Доктор Нусбергер расставлял чашки.
– Вы ведь все так и не потребляете сахар, Фабиан? – добродушно спросил он. Фабиан недобро посмотрел на него. – Да, да, я помню, что вы думаете о мозгоедах, не скажу, что не понимаю вашу точку зрения, но предпочту согласиться с коллегами о нашей необходимости. – Он вскинул палец. – Но мы продолжим эту дискуссию чуть позже, когда я принесу чай. Договорились? А вы пока садитесь. У нас впереди полтора часа, и я не хотел бы, чтобы вы давили на меня сверху своим тяжелым взглядом с высоты вашего роста.
Фабиан еще раз посмотрел в окно, шумно вздохнул и уселся. Доктор Нусбергер усмехнулся.
– Надеюсь, вы помните, что сказано об отношении к медперсоналу в инструкциях? – принеся чайник, усевшись и налив чаю себе и Фабиану, сказал он.
– Содействовать, – недовольно протянул тот.
– Иными словами, если я считаю необходимым задавать вопросы, вы отвечаете. Если я считаю необходимым предлагать небольшие тренинги, вы содействуете. Если я считаю нужным просто молчать, вы молчите, – благодушно произнес доктор Нусбергер, откинувшись в кресле и сложив руки на животе. – Хотя я и не встречал с вашей стороны слишком категоричного противодействия, но боюсь, последний раз был слишком давно, чтобы ничего не изменилось. Или изменилось? – с детским любопытством спросил он.
Фабиан пожал плечами.
– Чай цветочный. Луговой сбор. Цветы собирала моя племянница с детьми. Да еще и потребовала, чтобы я его пил. Я просто не мог отказать ей. Прошу вас, угощайтесь. Она в школе увлекалась ботаникой, так что ничего ядовитого быть не должно. – С мягкой насмешкой говорил доктор Нусбергер, пододвигая чашку с чаем ближе к Фабиану. – Еще есть вот такие штуки, сделанные из шоколада лично ими же. Эм, но их не предлагаю. Они со страшным набором приправ, не специй, милый Фабиан, приправ! – он вскинул палец. – Летиция же и экспериментировала. По ее утверждению, она придала шоколаду мужской характер. – Доктор Нусбергер тяжело вздохнул, скривился и сунул в рот бесформенный кусочек шоколада. – Хотя что общего у сварливой тетки и мужчины, я не понимаю. Как по мне, этот ужас куда больше подходит первой, – жуя, признался он.
Фабиан подозрительно смотрел на розетку.
– Как видите, это съедобно. – Доктор Нусбергер развел руками. – Горький шоколад и какой-то ужас вроде кайенского перца, полинезийской соли и японских морских водорослей.
– Ничего себе, – не выдержал Фабиан.
– А я о чем? – радостно отозвался доктор Нусбергер, глядя, как Фабиан тянется за конфетой и решительно отправляет ее себе в рот. Он счастливо заулыбался, когда Фабиан тихонько взвыл и ухватился за чашку. Он еще шире заулыбался, когда Фабиан осуждающе посмотрел на него.
Но в этих конфетах что-то было, потянувшее Фабиана взять еще конфету. Добровольно он бы этот ужас ни за что не съел. А так, за компанию с доктором Нусбергером – запросто. Попутно он рассказал, что очень зол на свою команду за проигрыш в школьных соревнованиях, собирается принять предложение Эрдмана побыть его ассистентом в летнем лагере, а в следующем году отослать резюме для прохождения практики не куда-нибудь, а в управление по связям с общественностью Консулата. И он с вызовом уставился на Нусбергера.
– А если не получите ответа? – невозмутимо спросил тот.
Фабиан нахмурился.
– Именно так, Фабиан, – продолжил Нусбергер. – Если вы получаете положительный ответ, понятно, что вы молодец. Можно только встать и зааплодировать вашей дерзости. Если вы получаете письмо, в котором вам сообщают, что в силу ряда причин эта практика невозможна, желают успехов в дальнейшем, тоже, скорее всего, понятно, что делать дальше. А если вы не получите никакого ответа?
– Я напишу еще, – после секундного замешательства сказал Фабиан. – И буду писать до тех пор, пока не получу ответа.
– Но принять это будет не так просто, – лукаво прищурился Нусбергер.
Фабиан заиграл желваками, не отводя взгляда от довольно улыбавшегося Нусбергера.
– Кстати, сколько времени вы будете ждать ответа?
– Приемлемым считается срок в четыре недели. После этого я непременно поинтересуюсь судьбой моего резюме, – раздраженно отозвался Фабиан. – И вообще, зачем вам еще и это? Эрдман потребовал, чтобы я явился к вам, потому что я вечно попадаю в какие-то чрезвычайные ситуации. Ну так и анализируйте меня в этих ситуациях.
– Фабиан! – обиженно воскликнул Нусбергер. – А чем это не чрезвычайная ситуация? Я не думаю, что найдется много учеников в этой школе, которые всерьез рассчитывать проходить практику в Консулате. Это чрезвычайно. Чрезвычайно интересно, – подумав, торжественно уточнил он.
Фабиан закатил глаза.
– Да что чрезвычайного-то? Обычное место, просто ковер на полу пушистее и тачки круче, – небрежно пожал он плечами и потянулся еще за конфетой.
– Действительно, – с преувеличенно озадаченным видом признал Нусбергер. – Будете еще чай?
Он спросил о Николае Торнтоне. Коварно – неожиданно, исподтишка. Фабиан уже подзабыл, что именно по этому поводу его к мозгоеду и сослали. И он откинулся в кресле назад и зло уставился на Нусбергера. Тот с серьезным видом ждал ответа.
– А я должен интересоваться, как он сейчас? – спросил Фабиан, пытаясь удержать в узде ярость.
– Он ваш одноклассник. Попавший в беду. – Серьезно сказал Нусбергер.
Фабиан молчал и жевал губы.
– Он мой бывший одноклассник, – пробормотал он.
– Иными словами, вы не интересовались, как он?
– Интересовался! – возмущенно выкрикнул Фабиан и приподнялся с кресла. – Интересовался, разумеется! Он в порядке, находится дома и собирается возвращаться к учебе.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Нусбергер. – Должен признать, однако, что я с чувством глубокого уважения и даже восторга читал отчеты штатных медработников о вашем поведении тогда. Вы очень решительно распоряжались. И очень действенно. Подумать только – найти на полу истекающего кровью одноклассника и не впасть в шок, что было бы, кстати, объяснимо и нисколько не постыдно, а оказать первую медицинскую помощь, заставить вызвать помощь и провести с Николаем все время до прибытия вертолета. Очень, очень решительно. Эм, Фабиан, жестокий вопрос. – Нусбергер ощутимо замялся. Фабиан подозрительно смотрел на него. – Вы позволите?
– Мы на официально назначенной консультации, которую своим авторитетом навязал мне господин Эрдман. Вы в самом ее начале напомнили мне о необходимости содействовать. И вы спрашиваете у меня позволения? – мило улыбнулся он, и его непринужденная улыбка противоречила тяжелому взгляду.
Нусбергер засмеялся.
– Следование официальным предписаниям и данное вами лично слово – это не одно и то же. Я знаю, что у меня есть первое. Я хочу заручиться и вторым, только и всего, – объяснил он. – Так вы позволите?
– Да куда я денусь, – пожал плечами Фабиан.
– Вы уже проходили через нечто подобное? Я не имею в виду ваших родителей. Они погибли, насколько я знаю, во время исполнения своих должностных обязанностей. Дело в том, что ваше поведение – оно было слишком эффективным и для человека четырнадцати лет от роду, и для человека, впервые оказывающегося в такой ситуации.
Фабиан отвернулся отчего-то. Поколебавшись, он нехотя признался:
– Не такое. Но нечто подобное случалось. Вы же знаете, где я вырос. Там это случалось часто.
– Вы не боитесь смерти?
– Чего ее бояться-то? – удивленно спросил Фабиан, поворачиваясь к Нусбергеру. – Смерть и смерть.
– А величие смерти? А ее неумолимость?
Фабиан нахмурился и подозрительно оглядел Нусбергера.
– Какое величие? Вы пятидневный труп видели? Гадкое зрелище, должен сказать. Ну, неумолимость… Понос тоже неумолим. И что?
Нусбергер захохотал. Фабиан довольно ухмыльнулся. Нусбергер нравился ему, и с этим трудно было что-то поделать. Казалось бы: сидит перед тобой старикашка шестидесяти лет от роду в своем кардиганчике и задает вопросы, которые он сам себе и не задал бы никогда. Нусбергера следовало ненавидеть уже за то, что он был психологом, а значит – должен был и хотел знать о Фабиане все. И при этом он был симпатичен. Потому что Фабиан мог рассказать ему много больше того, что собирался, и можно было оставаться уверенным, что в его официальные отчеты попадет только минимально необходимое. И смерть. Чего с ней так носились все вокруг, Фабиан не понимал. Аластер с какой-то придури начал слушать странную музыку, носить странные аксессуары, читать странные книги и с томным видом говорить о великом ничто, и ладно если бы он один такой был. В их легионе половина ребят носилась с новомодными «Харонами», обменивалась их треками, клипами, постерами, до хрипоты спорила, какое интервью глубже и где они точней рассказали о сверхъестественном и да, о смерти тоже. Вторая половина сходила с ума по спортсменам, и это временами казалось не менее утомительным. Ни то, ни другое Фабиана не привлекало, но и то и другое можно было использовать, если нужно было как-то мотивировать ребят. Например, пятью билетами на «Харонов» и увольнительной на сутки, пусть и в сопровождении куратора. Или поездкой на матч – и соответственно увольнительной и сопровождением куратора. Эрдман соглашался неохотно, для него это означало дополнительное время вне своей тихой и тускло освещенной кельи, но на настойчивые уговаривания Фабиана не поддавался только хладный труп, а Эрдман таковым не был, пусть и производил схожее впечатление.
– Должен признаться, для подростка вы на редкость здраво мыслите, мой дорогой Фабиан, – отсмеявшись, признался Нусбергер и устроился поудобней в кресле. – Но объясните мне одну вещь. Вы не были близки с Николаем. Я просмотрел его и ваши социограммы. Он общался с детьми из третьего легиона. У него кузен в шестом, с которым Николай был достаточно дружен. В своем легионе отношения с соратниками как-то не складывались. – Он вопросительно смотрел на Фабиана. Тот пожал плечами. – Ничто, просто ничто не указывает, что вы как-то близки. Скорей наоборот. Я бы сказал, что Николай остерегался и даже боялся вас.
Фабиан посмотрел в окно, на стену, похлопал себя по бедру.
– Он нытик. Не идиот, но дурачок. Понимаете? – посмотрел он на Нусбергера. Затем покрутил ладонью у виска. Он продолжил, решительно жестикулируя, и Нусбергер следил за ним с обостренным интересом: – У него была уйма идей каких-то ненормальных. Он вечно фиг знает где витал мыслями. Ну или чем там. На мысли у него явно мозгов не хватило. Ему вообще не место здесь было. И вечно, вот просто вечно: где Торнтон, там мы влетаем в проблемы. Брали мы его в матч – там, где он, просто дыра какая-то. Берешь его в соревнования – знай, мы вылетаем из тройки. Понимаете: семь легионов – и мы не в тройке. Это просто позор. А послать его в зрители тоже не получалось. Равноправие, – кисло закончил Фабиан.
– И тем не менее, вы оказались единственным, кто поддерживает с ним связь до сих пор.
– Он член моего легиона, – сухо сказал Фабиан.
– Ваши соратники переживают его поступок, не так ли?
– Еще бы, – мрачно согласился он.
– А вы?
– А я зол.
– Вас лично затронул его порыв, да?
Фабиан глубоко задышал.
– Этот идиот мог бы и о других подумать. И если брался за стекло, так либо вены резал бы точней, либо делал это дома. А не… на виду у всех. – Он покраснел, вцепился руками в подлокотники. – Либо… не знаю, хотя бы поделился с кем-то, что у него в голове тараканы озверели. А не… Идиот! – рявкнул он и стукнул кулаком по подлокотнику.
– Вы не сможете просчитать даже своих поступков, Фабиан, – ласково возразил Нуспетер. – И я соглашусь с тем, что Николай неразумно попытался решить свои проблемы слишком радикально.
– И какие проблемы он решил? – скептически спросил Фабиан. – Только на уши всех поставил.
Он внезапно встал и подошел к окну.
– Весь легион из-за него пришибленным ходит. И мне тоже… А если у кого-то еще похожие проблемы? Это можно как-то определить? – развернулся он к Нуспетеру.
– Есть некоторые маркеры. Но Фабиан, не стоит переоценивать себя. Вы взяли на себя ответственность за свой легион, и я рад видеть, что вы очень серьезно к ней относитесь. Но вы не сможете защитить и сделать лучше всех ваших соратников одновременно. Всегда остается возможность, что в силу ряда обстоятельств накопится критическая масса психических проблем, окажется слишком тяжелой ношей, и достаточно какого-то совершенно незначительного триггера, чтобы человек сломался. Николай, к сожалению, особой выносливостью не отличался. Да еще и готикой увлекался, а там все решения крайне просты, – размеренно говорил Нуспетер, следя за Фабианом.
Тот сел в кресло.
– Готика, эти «Хароны», – скривился он. – Я их запрещу к чертям.
– Появятся другие, – хладнокровно возразил Нуспетер. – Фабиан, еще раз: вы отвечаете за легион. Но вы не несете личной ответственности за каждого его члена. Это просто невозможно.
– А что за триггер пустил Торнтона под откос? – пристально глядя на него, спросил Фабиан. – Вы ведь знаете?
– Фабиан, милый, и что дало вам основание думать, что я раскрою тайну психотерапевта?
– Но попробовать следовало, – лучезарно улыбнулся тот. Нуспетер не смог не улыбнуться в ответ.
Аластер возлежал на крыше спорткомплекса и курил. Фабиан выхватил у него сигарету из пальцев и затянулся.
– Ну-у-у, – обиженно затянул Аластер. Фабиан шикнул на него и откинулся назад.
– Как тебя только не запалили, – рассеянно бросил он.
– Как нас только не запалили, – недовольно огрызнулся Аластер. – Ты жив после мозгоеда?
Фабиан скосил на него глаза.
– Он нормальный мужик. Не понимаю, чего ты его так не любишь. Или обидно, что у него не встает на твою блядскую улыбку?
Аластер надулся.
– Ну-у-у, – задумчиво протянул он. – Нет, да нафиг нужен он мне, этот старпер, – изящно отмахнулся он, презрительно кривясь.
– Что, зелен виноград? – ухмыльнулся Фабиан. Аластер толкнул его.
– Придурок, – скривился он и неожиданно затаился. – А у тебя, Фаби, у тебя встает?
Фабиан ухватил его за волосы и пригнул к крыше.
– Тебе сколько раз говорить? – прошептал он тому на ухо. – Не. Лезь.
Он убрал руку. Аластер возмущенно зашипел.
– Так ты говоришь, Торнтон вертелся вокруг Лормана? – отстраненно спросил Фабиан.
– Вокруг него кто только не вертится, – сморщился Аластер. – Весь третий легион. Весь пятый. Весь шестой. Седьмой наперегонки пишет стихи, как у Лормана.
– Что, главный критерий – чтобы хреново, но о родине? – бросил Фабиан. – А наши?
– Ты сам не знаешь? – огрызнулся Аластер.
– Знаю, – сквозь зубы процедил Фабиан. – Он к тебе лез?
Аластер затаился и осторожно заглянул ему в лицо.
– Он ко всем лезет. К тебе разве…
Фабиан повернулся к нему. Аластер занервничал, стал на колени и положил на них руки.
– Да ладно, ничего ведь особенного. – Пробормотал он. – Ну ущипнет за физиономию. По заднице погладит. И с Торни ничего такого не было.
– Уверен? – холодно спросил Фабиан. – Наверняка знаешь?
– Если бы было, он бы рассказал своему Бадди. А так вроде тот тихо себя ведет. – Осторожно добавил Аластер.
Фабиан докурил сигарету и щелчком отправил ее с крыши.
– Твоя миникамера где? – требовательно спросил он, вставая.
Аластер вытянулся у его ног, явно намереваясь не сползать с нагретого места. Можно было, конечно, попытаться отговорить Фабиана от чего он там себе надумал. Но попытки в любом случае обречены на провал.
Фабиан легонько пнул его носком ботинка. Аластер недовольно покачнулся и заворчал.
– Где обычно, или ты ее перепрятал? – присев на корточки, угрожающе произнес Фабиан.
– Ты придурок, Равенсбург. Что у Торни в башке не все в порядке, виноват не Лорман, а он сам. – Избегая глядеть на него, сказал Аластер. – Это мог быть не Лорман, а тот же Сибил Влиссман. Тоже тот еще козел. Или, не знаю, он Харонов переслушал бы и решил «сделать шаг в лодку». Ты ничего не сможешь сделать, этот Лорман же – он крутой чувак, со Вторым консулом дружит, все дела. Никто ему ничего не сделает. И Торни это тоже не поможет.
– Но это был Лорман, и это был Торнтон из моего легиона. И может быть еще кто-то, которому не повезет. И может, был еще кто-то, – тихо сказал Фабиан и вскочил. – Так я возьму камеру.
– А если я скажу нет? – лениво поинтересовался Аластер, поднимая на него голову.
Фабиан усмехнулся.
– Все равно возьму.
– Так зачем спрашивать? – флегматично спросил Аластер, доставая еще сигарету.
– Курить вредно, Армониа, – бросил Фабиан через плечо, забираясь в лестничную шахту. Аластер без слов показал ему средний палец и прикурил.
Ваан Лорман неторопливо шел по аллее в направлении главного корпуса. Фабиан выскочил из него и замер на крыльце.
– Добрый день, господин ваан Лорман, – пробормотал он и спустился по ступеням вниз, настороженно глядя на ваан Лормана.
– Добрый день, Фабиан, – медовым голосом сказал ваан Лорман, щурясь. Вроде от солнца. Оно было ярким, агрессивно-ярким в этот полдень. – Вы снова спешите? Ах, молодость… Жаль, что нам, старикам, остается только смотреть вам вслед. Как вы поживаете, Фабиан? Я не вижу вас на своих семинарах.
– Я занят другими проектами, господин ваан Лорман. – Вежливо ответил Фабиан, медленно проходя мимо и следя за ним не отводя глаз.
– Жаль, очень жаль. Я всегда считал, что ваш способ мышления невероятно подходит истории. Вы мыслите историческими категориями, не боитесь ни прошлого, ни будущего. Вы дерзки и при этом последовательны, Фабиан, и мне жаль потерять такого ученика.