафу. — Да ты не стесняйся, садись, чего уж! Кабы мы, бабы, друг дружке не помогали, что бы от нас осталось?
Согласитесь, в Москве такое нечасто услышишь от незнакомого человека. Вера Матвевна между тем извлекла из недр шкафа электрический чайник, чашки и заварку.
— Сейчас, в один момент! — Она быстро залила в чайник воду из графина и ободряюще мне улыбнулась: — Да не расстраивайся ты, в самом деле! Тебя-то как звать?
— Алевтина, — тут же призналась я, а Вера Матвевна страшно обрадовалась:
— Алевтина! Надо же! Это хорошо. Сестру мою старшую, царство ей небесное, тоже Алевтиной звали.
Меня, понятное дело, эта информация не очень обрадовала, но я промолчала. Добрая Вера Матвевна нравилась мне все больше и больше.
— Печеньица сейчас достану, — приговаривала она, суетясь возле стола, — есть-то хочешь? А детки-то есть у вас?
Я отрицательно качнула головой и вдруг к чему-то брякнула:
— Нет, только попугай...
Вера Матвевна поджала губы на мгновение, но потом покивала:
— Так оно и к лучшему, наверно. С таким-то паразитом!
Она так и продолжала болтать, заваривая чай, потом
махнула мне, приглашая к столу.
— А можно я сначала позвоню?
— Конечно, миленькая, звони. А не спит еще сестра-то?
Господи, кто-знает, что сейчас делают мои девчонки?
Я бы дорого дала, чтобы точно знать, что они в порядке и спят в своих собственных кроватях. Взяв в руки телефонную трубку, я задумалась. Так, кому первому? Ленке! Через несколько секунд вежливый женский голос сообщил мне, что абонент недоступен и посоветовал перезвонить позднее. Звонить по домашнему телефону не хотелось, но ничего другого не оставалось. Пока крутила диск, пальцы подрагивали, я резко выдохнула и собралась. Длинные гудки. Ну, возьми же. Только бы не Витька. Ленка, давай, просыпайся! Просыпайся, черт тебя дери!..
— Да! — неожиданно раздался раздраженный рык, и я облегченно выдохнула. Ленка в порядке.
— Здравствуйте! — отчетливо сказала я. — Извините, что беспокою вас так рано...
Я умолкла, словно пыталась собраться с мыслями, и услышала, как Ленка в первое мгновение недоуменно замерла, видно, пытаясь спросонья сообразить, в чем дело. Но вот она чуть слышно охнула, перевела дыхание и неожиданно резким голосом произнесла:
— Так вам кто нужен? Виктор?
— Да, — торопливо пискнула я, поняв, что худшие мои опасения подтверждаются.
— Так вот, не смейте ему сюда звонить! Вам ясно? Вконец обнаглели, это надо же...
Ленка бросила трубку, я торопливо нажала на рычаг. Вот так... Куда теперь? В Америку, что ли, податься? Напишу там книжку: «Бриллианты русской мафии». Оторвут с руками. И с головой.
— Ну, чего там? — поинтересовалась Вера Матвевна.
— Не туда попала.
Стоит ли звонить Юльке? Делать нечего. Но Юлька к телефону не подошла. Куда она делась? Я накручивала диск снова и снова, чувствуя, что с каждым разом слезы подступают все ближе.
— Ну, чего ты? — сочувственно спросила Вера Матвевна. — Расстроилась? Алевтина, плачешь никак?
Я отрицательно трясла головой, но, по правде, так оно и было — я плакала.
— Ничего, давай пока чайку попьем, а потом еще позвонишь.
Глотая обжигающий горячий чай, я добросовестно кивала в такт словам Веры Матвевны, но мало что понимала из того, что она говорила. Сейчас все мои мысли были только о Юльке. Если бы с ней все было порядке, она непременно была бы дома. Неужели она у Гречанина? И Антуан тоже? Господи, пусть это будет не так! Она ведь ничего не знает! Если ее будут допрашивать... Тронуть меня Крокодил не решился из-за Сомова, а на Юльку ему просто наплевать. Для него она никто... Так, я знаю, что мне делать! Я решительно: встала из-за стола и подошла к телефону. Вера Матвевна осеклась на полуслове, удивленно глянув на меня, я постаралась ей улыбнуться, вышло так себе. Набрав номер, напряженно ждала. Длинные гудки... Оглянувшись на часы, с досадой подумала: «Ведь еще рано... Надо ждать...» Но ждать было трудно. Я снова села и уронила голову на руки.
— Алевтина, что уж ты так!.. — расстроенно протянула Вера Матвевна, теребя меня за плечо. — Будет тебе!
Она немного помолчала, словно раздумывая, потом осторожно похлопала меня по руке:
— Послушай, если уж у тебя такая ситуация... Я хочу сказать, если тебе некуда податься, хочешь — поживи у меня пару дней...
Я подняла голову и заморгала, а Вера Матвевна оживилась и продолжила:
— А что? Я сейчас одна живу. Дочка второй раз замуж вышла, в Ростов к мужу вместе с внучкой уехала. Квартира двухкомнатная, телевизор есть... Не понравится, уедешь! А мне веселее будет. Я сутки работаю, через трое, а за три дня-то уж разберешься как-нибудь!
В результате всего этого через полчаса Вера Матвевна извлекла из недр шкафа старые спортивные тапочки, которые мне были здорово малы, и в таком экзотическом виде мы покинули комнатушку, миновали строгую Люсю и оказались на улице.
Народу уже было много, все спешили по своим делам и на нас особого внимания не обращали. Но чувствовала я себя на открытой местности страшно неуютно, поэтому с облегчением влезла в нужный нам троллейбус. Жила Вера Матвевна недалеко. Через полчаса, зайдя предварительно в продуктовый магазин, мы уже разувались в небольшой прихожей, весьма скромной, но очень чистой.
— Ну, вот мы и дома,слава богу! — удовлетворенно протянула моя новая знакомая. — Проходи посмотри, как я живу. Понравится — оставайся.
Конечно, осматриваться, для того чтобы решить, оставаться или нет, я не стала. Тронутая таким гостеприимством, засмеялась:
— Нравится, нравится, Вера Матвевна! Честное слово, вы удивительная женщина! Когда встречаешься с такими людьми, как вы, понимаешь, что не весь еще мир свихнулся!
Разгрузив сумку с провизией, мы решили, что не грех было бы еще попить чайку да перекусить поплотнее. Что и сделали.
— Я тебе вот здесь постелю, — показала Вера Матвевна, — здесь раньше дочка с Людочкой спали. Ты хочешь — поспи, да и я сама пойду, устала после суток-то! Вот, возьми халатик. Старенький, правда, но чистый.
— Спасибо, — отозвалась я, — я только сполоснусь да позвоню еще раз.
Вера Матвевна согласно кивнула и ушла в свою комнату. Я быстро приняла душ, испытывая от вида старой, облупившейся ванны гораздо большее счастье, чем от роскошной сантехники Гречанина. Вопреки всем его планам, я была свободна и, самое главное, жива. Надеюсь, он здорово расстроился.
Набрав на всякий случай еще раз Юлькин номер, я окончательно убедилась, что дома подружки нет. Однако необходимо взять себя в руки, чтобы в горячке не напороть глупостей. Юлька, в конце концов, молодая красивая женщина, не замужем. Всякое может быть. Теперь следовало сделать еще один звонок. Мне не очень хотелось набирать этот номер, но страх за Юльку пересиливал.
— Здравствуйте, — ответила я на вежливое приветствие секретарши, — могу я поговорить с Остаповым Вадимом Константиновичем?
В этом заведении секретарши любят, чтобы звонившие представлялись сразу, но делать это я поостереглась, ответив на соответствующий вопрос, что звоню по личному делу.
— К сожалению, помочь вам ничем не могу. Вадим Константинович в командировке, — последовало в ответ, — вернется через неделю, звоните.
Ну, Вадька, обязательно тебе было сейчас в свою дурацкую командировку ехать! Да, видать, судьба. Поразмышляв еще немного над сложившейся ситуацией, поняла, что уже почти ничего не соображаю. Ночная скачка по лесу давала о себе знать, глаза слипались, я начала зевать через каждые две минуты.
«Пойду-ка, прилягу на полчасика!» — решила я, взяла ночную сорочку, выданную мне моей доброй хозяйкой, и направилась к кровати.
Помню только, как укрылась одеялом и свернулась калачиком.
Я открыла глаза и, зевая, потянулась. В следующее мгновение испуганно замерла, забыв закрыть рот: комната была мне незнакома. Через секунду опомнилась, сообразив, где я. Из соседней комнаты доносился чуть слышный храп, видно,Вера Матвевна спала в неудобной позе. Глянув в окошко, я присвистнула, солнце явно клонилось к закату. Спустив ноги
с кровати, неожиданно поморщилась от боли и на всякий случай глянула вниз: мне показалось,что под моими ступнями развели небольшой костер. Костра не было, но лучше от этого не стало. Задрав ногу на кровать, я осмотрела подошву. Она здорово опухла и сильно саднила. Правая выглядела получше, но, видимо, для равновесия в ней была здоровенная заноза. Каким образом я столько времени провела на ногах, ничего не чувствуя, оставалось загадкой.
Я решительно поднялась. Стоять на распухших ногах было больно, но не смертельно. С трудом добравшись до двери, потянулась к ручке, но тут дверь сама стала открываться, очень аккуратно и тихо. В образовавшуюся щелочку осторожно заглянула Вера Матвевна и, увидев меня, радостно улыбнулась.
— Проснулась, Алевтина? Ну и молодец! Здорово, видать, ты, миленькая, устала. И спала так беспокойно, все охала.
Я смотрела на нее с большим удивлением. Несмотря на то, что Вера Матвевна в данный момент разговаривала со мной, из соседней комнаты по-прежнему доносился легкий переливчатый храп.
— А кто это там? — поинтересовалась я, потянув на себя дверь.
— Ах это? — обернулась Вера Матвевна. Я увидела какую-то женщину, спавшую на диване хозяйки. — Это Алла, соседка.
Решив, вероятно, что теперь мне все стало ясно, Вера Матвевна засеменила на кухню, махнув мне рукой. Я подхромала поближе к дивану и взглянула на спящую. Она была молода, лет двадцати пяти, не больше. Темные вьющиеся волосы разметались по подушке, обе руки судорожно сжаты в кулаки. Женщина застонала во сне и повернулась на другой бок. Тут я увидела, что ее правый глаз заплыл большим темно-фиолетовым синяком, выглядевшим на нежном бледном лице просто чудовищно. Я поспешила на кухню.
— Кто это ее так, Вера Матвевна?
Стол был накрыт, Вера Матвевна указала мне на табуретку и поставила на стол сковородку с жареной печенкой.
— Садись... Ты про синяк? — уточнила она и покачала головой. — Кому ж еще, кроме муженька любезного! Все он старается, паразит проклятый, чтоб ему сдохнуть! Как нажрется — и пошло дело! Где была, с кем была! Вот ведь ирод, прости господи! Сам ни одной юбки не пропустит, а девчонку лупцует почем зря. А ей куда деваться? Выскочит за дверь да ко мне бежит. А у меня с этим паразитом разговор короткий: хватила его один раз вон той сковородкой по хребту! Так что он меня теперь опасается.
— Может, по маленькой махнем, Алевтина? — Вера Матвевна вопросительно глянула на меня, я кивнула.
Хозяйка извлекла из недр холодильника бутылку водки, взглянув на нее, я поежилась. С бутылками, имеющими подобного вида этикетки, я предпочитала не общаться. Но выпендриваться перед Верой Матвевной было неудобно, поэтому я лучисто улыбнулась, сделав вид, что все в порядке.
Салат из редиски, жареная картошка и печенка давно уже закончились, стол радовала своим присутствием лишь эмалированная миска с квашеной капустой да почти пустая бутылка водки, а мы с Верой Матвевной все еще сидели, непрерывно жалуясь на жизнь и совершенно не слушая друг друга. Периодически мы дружно начинали всхлипывать, тогда кто-нибудь из нас со вздохом наполнял пустующие стопочки, мы чокались, искренне желая всем пьющим мужикам околеть. За этим занятием и застала нас заспанная Алла. Синяк ее приобрел совсем уж невероятные очертания, она прищурила больной глаз и кивнула нам:
— Ого!
— Точно! — обрадовалась Вера Матвевна, живости реакции в ней немного поубавилось, но это никак не отразилось на настроении. — Присаживайся. Знакомьтесь, девочки! Это Алевтина. Это Алла! Глаз-то болит?
Алла кивнула и села к нам за стол. Вера Матвевна быстренько порезала колбаски, хлебушка и тихонько звякнула кончиком ножика по бутылке.
— Что-то тут уж ничего не видать, — огорченно сказала
она, — обидели мы тебя, Аллочка.
Такой беспросветной несправедливости я стерпеть не могла, поэтому громко хлопнула ладонью по столу и встала.
— Где тут у вас магазин? — сурово прищурилась я на умолкших женщин.
— Зачем тебе, Алевтина? — удивилась Вера Матвевна.
— Надо, — отрезала я и направилась к двери.
Женщины переглянулись.
— Эй, подожди, я с тобой, — торопливо поднимаясь, крикнула мне вслед Алла.
— Давай! — милостиво согласилась я, в задумчивости разыскивая в прихожей свою обувь.
Нашла я только одну правую туфлю, чему сначала удивилась, но потом напряжением мысли восстановила ход событий. Вслед за Аллой в прихожую вышла и Вера Матвевна.
— Ребята, — твердо сказала я, сидя турком и шлепая друг об друга старенькие спортивные тапочки, — в это я влезть не могу.
Алла вопросительно глянула на Веру Матвевну, та закивала:
— Она босиком! То есть в одной туфле...
Про глаза Аллы не скажу, не разглядела, а вот брови у нее полезли наверх, да так высоко, что, казалось, вот-вот совсем исчезнут под волосами.