Кровь отлила от лица.
– Его Высочество никогда бы…
– Да он сам трубит об этом на каждом углу, – перебила Шарлота. – Но ты, смотрю, метишь выше – хочешь добиться подобного предложения от Себастина. Пошла по стопам матери? Говорят, ты очень на неё похожа.
Гадкие грязные слова огнём обожгли грудь. Стало трудно дышать.
– Замолчите немедленно!
– Не строй из себя обиженную! Матушка рассказала мне, как твоя мать получила титул. За спасение короля? – Шарлота мерзко рассмеялась. – Это сказочка для отвода глаз. Его Величество пожаловал ей титул за заслуги другого рода.
Амалия поднялась и кинулась к ближайшей двери – куда угодно, только подальше от этих слов, которые выворачивали душу наизнанку. Горло сдавила дикая боль, мешающая сглотнуть. Ещё одна дверь, и ещё, и ещё. Амалия не разбирала дороги. Лишь бы скорее выбраться наружу. Ей нужен свежий воздух – вдохнуть полной грудью. Избавится от давящей душу безысходности. Ещё одна дверь – и наконец она на свободе. Обжигающая прохлада осени ударила в лицо злым порывистым ветром. И в следующую секунду слёзы, сдерживаемые из последних сил, брызнули из глаз.
Она бежала прямиком в эти синее, распахнувшие объятия, сумерки. Куда ещё? Если бы где-то существовала могила матери, Амалия бы сейчас устремилась туда. Упала бы возле каменной плиты и шептала все те слова, что рвутся наружу. Но Амалии не дано даже этой возможности.
Она не знала, на сколько хватило её сил. Сколько времени бежала? Ноги стали подкашиваться. Она села на траву, привалившись спиной к стволу старого дуба, обхватила колени руками и горько заплакала.
Её рыдания были беззвучными, она не всхлипывала, не стонала, но всё равно не услышала приближающихся быстрых шагов.
Глава 40. Пойманный мотылёк
Маркель наблюдал за балом с одной из скамеек парка. Огромные окна бальной залы позволяли хорошо видеть происходящее. Он не знал, зачем вернулся во дворец. Какой смысл в том, чтобы с улицы глазеть на танцующих? Придуманный для самого себя аргумент, что он здесь просто выполняет задание отца – следит за подопечной, не выдерживал критики. Что может случиться с Амалией на балу, где присутствует сам король, Себастин и море слуг и охраны?
Но всё равно глаза выискивали среди толпы её, подопечную пичужку. Может, Вивьен права? Может, Маркель влюбился? Что, вообще, женщины подразумевают под этим словом? Когда девушка занозой сидит в голове? Когда просыпаешься и засыпаешь с мыслью, не влипнет ли она за время пока ты не рядом в какие-нибудь неприятности? Если это и есть влюблённость – тогда да – Маркель безумно влюблён. Только он бы назвал это чувство по-другому – адской головной болью.
Амалия вошла в зал одновременно с Арабель. Маркель никогда не понимал женские охи и ахи по поводу красивых бальных платьев. Они все казались ему примерно одинаковыми. Единственной деталью, на которую непроизвольно обращал внимание, было только то, насколько много платье оставляет открытым для мужского взгляда.
Но, дьявол, что это на девчонке? Маркель вдруг поймал себя на том, что залюбовался, какими красивыми складками легла на пол розовая юбка её воздушного платья. А затем взгляд скользнул выше к тонкой талии обтянутой нежным шёлком. Маркель положил руки на её хрупкий стан – в воображении, конечно, но ладони ощутили гладкую поверхность ткани и упругость девичьего тела под ней.
Эта дьяволица, госпожа Бонито, будто специально, чтобы помучить Маркеля, оставила руки и плечи Амалии открытыми. И его ладони уже скользили по ним снизу вверх, подбирались к чувственному изгибу шеи, к которому нестерпимо хотелось прикоснуться губами. Как в прошлый раз. Когда Маркель захмелевший от запаха её волос, не смог сдержать своих запретных желаний. Но сейчас, в воображении, он мог позволить себе гораздо больше. Взять в плен её губы, осторожно, чтобы не спугнуть. Нежно, мягко, тягуче ласкать, чтобы показать девчонке, какой сладкой может быть эта пытка.
Маркель тряхнул головой – прогнать наваждение. Там, за витражными окнами бальной залы, Амалия танцевала с другим. Почему он не удивлён, что Себастин пригласил девчонку открыть бал? Разве была среди гостей другая, настолько же соблазнительная и желанная? Брат не слепой.
Маркель выдержал только пару минут этих мук – смотреть, как его подопечный мотылёк кружит по залу с Себастином, как тот наклоняется к её маленькому бархатному уху и шепчет что-то. Маркель отвернулся, с удивлением заметив, что руки от досады сжаты в кулаки. Медленно разжал, поднялся со скамьи и пошёл прочь – в лабораторию. Немного экспериментов – это то, что ему сейчас нужно. Сделал несколько шагов и остановился. Снова упёрся глазами в окно. Что с ним? Не может здесь находиться, но и не может уйти. Нет, это даже не головная боль, это помешательство.
Музыканты уже начали новую мелодию. Маркель искал глазами, с кем же теперь танцует подопечная. Искал, но не находил. Если бы она была в зале, он бы сразу заметил её нежно-розовое платье. Где она?
Раздражение и тревога дружной командой взяли за горло. Ну, почему девчонка так и норовит попасть в какую-нибудь неприятность? Но в этот раз мучения были не долгими – боковое зрение выхватило розовое облачко. Однако отнюдь не в зале – на крыльце одного из торцевых выходов из дворца. Его пичужка сбегала по ступенькам – маленькая, тоненькая, мятежная. В этом невесомом безрукавном платьице помчалась в холодную осеннюю ночь. Быстро и отчаянно, будто за ней гонится сам дьявол. Её кто-то обидел? Маркель лично свернёт шею этому негодяю.
Он понял, что уже бежит за ней, на ходу снимая с себя пальто. Желание поскорее укрыть её от ледяного ветра щемило в груди. Прижать к себе, согреть, утешить, защитить, закрыть от всего мира.
Она успела забежать в глубь парка, прежде чем он догнал её. Обессилено опустилась на траву возле ствола старого дуба. Её плечи содрогались от беззвучных рыданий.
Маркель подскочил, поднял, прижал к себе:
– Амалия…
Она дрожала в его руках, такая хрупкая.
– Амалия…
Маленький робкий мотылёк. Он бережно укутал её в пальто. И снова обнял, прижал голову к груди, туда, где оглушительно стучало сердце. Её горячие слёзы стекали на его рубаху.
– Маркель…
Он замер, переживая до сих пор неизвестное чувство. Закрыл глаза, наслаждаясь его глубиной. Она впервые назвала его по имени. Ощущение было острее, чем от самой откровенной ласки. Что девчонка делает с ним?
Осенний ветер трепал волосы. Но Маркель не чувствовал его злых порывов. Прислушивался к её неровному дыханию.
– Амалия, вас кто-то обидел?
Она несколько секунд осмысливала вопрос и вдруг встрепенулась, будто опомнилась. Сначала замерла, а потом начала вырваться из объятий.
– Ваше Высочество, отпустите.
Он не мог. Не мог отпустить. Наперекор просьбе прижал плотнее.
– Отпустите, – она подняла на него глаза. Слёз уже почти не было. А взгляд… он вспыхнул возмущением. И это возмущение понравилось Маркелю куда больше, чем отчаяние, которое владело ею до этого. – Отпустите! Я не стану вашей содержанкой!
– Что? – Маркель опешил. – Разве я предлагал такое?
– Говорят, вы всем рассказываете об этом, – Амалия предприняла новую попытку высвободиться.
Как она была прекрасна в своём гневе. Отчаянная пичужка. Теперь понятно, почему она сбежала с бала. Кто-то пересказал ей грязные сплетни, расползающиеся по столице.
– Эти слухи распускаю не я.
– Правда? – её ресницы дрогнули.
– Правда, – ему очень хотелось, чтобы она поверила. – Я циник. Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы получать чувственное удовольствие с женщиной, которую содержу. И на мне много других грехов. Но с момента вашего появления в столице, я только и делаю, что трясусь от мысли, что кто-то посмеет вас обидеть.
Амалия перестала вырываться.
– Я никогда бы не сделал ничего, что может вас задеть. Вы мне верите?
Маркель не отпускал её глаза. Самые красивые медовые глаза. Напряжённо ждал ответа.
– Да, Ваше Высочество.
Глава 41. Кому адресовано письмо?
Амалию предупреждали не верить таким мужчинам как Маркель, так почему же она верит? Вместо того, чтобы бежать от него как можно дальше, от этих серых пронзительных глаз, она стоит, прижавшись щекой к его груди и впитывает уютное тепло его пальто. Она ничего не могла с собой поделать – потребность доверять этому мужчине шла откуда-то изнутри и перекрывала голос разума.
– Вам нужно вернуться во дворец. Скоро вас хватятся и начнут искать…
Маркель не закончил фразу, но Амалия и так поняла, что он имеет в виду. Если её найдут здесь в объятиях принца, это будет лишнее подтверждение грязным слухам, которые кто-то распускает по столице.
– Я вас провожу. Мы можем войти во дворец через лабораторию. Есть потайной ход. Нас никто не увидит.
Взяв за руку, Маркель увлёк Амалию за собой. Она послушно последовала за ним. Через несколько минут они оказались в беседке в отдалённой части парка. Беседка не выглядела чем-то примечательной. Множество подобных строений было разбросано по всей придворцовой территории. Но Амалия догадывалась, что в ней скрыт какой-то секрет.
– Покажу вам один трюк, – загадочно улыбнулся принц. – Смотрите на пол.
Пол в беседке был выложен цветными прямоугольными каменными плитами. Маркель приложил ладонь к висящей на стене картине, сделал непонятное движение, и вдруг раздался щелчок. Одна из плит приподнялась и со скрипом начала наезжать на соседнюю, открывая в полу прямоугольное отверстие, зияющее чернотой.
– Этот ход я обнаружил, ещё когда был подростком. Про него никто не знает. Даже Себастин.
Маркель подошёл к лазу и начал резво спускаться по лестнице.
– Сейчас зажгу переносной светильник.
Когда лаз озарился мерцающим светом, принц снова появился над поверхностью и подал руку:
– Идёмте.
Амалия ощутила волнение, когда окончательно осознала, что очутилась в подземелье. Тут же могут быть крысы и летучие мыши. Но вопреки опасениям, ни грызунов, ни грязи, ни сырости в коридорах потайного хода не наблюдалось.
– Вчера вечером вы проникли в лабораторию этим путём?
Теперь Амалия окончательно поняла, как раненный Маркель пробрался в лабораторию никем не замеченный.
– Да.
– А вы знаете, кто сделал этот потайной ход?
– Не знаю. Может быть, какой-нибудь мой прапрадед тоже увлекался сомнительными магическими науками втайне от родственников – вот и пошёл на хитрость.
Они быстро добрались до лаборатории и вышли через неё в подвал дворца. Оставалось подняться по лестнице на первый этаж, пройти несколькими коридорами – и вот она торжественная зала.
– Вам не обязательно возвращаться на бал, – Маркель будто почувствовал, как Амалии тошно от одной мысли снова оказаться среди толпы малознакомых людей, многие из которых настроены враждебно. – Вы можете идти в свои покои. Я попрошу Розали передать Себастину, что у вас разболелась голова, и вы вынуждены были покинуть праздник.
– Спасибо, – Амалия благодарно улыбнулась.
Побыть одной в тишине – это то, чего ей сейчас хотелось больше всего. К тому же, у неё действительно начала болеть голова.
Сразу после окончания бала Себастин пригласил в свой кабинет доктора Матье.
– Осмотри сегодня Амалию повнимательнее. Мне не нравится, что всякий раз, когда она оказывается в людном месте, ей становится нехорошо. Сегодня она ушла с бала после первого же танца, сославшись на головную боль.
– Возможно, причина проста – волнение, – предположил Матье. – Девочка выросла в глуши. Её тяготит шумное общество.
– Возможно. Но я не исключаю, что причина в другом.
– Хорошо, Ваше Высочество, я проведу очень тщательный осмотр.
– И не забывай об особом поручении. Амалия должна начать тебе доверять.
– Мне было бы легче вызвать её доверие, если бы я мог рассказать ей хоть что-то достоверное о её родителях. Мне жаль девочку. Она мечтает разыскать кого-то из своих родственников.
Себастину самому очень бы хотелось отыскать кого-то из родственников Амалии. Для начала хотя бы понять, кому адресовала письмо Луиза де-Патрис, которое так и не было отправлено. Если бы найти адресата, то многое можно было бы у него узнать. Но пока Себастину удалось расшифровать только одно имя, упомянутое в послании – Жильберт. Может, это письмо и предназначалось ей?
– Неужели не сохранилось совсем никаких сведений о роде де-Патрис? – сокрушённо произнёс доктор.
– Нет, Матье. Никаких.
– Может, о нём просто забыли, потому что он был разорён или находился в опале?
– Нет. Я проверил архивы. Рода де-Патрис никогда не существовало. Всё говорит о том, что до того, как король присвоил родителям Амалии титул, они были простолюдинами.
Луиза де-Патрис стояла у окна королевских покоев и смотрела на буйно цветущий весенний сад. Супруг подошёл сзади, положил руки на плечи:
– Тебе грустно?
Он мог бы не спрашивать. И так знал, что в этот день королева не может думать ни о чём другом, кроме как о дочери. Ровно 14 лет назад им пришлось оставить свою малышку и вернуться домой.
– Там сейчас осень. Наверно, льют дожди, – Луиза развернулась лицом к мужу.
Фабьен, конечно, понял, где «там». Там, где сейчас их дочь Амалия.
– Не грусти. Уверен, уже совсем скоро она вернётся.
– Знаешь, я иногда боюсь, что этого не произойдёт никогда. Вдруг письмо, которое я ей оставила, потерялось? Вдруг Амалия не знает, что делать? Не знает, где мы? Может, вообще, считает нас погибшими.
Слезинка блеснула в медовых глазах.
– Не переживай. Я не сомневаюсь, письмо у дочери.
– Но почему тогда она так пока и не вернулась? Ей уже девятнадцать. Дар должен был проснуться.
– Не переживай, – снова повторил Фабьен, ласково касаясь губами волос цвета осенней листвы. – Она вернётся.
В дверь королевских покоев постучали:
– Ваше Величество, завтрак, как вы и распорядились, накрыт в саду.
Глава 42. Проверка
Себастин зашёл в свои покои и сразу почувствовал, что тут кто-то есть. Взгляд быстро пробежался по периметру комнаты и остановился на фигуре, замершей в кресле. Света ночника было достаточно, чтобы разглядеть бесцеремонного гостя.
– Маркель? Ты же должен был вернуться из Авитьеры только завтра вечером, – Себастин зажёг настенные светильники.
– Скакал и день и ночь без сна. И вот я здесь, – ответил брат в своей обычной ироничной манере.
– Старые фокусы? – Себастин ироничного тона не поддержал.
Наверняка, Маркель срезал путь. А местность там опасная. Себастин не одобрял склонности брата к риску. Злился на его беспечность. И переживал за него.
– Только не начинай, братец. Мне будет достаточно нотации от отца. Его соглядатаи вот-вот вернутся из Авитьеры и всё ему доложат, – Маркель кивнул на соседнее кресло, намекая, чтобы Себастин сел рядом: – Я пришёл поговорить о другом.
Чутьё подсказало, что речь пойдёт о женщинах. А о чём ещё? Две страсти брата –опасные магические науки и хорошенькие барышни. Если беседа будет не о первом, значит – о втором. Себастин сел, показывая, что готов слушать.
– Отправь домой со смотрин Сюзон, а заодно и всё семейство Жильберт.
Ох, братец. Себастин невольно усмехнулся – только Маркель мог быть таким прямым и бесцеремонным.
– Ты решил за меня отсеивать девушек? Сначала требовал, чтобы я избавился от Амалии, теперь от Сюзон. Хочешь оставить меня совсем без невест?
Себастин откинулся на спинку кресла и посмотрел насмешливо. Но теперь уже Маркель не поддержал ироничного тона:
– Ты ведь всерьёз не рассматриваешь Сюзон в качестве возможной невесты? Так зачем она нужна здесь, на празднике?
Как возможная невеста, она, пожалуй, действительно Себастина не интересовала, но вот её матушка, как ключ к разгадке тайны Амалии, – очень даже.